Измена. Игра на вылет
Шрифт:
– Почему? Куда вы так торопитесь? Есть что-то, что я не знаю?
– Нет. Вы в курсе всех моих планов. Просто теперь, в свете таких событий, дальше будет уголовная статья за то, что он сделал. А чтобы потом лишней возни с долями не было, когда он будет сидеть, надо решить с ними всё оперативно.
Во мне всё кипит. Я больше не буду ждать. Если Воронов хочет уничтожить Белова – пусть уничтожит.
Я хочу, чтобы он спустил своих псов с цепи и разорвал Белова на куски. Чтобы тот задрожал и понял, что игры закончились.
Чтобы он утонул в моей и Вороновской ярости. Пусть почувствует, каково
Меня он оставил без всего и не пожалел. Должна ли я его жалеть?
Теперь поведение Белова перешли все границы, и я хочу крови.
– Марта, игры закончились. Мы с вами ошиблись. Но я не думал, что у этого будут такие последствия. Зря предложил вам глупость, чтобы вы её проучили.
– Я сама согласилась, – ни капли не виню ни в чём Воронова.
– Завтра мои люди наведаются к нему и напомнят про долг. Не переживайте, если вы дали мне добро, которого я так ждал, теперь всё будет иначе.
– Заберите у него долг. Клиникой заберите. Пусть она будет ваша.
– И ваша, – киваю. – Но мне кажется, что вам нельзя больше оставаться в этой квартире. Их присутствие будет напоминать вам о том, что произошло. Марта… простите меня. Я виноват перед вами…
– В чём? – не понимаю его.
– Сначала я всё для себя воспринимал как шутку, игру, как угодно! Не думая о вас, я прежде всего в собственном интересе хотел дочь проучить. И может, даже направить её на правильный путь. Теперь понимаю, как я ошибся. Очень. Ей ничего не поможет. Она потеряна для общества, меня, и… своей дочери. Пустое всё.
– Прекратите. Я вас лично ни в чём не виню. Всё живут своим интересом. Зато как хорошо мы с вами поторговали! – пытаюсь шутить. – У меня благодаря вашей… шутке, игре, как вы говорите, сразу половину клиники оказалось! Разве я могла о таком мечтать? Плюс, вы же не заставляли меня. Я шла на ваши условия добровольно. Так что вам надо расслабиться и прекратить винить себя. Вы из-за этого и оплатили клапан?
– Нет. Я просто хочу, чтобы хотя бы здесь вас ничего не беспокоило. Вам и так забот хватает. Вы же женщина, простите, а не лошадь, чтобы всё тянуть: клинику, разборки с моей непутёвой дочерью, Беловым, мамой, операцией… – перечисляет.
– Иногда я себя этой лошадью ощущаю, – признаюсь.
– Ну… тогда надо сказать, вы крайне притягательная и привлекательная кобылка! – неожиданно оба начинаем смеяться в голос. – Надо же, я ещё ни разу в жизни такого комплимента женщине не делал! Простите, Марта! Даже неудобно! – трёт руками лицо, показывая своё замешательство от такой шутки.
– Всё в порядке, – продолжаю улыбаться. – Напротив, спасибо. Вы смогли заставить меня отвлечься.
Воронов просто поразительный. Час назад я плакала от безысходности, а теперь он заставляет меня улыбаться.
Дальше мы кушаем молча. На удивление я даже чувствую вкус пищи. Казалось, пару часов назад, что во мне всё умерло и я ничего не ощущаю, но нет, я жива. И даже получаю удовольствие от еды.
– Марта, – Воронов снова кладёт свою ладонь на мою. Я пока не могу привыкнуть к теплу его рук, но и отказаться от этого тепла мне становится всё сложнее. – Поедемте ко мне сегодня. В мой дом. Нельзя вам одной оставаться.
Александр не спрашивает, не предлагает,
не ждёт согласия. Он утверждает. В каждом его движении уверенность, в каждом жесте непререкаемость.Он приводит такие аргументы, что не оставляет мне места для возражений.
Воронов расплачивается за ужин, отодвигает стул и встаёт. Берёт мой пиджак, словно это само собой разумеется, а потом подходит ко мне… ближе, чем нужно и можно.
Настолько близко, что я чувствую тепло его тела, улавливаю лёгкий шёпот его дыхания.
Его пальцы слегка касаются шеи, когда он накидывает пиджак на мои плечи и от этого тело реагирует мурашками. Хорошо, что свет приглушён, иначе он обязательно бы их увидел.
В его таких простых жестах столько заботы и внимания, что мне неожиданно хочется прижаться к нему и стоять так долго, долго. А остальное и остальные пусть исчезнут. Останемся только он и я.
– Ну что… – тихо спрашивает. – Примете моё приглашение?
Глава 38.
Глава 38.
– Я не уверена, что это уместно. У вас внучка дома, – произношу в сомнениях, когда мы стоим у машины на выходе из ресторана. – Мне лучше в гостиницу.
Воронов поднимает на меня глаза и смотрит с удивлением.
– Никак не могу привыкнуть к тому, что вы всегда волнуетесь о других, и совсем не думаете о своих интересах. Почему?
Не знаю, что ответить на этот вопрос.
– Наверное, так привыкла. Профессия свой отпечаток наложила…
– И неудачный брак, где всё приходилось решать самой. Я понял, – заканчивает за меня. – Не переживайте за внучку. В моём доме бывает много разных людей. Партнёры, их жёны, дочери, подруги... Лиза привыкла. Для неё появление женщин в доме – обычное дело. Мы с вами оба устали. Переночуете у меня. Я не могу вас отпустить в то время, когда у вашей мамы идёт операция. Если не согласитесь, поеду с вами в гостиницу, в соседний номер. Но у меня в доме полно места.
Нет сил даже физических больше сопротивляться. Он прав во всём.
Через час машина останавливается перед высокими чугунными воротами.
Они открываются бесшумно, как будто его возвращения ждали.
Усталость наваливается на меня тяжёлым грузом, веки наливаются свинцом, но, когда мы входим в холл, и из глубины дома раздаётся лёгкий топот, я словно оживаю. Рот непроизвольно расплывается в широкой улыбке.
Внучка Александра появляется в дверях гостиной, и я замечаю, с каким любопытством и детской прямотой она рассматривает меня.
На девочке практически совершенно простая одежда: тёмно-синее платье и белые колготки.
– Здравствуйте. Я вас помню. Вы Марта Викторовна, – говорит она просто и без стеснения.
– Здравствуй, Лиза. Я тоже тебя помню. Мне очень приятно сегодня встретиться с тобой.
– Хотите, я познакомлю вас со своими куклами? – Лиза приглашает меня в свою комнату, и я киваю.
Мы вместе усаживаемся на диван, и она раскладывает передо мной кукол – аккуратно, с важным видом.
– Это Настя, – она поднимает одну из них, ту,что с тёмными волосами. – А эту зовут Людмила Марковна. Она моя учительница. Очень строгая, – понижает голос, словно волнуется, что та самая учительница её услышит.