Изгнанники Эвитана. Дилогия

Что же написать? Перед глазами стоит - не отвязывается старинная шпалера. Там закованный в устрашающие латы коленопреклоненный рыцарь целует даме ручку в белой нитяной перчатке. "Герой уходит на войну".

Что бы написала Ирия попавшему в плен жениху? Много что - будь это полгода назад. И зовись жених Всеславом Словеонским и Старградским, чтоб ему.

Что бы она написала брату - будь он не Леоном? И не Сержем - потому что его Ирия ни разу в жизни не видела. И особых сестринских чувств не испытывает...

– Что это?
– старик без спросу вчитался в только что написанные "племянницей" строки.

Ну и беспардонные пошли герцоги!

Вот и читай текст старинной песни. Из очень неплохой книги.

Анри Ирии - не жених и не брат. Но уж точно - не чужой. И лицемерия с ее стороны не заслужил.

Так почему бы не написать ему то, что хочется перечитать самой?

2

Темный сад. Темные стены вокруг казарм, темные фигуры стражников - на стенах. Темные силуэты деревьев клонит ночной ветер. Деревьям не уйти... и не защититься. А ветер... разве у него есть выбор?

Безмолвие.

...
– Встань с колен! Не позорь себя перед этими!

– Пожалуйста, пожалуйста, пощади! Умоляю!..

– Дерись, Темный тебя подери! Неужели ты предпочитаешь умереть под кнутом?

– Я не виноват! Пожалуйста, я ни в чём не виноват! Я ее даже никогда не видел! Ради всего святого!.. Ради вашей матери! У вас же есть мать?..

– Я убью тебя быстро. Это - всё, что я могу для тебя сделать.

– За что?!..

...
– Подполковник Тенмар!

Он же просил, чтобы оставили одного. По-человечески просил!

Анри обернулся.

Ну, конечно. Рауль передал "всем нашим". Николса он к ним не отнес.

...Алая кровь стекает с клинка. Под бешеный рев пьяной толпы.

Кровь - на арене, на мече. На губах умирающего мальчишки...

– Я... не... ни в чём... За что?!..

– Знаю. Ни за что. Прости...

Кровь - на закатном небе... Горизонт был залит алым. А теперь - темнее деревьев, теней в саду и чужой души.

Нет солнца, нет луны... Ничего больше нет и не будет!

– Что-то с Сержем, капитан Николс?

Кридель лежал в горячке с самого возвращения. Только на вторые сутки - сегодня утром - пришел в себя.

Сейчас возле него Шарль.

– Нет, Серж спит. Ему лучше... Какие у него были глаза?

– Что?!

Не дождешься, Николс. Здесь твой друг прав. Бить настолько слабого - последнее дело.

И только поэтому - в морду ты не получишь.

– Там... в Лиаре... я ничего не помнил... Только лица... белые... и глаза! Я стрелял в них не сам... не мог сначала. А снились всё равно!

– Считаешь, мы теперь - в одной цене?
– зло усмехнулся Анри.
– Что ж, возможно. Только я просил оставить меня одного. Зачем пришел? Выговориться?!

– Нет... выслушать, если...

Тенмар чуть не расхохотался - дико и зло. Как Сезар после первого боя.

Прямо в лицо непрошенному утешителю.

– Капитан Николс, я не впервые сегодня убил человека, - устало вздохнул Анри.
– Так что...

– Впервые - того, кто не мог защищаться.

"Я... не... ни в чём... За что?!.."

– Мы - не в одной цене, подполковник. Вы ни в чём не виноваты. И это понимают все, кроме вас.

Темные круги вокруг светлых глаз. Бледное исхудавшее лицо. Роджер Николс не убивал до девятнадцати лет...

А луна всё-таки выкатилась - из-за непроглядных облаков. Это Тенмар ее сразу не заметил...

– Я выполнял приказ. Как все. Приказ отца. Я смотрел на этот кошмар всё время, каждый день... А потом со мной что-то произошло... изменилось. Вы были правы, все правы: я - подлец. И подлец - слабый. Я стал таким, как все... там. Потом это прошло... совсем! А жить с этим... Я пытался застрелиться, подполковник. Надо было в висок, а я - в грудь... Лучше бы Всеслав...

Анри видел глаза Николса во время казни. Такое не сыграешь.

А у того парня глаза...

– Они были карими, Роджер. Карими с прозеленью.

А смотрели... Такой взгляд был у сломавшей шею лошади. Несколько лет назад. Тенмар знал, что ей - не жить. Осталось только остановить агонию. Но когда стрелял - самому жить не хотелось!

Тогда виноват был Сезар. Глупый подросток, не думавший, что "так получится". А с кого спросить за юного вольноотпущенника, Анри знает!

Где-то хоронят погибшего за чужие грехи мальчишку. И плачет, глядя в непроглядный мрак подземелья, светловолосая девочка. Уже несколько часов как заживо замурованная в склепе.

Наслаждается жизнью патриций Марк Сергий Виррин. Ждет новых зрелищ жадная, неутомимая толпа.

Сегодня на небе нет звезд. И луну вновь затянули чернильные тучи.

Только мгла, непроглядный мрак. И рассвет еще не скоро...

3

Чуть слышно шелестит трава - под чьими-то шагами. Не Роджер же Николс - по второму разу.

Сержу всё-таки хуже? Ладно, Тенмар, хватит раскисать, возвращайся!

Анри резко обернулся. И столкнулся взглядом с центурионом.

– Полковник, вас хочет видеть один патриций. Он просил не называть его имени.

– Уже иду, - кулаки сжимаются сами.

"Просил не называть". А это и незачем. Только последний дурак не догадается.

– Анри, я добыл вам увольнительную...

Всегдашнюю ироническую улыбку стер с лица удар кулака. Наотмашь.

Тенмар рывком вздернул за грудки падающего Виррина. И бешено прошипел в окровавленное лицо:

– У тебя десять слов, чтобы назвать причину, мешающую мне сейчас придушить тебя!

Не впервые ли избалованный патриций так ошеломлен? И интересно - неужели действительно думал, что салонный учитель сделал его хорошим бойцом?

Впрочем, закричать Виррин успеет. За миг до хруста шеи...

Значит, ты не назвал имени? И никто не узнает, что ты был здесь?

Где же десять слов, что оставят тебя в живых? После того, как ни в чём не повинный человек умер за твое преступление? Только вчера.

Слов понадобилось четыре:

– Помоги мне спасти виргинку!