Измена. Если муж кинозвезда

— Не скажу.

Наливаю вина в бокал и протягиваю ей.

— Я люблю только тебя!

— И я люблю тебя и очень скучаю! — бормочет жена и, поднимаясь, берет бокал.

Мы соприкасаемся ими, нарушая тишину комнаты, и пригубляем кроваво-красный напиток.

Поставив бокал на пол, я усаживаю ее к себе на колени, и она, как Аня, сворачивается у меня на груди.

7 глава

Сегодняшний день один из самых лучших дней в моей однообразной жизни. После страстного утра мы отправились за дочерью и, поддавшись уговорам родителей Андрея, побыли у них до обеда. Потом сходили на пляж и весело провели время семьей, купаясь и играя в мяч, а вечером побыли втроем дома, смакуя каждую минуту нашего совместного времяпрепровождения.

Сейчас же Андрей отправился укладывать Аню, а я бесцельно листаю ленту мессенджера, ожидая его возвращения и надеюсь на умопомрачительный вечерний секс, но в десять вместо него в комнату входит дочь и заявляет:

— Все!

Смотрю на нее большими глазами, не понимая, что она этим хочет сказать.

— Что — все?

— Папа спит! — объясняет Аня, а я ложусь от смеха. Умотала-таки отца. Умница дочка!

Зову ее к себе в кровать и через пятнадцать минут, усыпив свою безобразницу, направляюсь в ее комнату на поиски мужа.

Андрей, скрючившись, спит в детской кроватке. Губы ползут к ушам от картинки, что вижу. Он такой милый. Аккуратно пристраиваюсь рядом и вдыхаю его запах. Блаженство. Меня распирает от любви к собственнму мужу, и я, не в силах больше сдерживаться, прикасаюсь к его губам легким поцелуем. Андрей начинает ворочаться и, полусонный, притягивает меня к себе. А потом, буквально через минуту, приоткрывает глаз и хрипло спрашивает:

— Я что, уснул?

Киваю:

— Аня уложила тебя.

Он приподнимает меня, и я в одно мгновение оказываюсь сверху.

Андрей смотрит на меня такими многообещающими, потемневшими глазами, что я сглатываю и предлагаю, пока мы еще способны на это:

— Может, поменяемся с ней комнатами?

— Давай.

Муж переносит дочку в ее кроватку, и как только возвращается в нашу кровать, накидывается на меня, как оголодавший зверь, а не как хищник, которого я ласкала все возможное время..

Одежда летит куда придется, тела сплетаются, а я хихикаю от его напора, плавлюсь и, сама сгорая от желания, забираюсь на него сверху.

Андрей любит, когда я беру инициативу в свои руки… А я часто ленюсь…

Сливаемся телами, чувствами, желаниями… Я задаю ритм, а муж помогает мне двигаться, приподнимая за бедра, но я все равно быстро устаю, и он меняет нас местами. Обхватываю его торс ногами и стону от его движений. Люблю, когда Андрей придавливает меня своей тяжестью и целует…

Не помню, как долго мы предаемся сладострастию, но утром я просыпаюсь первой, что, в принципе, мне не свойственно, но, видно, где-то в подсознании сидит то, что Андрей сегодня уезжает, и мне хочется хоть немного побольше побыть с ним, а не тратить время на сон.

Провожу рукой по его светлым волосам и невольно прерываю его сон. Милая улыбка, подаренная мне, бередит мое сердце и вызывает море любви в моих глазах и желание ее выплеснуть. Прижимаюсь к его телу, прикасаюсь к губам…

Андрей, не спрашивая, стягивает вниз лямки моей шелковой рубашки и начинает покрывать мое тело умопомрачительными поцелуями, уносящими меня в другое измерение.

Кайф… Главное, чтобы Аня тоже рано не проснулась.

Наш секс всегда получается крышесносным, но перед разлукой мы отдаемся друг другу как в последний раз, и я, взлетев куда-то ввысь, долго не могу вернуться обратно и лежу, не отпуская его ногами, не желая разъединяться.

За завтраком я остро чувствую, что неизбежное расставание висит над нами, как дамоклов меч, и горечь и грусть заполняют меня до краев. Только решительный голосок Ани, помогающей мне делать бутерброды для завтрака, держит меня, чтобы совсем не раскиснуть.

— Папа, тебе какое яйцо порезать — правое или левое?

Таращусь на дочь, потом переглядываюсь с Андреем и смеюсь вместе с ним.

Аня поднимает на меня свои ангельские глазки и спрашивает:

— Что смешного?

В один голос произносим «ничего» и пытаемся спрятать свои улыбки.

— Ты говорила, что смеяться над другими плохо! — не сдаваясь, рассуждает дочка. Стараясь успокоить ее, сознаюсь:

— Прости, Анюта, мама с папой плохо поступили. Смеяться над другими действительно нельзя.

Малышка улыбается, довольная, что плохо поступать может не только она, и сообщает:

— Значит, вас надо наказать.

Киваю, а та начинает выливать на нас поток своих рассуждений. Понимая, что болтовня дочери не дает мне собраться с мыслями и начать важный разговор с Андреем, который я откладывала вчера весь день, я прошу ее:

— Все, Аня, помолчи.

Обижается:

— Зачем ты меня учила говорить, если хочешь, чтобы я молчала?

Смотрю на нашу рассудительную дочь и не знаю, что ей сказать.

Андрей усмехается и тихо произносит мне на ушко:

— Два-ноль в пользу Ани.

Понимая, что мне все-таки нужно поговорить с ним, я пользуюсь хитростью и снова обращаюсь к дочке:

— Аня, посмотри, какая ты грязная. Ты у меня просто хрюшка. Иди срочно мой руки.

Дочь недоумевающе смотрит на меня и продолжает жечь:

— Мама, ты знаешь, что хрюшка — это дочка свиньи!

Как по команде начинаем хохотать над тем, как моя малышка уделывает меня раз за разом, но понимая, что она сейчас снова напомнит нам, что смеяться над другими плохо, я беру себя в руки и повторяю свою последнюю фразу, не вызывающую у нее никаких вопросов и сомнений.

— Иди вымой руки!

Аня тяжело вздыхает и уходит, а я, наконец, остаюсь наедине с мужем.

— Что ты хочешь? — спрашивает он, прежде чем я собираюсь с духом и начинаю заготовленный разговор.

7.2 глава

— Что ты хочешь? — спрашивает Андрей, прежде чем я собираюсь с духом и начинаю заготовленный разговор.

Ошарашенно смотрю на него. Похоже, не только Аня сегодня уделывает меня. Я просто лузер в нашей семье. Но, понимая, что отступать уже поздно, признаюсь:

— Я хочу восстановиться в университете.

Муж хмурится.

— А как же Аня?

Набираю в легкие воздуха:

— Я хочу отдать ее в садик.

— Нет! — звучит категорично.

— Почему?