Изгой

Она лежала на спине поперек кровати, на ней была ночная рубашка, и ее тело едва прикрывала простыня. Рот ее был немного приоткрыт, грудь слегка приподнималась и опускалась в такт ровному дыханию. Вдруг она открыла глаза. Он шагнул назад, на площадку.

Он решил, что она его не видела. Он подождал, затаив дыхание, не смея вернуться к себе в комнату. За дверью было тихо, затем он услышал, как она пошевелилась, услышал, как зашелестела простыня, услышал ее шепот:

— Льюис?

Прежде чем сдвинуться с места, он ждал еще очень долго. И вернулся в свою постель только тогда, когда убедился в том, что она заснула.

Утром они друг друга не видели, потому что он ушел на работу еще до того, как она встала. Теперь он понимал ранее таинственную для него привязанность людей к работе — она способна была отвлечь от всего остального.

— Год 1949-ый, — сказал Филлипс и вывалил на его стол еще один ящик картотеки.

«Вам следует явиться в понедельник 26-го августа…» Он взял свой карандаш. Пострелять из винтовки было бы здорово, но вот перспектива убивать кого-то его совершенно не привлекала. Он расскажет отцу о том, что уходит в армию, в конце недели. На Джилберта это вряд ли произведет впечатление — он сам был хорошим солдатом на войне за правое дело. Льюис представил себе, как он выглядит в форме, как отдает честь, как ему вручают медаль, как приодевшиеся по этому поводу Джилберт и Элис хлопают ему. Но потом он подумал, что более вероятно другое: получив однажды в неподходящий день винтовку, он может не устоять перед искушением пустить себе пулю в лоб и таким образом освободить их от себя. При этом он продолжал писать: «…итого 80 фунтов при стоимости 5 фунтов стерлингов 6 шиллингов 4 пенса…»

Уезжать из конторы карьера, солнечным вечером ехать на машине домой по дороге, вьющейся по склону холма вниз, было сначала по-настоящему здорово. В деревенском пейзаже и в самом факте того, что покинул ненавистный письменный стол, чувствовалась красота, приносящая облегчение. Затем он выезжал на более прямой участок дороги, уже перед самой деревней, и мысленно начинал рисовать себе картину возвращения домой, Элис, то, чем она занимается, и при этих мыслях он помимо воли начинал ехать медленнее, а иногда и просто останавливался и ждал. Сегодня он этого не сделал; он заставил себя не снижать скорость и понял, что уже приехал домой, только тогда, когда увидел у подъездной дороги к их дому ожидавшую его Тамсин. Он притормозил и посмотрел на нее, такую неестественно красивую и бледную на фоне темной листвы. Он с удивлением подумал о том, что она пришла сюда пешком, чтобы встретить его, и что она ждет его уже какое-то время.

Она стояла в своем ярком летнем платье, и он, приближаясь к ней, чувствовал себя скорее частью темного фона позади нее, чем частью окружавшего ее света. Она подняла руку в перчатке и помахала ему. Он остановил машину.

— Я подумала, что ты меня не заметил!

— Нет, я заметил тебя. — Двигатель он не заглушил.

— Это длилось целую вечность. Что ты там делал?

— Работал.

— Мой папа отказал тебе?

— Конечно.

— Может быть, пойдем пройдемся?

— Прямо сейчас?

— Разумеется, если ты не против.

Он бросил взгляд вдоль аллеи на свой дом — и на Элис — и заглушил мотор.

— Тогда пойдем.

Они немного прошли по обочине и остановились у ступенек перехода через ограду, окружавшую луг, который тянулся вдоль дороги в сторону станции. Это был длинный и узкий луг с протоптанной через него тропинкой, уходившей к лесу. Солнце подсвечивало деревья сбоку, и они сияли на фоне собственных теней, а весь луг был залит золотистым светом.

Тамсин подала ему руку и ступила на переход. Она взобралась наверх, продолжая держаться за его руку и глядя ему в глаза.

— Давай сходим в лес.

Льюис физически ощущал этот взгляд. Он совсем не был уверен, что ему следует с ней куда-либо ходить.

— Хорошо, — сказал он, и они пошли по лугу в сторону деревьев.

Он курил сигарету и смотрел под ноги, а она, казалось, радовалась тому, что они вот так идут и молчат. Его мысли были сейчас не о ней. Они дошли до леса; под деревьями было прохладнее. Он шла, держа руки за спиной и поглядывая на него сбоку. Он знал, что она смотрит на него, знал: ей приятно, что он считает ее привлекательной, но это был тупик, путь в никуда, и он не хотел оказаться вовлеченным в это.

— Я тебе больше не нравлюсь?

— Ты красивая.

Деревья теперь окружали их со всех сторон. Тамсин остановилась и прислонилась к толстому стволу дуба. Он тоже остановился и, повернувшись вполоборота, посмотрел на нее. Она сняла свои туфельки, и ее босые ножки оказались такими же аккуратными и совершенными, как и все в ней. Расстегнув пуговицу, она сняла одну перчатку, потом вторую, и, протягивая их ему, взглянула на него и позволила волне своих волос упасть на лицо. Он уронил сигарету, раздавил ее каблуком и тоже посмотрел на нее. Это начинало его злить.

— Думаю, что ты охладел ко мне, — сказала она. — Раньше ты считал меня очень красивой, я это точно знаю.

— Чего ты хочешь от меня?

— Что ты, черт возьми, имеешь в виду?

— Почему ты так мила со мной?

— Я же говорила, я хочу помочь тебе.

— Помочь мне — в чем?

— Льюис, ты…

Она запнулась, и ему это понравилось.

— Когда у тебя день рождения?

— Что?

— День рождения когда?

— В мае.

— Двадцать первого мая. Вы приглашали гостей?

— Конечно, и очень много. Ну и что?

— Было много друзей. Это происходило у тебя дома?

— Льюис!

— Это происходило у тебя дома?

— Да, у меня дома! Почему ты об этом спрашиваешь?

— Я разговариваю с тобой так же, как между собой разговаривают другие. Я веду нормальный разговор, как все нормальные люди…

— Но ты ненормальный человек, ты это хочешь сказать?

— А что, нормальный? Или ты считаешь, что ненормальный?

— Действительно! Раз уж тебе так хочется, чтобы я это сказала…

Нет. Ему не хотелось, чтобы она ему это говорила. Она стояла, прижавшись спиной к дереву. Она казалась такой маленькой на его фоне, и он сделал шаг в ее сторону.

— У тебя есть приятель?

— Мне двадцать один, не думаешь же ты, что я не нравлюсь мужчинам?

— Но мальчики тебе не нужны, ты это хотела сказать?

— Ты не мальчик.

— Ладно, а кто же я тогда?

Она рассмеялась:

— Я бы сказала, что ты — большая проблема!

— Да, я проблема. Нормальные вещи мне не нравятся. Я не могу делать многое из того, что делают нормальные люди. Но я мог бы повести тебя в галерею. Я мог бы угостить тебя обедом где-нибудь.

— Глупый. Я не хочу, чтобы ты делал это.

— Тогда чего же ты хочешь? Чего конкретно ты хочешь, Тамсин?

— Я хочу говорить с тобой.

— Говорить со мной — о чем?

— О разных вещах.

— О спектаклях? О книгах? О чем?

— О твоих… ну, Господи, о твоих проблемах, я думаю. Я хочу, чтобы тебе стало легче.

— Ты хочешь, чтобы мне стало легче?

— Твоя мама…

— Моя мама утонула. Это случилось почти десять лет назад. Некоторое время в голове у меня была полная неразбериха, но сейчас со мной все в порядке. Что еще?