Измена. Игра на вылет

Он смотрит на меня, и в его глазах не вижу ни сожаления, ни какого-то смущения, и тем более, переживания. Только холодная расчётливость, и всё.

Тяжело поднимаюсь с дивана. На ногах словно гири. Ухожу в ванную. Закрываю за собой дверь, включаю воду, сажусь на край ванны, охватываю голову ладонями и качаюсь пару минут из стороны в сторону.

Затем поднимаю голову и смотрю вокруг. Скольжу взглядом по плитке, раковине, джакузи, в которую больше всего сейчас хочу окунуться.

Вспоминаю, как мы вместе выбирали каждую деталь, как мечтали валяться в ней после долгого трудового дня, пить шампанское, смеяться, говорить о будущем.

И даже пару раз так было. Но сейчас это место кажется таким чужим, как будто всё это больше не принадлежит мне.

Сколько же сил я вложила в этот ремонт. Сколько времени, сколько души. Я выбирала каждую плитку, каждый кран, каждую деталь. Хотела, чтобы всё было идеально. Но теперь всё это кажется таким бессмысленным.

Как и работа в клинике. Сколько сил ты вложила в неё, сколько времени, сколько надежд. И ради чего?

Через несколько минут выхожу из ванной комнаты, иду, завариваю себе чай, пытаясь как-то отвлечься. У меня звонит телефон, но я не успеваю взять трубку, первым её берёт мой муж.

– Да, здравствуйте, мама, – привычным тоном отвечает на звонок, а я напрягаюсь. – Да, всё в порядке, просто закрутились. Да, дел много.

Он ещё пару минут говорит с ней о разных пустяках, и я выдыхаю, когда он кладёт трубку.

Артур обычно называет мою маму по имени-отчеству, а сегодня мамой назвал, глядя на меня пристально. Ох, не нравится мне всё это, ох не нравится…

– С чего такие нежности? Ты зовёшь её всегда по имени-отчеству.

– Ну как же… Она мне за двадцать лет уже практически мамой стала… – усмехается. – Я, кстати, давно у неё не был... Закрутился в делах. Надо бы навестить, спросить, как сердце....

– Нечего тебе у неё делать, – говорю, а сама мысленно трясусь от мысли, что она может узнать о моих проблемах. – Моей маме ничего не смей говорить о том, что у нас происходит. Ты знаешь, какое у неё здоровье, – говорю, а потом сама понимаю, что зря. Но все мы умные задним умом...

– Ну я же не изверг! Я знаю, что это её убьёт, – говорит страшные для меня слова и как-то ехидно подмигивает.

Глава 11.

Глава 11.

От слов Артура у меня перехватывает дыхание.

– Ты на что намекаешь?! – вырывается из меня резко, голос дрожит, но не от страха, а от дикой ярости, которая вот-вот взорвётся и выплеснется наружу.

– Ни на что, – он пожимает плечами, но в его глазах открытая насмешка, а в голосе открытое ехидство.

Вдыхаю. Глубоко, но воздуха не хватает. Злость и ненависть к нему кипит во мне в этот момент.

Кулаки сжимаются сами по себе. Хочу вмазать в его наглую морду. И так, чтобы со всей дури. И желательно попасть в нос, который Воронов уже разбил недавно.

Он ловит мою руку с лишком быстро, и я не успеваю вложить в удар всю ненависть и ярость, которая кипит внутри меня.

– Отпусти! – рычу сквозь зубы на него, но он только сильнее сжимает моё запястье.

– Успокойся! Ну, не подумав ляпнул. Глупая шутка, согласен!

– За такую шутку я возьму у хирургов скальпель и отрежу тебе твой поганый язык! Если только ты попробуешь позвонить моей маме и что-то сказать, я тебя уничтожу.

– А сил-то хватит? – улыбается.

– У меня да, не хватит. Пойду к тому, у кого хватит. Когда ты стал таким ублюдком? И как я пропустила этот момент?

Артур понимает, что я про Воронова сейчас говорю и хмурится.

Иду на кухню, и он снова следует за мной.

– А ты когда стала такой упрямой и дерзкой?!

– Слушай, уйди, а? Я устала от тебя до тошноты.

Пару часов он не появляется в нашей спальне, я в это время стараюсь отвлечься, включила музыку, на телефоне листаю новостную ленту.

У меня даже немного получается это сделать. Но в дверном проёме снова появляется муж и моему спокойному состоянию приходит конец.

– Ну что, как жить будем? – присаживается недалеко от меня. – Давай поговорим.

Молчу.

– Марта, – вздыхает устало, и в его голосе даже слышится что-то вроде сожаления. – Да, я понимаю, всё перевернулось вверх дном сегодня, но так случилось. Наверное, в твоей голове сейчас куча вопросов, но я могу сказать только одно: просто так случилось, и всё. Хоп, и молния в меня попала, когда увидел её! – он стучит себе по груди, – вот прямо сюда, в сердце!

Его на откровения что ли пробило? Усмехаюсь, но больно всё равно.

– Мы же с тобой с медицинского вместе, по сути, ни с кем, кроме друг друга не были, потом работали тоже вместе. Наскучили, наверное, друг другу.

Белов долгим браком пытается оправдать себя, мол, все в долгом браке устают, и я устал. Я примерно так понимаю его слова.

Он что, хочет тем самым оправдать свою слабость, нечистоплотность и подлость? Не получится! Точно не со мной!

– Просто устали друг от друга. Приелись, – да, я всё верно поняла.

Я молчу, делая вид, что его здесь нет, но муж продолжает не щадить меня, рассказывая свои впечатления от нашего брака, и его голос при этом звучит уверенно.

– Я её как увидел в доме у Воронова…

Замечаю, как его глаза загораются, когда он говорит о Ларисе.

– Понимаешь... она вся такая… из бассейна выходила… Задница… – он показывает руками, как будто пытается изобразить её фигуру, – как орех! Грудь, – он снова жестикулирует, поднимая руки выше, – шик!

Закрывает глаза, словно её представляет.

– Волосы, улыбка! Потом я её после сауны случайно увидел. Она даже после сауны словно куколка накрашенная, представляешь. Не знаю, что у неё за косметика такая на лице, но я залип на её красоте и свежести. А ты? Ты… Ты вечно с минимумом косметики и…

– И задница не орех, – заканчиваю ты за него, и он улыбается, не стесняясь, кивая.

Смущения от своей подлости и откровенности – ноль. Уважения ко мне как к своей супруге тоже. Понимаю почему. Он не боится обидеть мои чувства, потому что меня не любит. Ему просто плевать, что они будут ранить меня.

Обычный мужской эгоизм.

– Какой же ты … тупой… Грудь, задница у твоей дамы силиконовые. Зубы – виниры. Губы яркие и стрелки на глазах – татуаж. Обычная, но искусственная девка. Сбрось до заводских настроек свою куклу, где не было бы операций и такого ухода, и уверена, будет обычной, – я продолжаю улыбаться, хотя на душе, конечно, скребут кошки от обиды и возмущения.