Изгой

Она перестала застегивать платье и улыбнулась ему. Он подошел немного ближе.

— А той ночью все закончилось нормально? — спросила она с напускной небрежностью, и перед его глазами возникла картина: Кит, застыв, сидит рядом с ним на сиденье, он пытается управлять машиной, а Элис…

— Да, спасибо. А у тебя?

— Ну, ты же знаешь. Дело в том, что мой отец ненавидит меня. Как и твой — тебя, я думаю.

— У моего есть на то основания.

— Какие еще основания? Церковь, что ли, и все остальное?

— И все остальное.

Наступила тягостная пауза.

— Что?

Она смотрела на него и ждала. Она ждала, что он заговорит, а ему действительно необходимо было выговориться, рассказать ей что-то важное о себе.

— Иногда… — он пожал плечами, — у меня возникает такое чувство, что я из всего выпадаю, как будто весь мир находится где-то далеко от меня. И темнота. И я тоже темный. Еще совсем недавно я не знал, смогу ли вернуться оттуда… С тобой такого никогда не было?

Когда он произносил эти слова, его охватил страх. Кит пристально посмотрела на него.

— Конечно было, — сказала она, и он не сомневался, что она знает, о чем он говорит.

Этого было достаточно. Она больше ничего не сказала. Они прошли немного вперед. Река впереди них сужалась, а проход загораживали деревья. Льюис остановился, и Кит остановилась тоже. Он посмотрел на нее.

— А почему он должен тебя ненавидеть? Я имею в виду, твой отец.

— Он считает, что я отвратительная.

— А мне кажется, ты вполне нормальная, — сказал он и обрадовался, когда заметил, что ей это понравилось.

Она стояла, отвернувшись от него, ее загорелые шея и плечи резко выделялись на фоне выцветшего блеклого платья, застегнутого сзади не на ту пуговицу и поэтому плохо прилегающего к телу. Глядя на нее, он не мог сдержать улыбку. Он подумал, что она всегда вызывала у него улыбку. Это было дитя, которому так легко доставить радость, но она была и настолько серьезна, что так и просилась, чтобы над ней подшучивали. Она не смотрела ему в глаза, и он вспомнил, как она сказала, что влюблена в него. Как это могло случиться, неужели она именно это имела в виду? Возможно, он просто неправильно ее понял. Впрочем, ее застенчивость, казалось, приглашала его куда-то, и ему было необходимо ее внимание, поэтому он прикоснулся пальцем к ее ребрам, несколько раз ткнул ее в бок, пока она не начала смеяться.

— Не надо!

Ему очень понравилось, как она смеется, и он ткнул ее снова.

— Прекрати!

Она попыталась отбиться от него, а он поднял руки, чтобы защититься. Она сейчас была похожа на забияку, и ему пришлось, удерживая, схватить ее за запястья, но и в таком положении она попыталась лягнуть его. Теперь они смеялись оба, и ему нужно было либо продолжать сражаться с ней, либо упасть, поэтому он упал на землю и смотрел на нее снизу вверх. Она стояла над ним в позе победителя.

— Ух ты! — воскликнула она, и он снова рассмеялся.

Она стояла над ним, заслоняя собой солнце, и из-за этого вокруг ее головы возникло сияние. Затем он сел, а Кит принялась ковырять ногой землю; оба молчали. Она заметила на траве подходящую палку, подобрала ее и, усевшись под большим деревом, начала рисовать на земле какие-то линии. Дерево было достаточно большим, чтобы они могли прислониться к стволу оба, поэтому он подошел к ней, вытащил сигарету, прислонился к стволу спиной и, закрыв глаза, закурил.

Ему было хорошо находиться рядом с ней. Намного лучше, чем оставаться одному.

— Дора Каргилл ударила тебя.

— Да, ударила.

— Она сумасшедшая.

— Я уже это слышал.

— А на что похожа тюрьма?

— Там все нормально.

— Они плохо с тобой обращались?

— Там я не поднимал головы.

— Это как в школе?

— За исключением того, что там ты все-таки учишься разным вещам.

— Каким еще вещам?

— Я могу делать деревянные столы. И могу установить на них колесики.

— Черт возьми, думаю, что жизнь у человека, который делает столики на колесах, должна быть очень радостной.

— Ты хочешь сказать, спокойной?

— Ну да, где-то так. Ой!

Она загнала занозу.

— Покажи.

Она протянула ему свою руку. Он склонился над ней.

— Как это ни странно, но очень больно. Не выдавливай ее!

— А как еще я могу ее вытащить?

Она вырвала свой палец и принялась сосать его; с одной стороны, это выглядело по-детски, с другой стороны — совершенно не по-детски, как-то тревожно.

— У меня есть нож, — сказал он.

— Ничего у тебя нет.

— Нет, есть. Сейчас вытащу. Покажи свой палец.

— Нет!

— Мне казалось, что ты храбрая.

— Я могу быть такой.

— Ладно, давай палец.

Он сделал вид, что лезет в карман.

— Нет! Его ведь у тебя на самом деле нет?..

— Нет, ножа у меня, конечно, нет.

Он сел, прислонившись спиной к дереву, а она снова занялась своим пальцем, сосредоточенно стараясь зацепить занозу. По ее влажным волосам сползла капля воды и упала, разбившись о сухую землю. Ее платье намокло и плотно облегало тело. Он смотрел на ее склоненную голову, на ее щеку, на плечо. Если бы он был художником, ее можно было бы нарисовать всего несколькими энергичными линиями.

— Зачем ты подстригла волосы?

— Я видела один замечательный фильм, и там была девушка с короткой стрижкой, вот я и подумала, что это будет эффектно.

— А не парень с короткой стрижкой?

— Да нет, девушка… прекрати!

— Тебе идет.

— Папа пришел в бешенство. Сначала я сделала это сама, но получилось просто ужасно, поэтому мне пришлось идти в парикмахерскую в Тарвиль, чтобы там мне подправили. Они хотят, чтобы я снова отрастила волосы, но я не собираюсь этого делать.

— И не надо.

Коротенькие волосы, такие мягкие и темные, на ее шее лежали очень красиво. Эта была не та красота, когда о женщине говорят, что она красива, это было нечто совсем другое, но тоже очень красивое.

— Почему ты сжег церковь?

Вопрос был глупым, и она поняла это по его взгляду.

— Нет, правда, почему?

— Не знаю. Так получилось. Просто должен был увидеть это.

— Это, наверно, было зрелище!

— Точно.

— Ты бы видел всю эту беготню.