Измена. Мой непрощённый
Шрифт:
Я выдыхаю, стараюсь не дать себе волю. Работает, значит? И кем же? Механиком-слесарем? Будет также ходить и вонять? И это — предел его мечт?
— И сколько здесь платят? — цежу я сквозь зубы.
Сын шумно дышит. Глядит на меня.
— Пап, не начинай, — произносит он. Кривится, будто лимона наелся.
Значит, работе в компании он предпочёл эту грязь? Вдохновляет! Мой сын не в отца. А в кого же?
— Понятно, понятно, — усмехаюсь, смотрю себе под ноги, — Ладно. Маме привет.
Я сажусь. Наблюдаю, как он продолжает свой путь. Но, отъехав
И я понимаю! Как гром среди ясного неба. Оно! Этот гад, этот тип. Это он её… ночью. А днём… Деня? Неужели, он в курсе?
Осознание это так бьёт по мозгам, что я на какой-то момент забываю, где газ, а где тормоз. И едва не въезжаю в стоящего передо мной. Вот же сука! Она всё продумала. Меня за порог, а сама…
Кое-как доезжаю до дома. И, сидя в машине, хватаю смартфон. Меня разрывает на части! Понимаю, что если сейчас позвоню, то скандал неминуем. Потому я беру себя в руки. Поднимаюсь наверх.
— Джек? — не разуваясь, беру поводок.
Он неохотно выходит из зала.
— Идём! — говорю. Это нужно. И мне. И ему.
Глава 22. Настя
Самойлов звонит, когда я убираюсь. Диана на танцах, у них выступление через неделю. А Деня… Работает! Трудится в поте лица.
— Привет, ты дома? — звучит его голос сквозь шум.
— Да, — отвечаю, — Но Дина на танцах. Я же тебе говорила, её сегодня не будет. Завтра приезжай.
— Я знаю, — отвечает мой бывший, — Мне нужно поговорить с тобой.
— Со мной? — удивляюсь, выпускаю тряпку из рук, — Говори.
— Это не телефонный разговор, — отвечает Самойлов.
«Даже так», — смеюсь про себя. И отвечаю, подумав:
— Ну, ладно. Тогда приезжай.
Спустя полчаса он у двери. Я, облачившись в домашнее, отложив принадлежности, иду открывать. Вид у него напряжённый. Смотрю, как он разувается. Вокруг обуви — лужи от снега. Думаю: «Нужно будет потом протереть».
— Чай, кофе? — предлагаю ему на правах образцовой хозяйки.
— Нет, спасибо, — бросает Илья. И проходит за мною на кухню.
Я, несмотря на отказ, ставлю чайник. Сама бы не прочь выпить чаю. Выбираю, какой предпочесть.
— Я так понял, Дениска устроился слесарем? — слышу вопрос.
Обернувшись, киваю:
— Ну, да. А откуда ты знаешь? Он рассказал?
Это странно. Ведь сын не общается с ним. Хотя… Может, я чего-то не знаю? Тем лучше! Меня напрягает их долгий бойкот.
— Я видел его, — отвечает Самойлов, — И как давно это длится?
Его тон обвиняет. Как будто речь идёт не о сыне, а о ком-то другом.
Я отвечаю:
— Месяц, может быть, два. А что тебя не устраивает?
Илья шумно дышит. Подходит к окну. В его позе сквозит недоверие. Кажется, что-то другое, совсем Денис привело его к нам.
— Ты могла бы спросить у меня, — произносит он сдержанно.
Пожимаю плечами:
—
Могла, но не стала.Чайник кипит, и я выключаю его. Насыпаю заварки.
— А почему именно этот гараж, не другой? — продолжает Самойлов, — У тебя там знакомые?
Я усмехаюсь:
— Допустим.
Он ведёт языком по губе. Этот признак злорадства, я знаю. Обычно он делает так, когда хочет сказать что-то важное, но вынуждает себя промолчать. Однако на этот раз данный приём не работает. И Самойлов бросает:
— И кто он?
Я удивлённо смотрю:
— Ты о чём?
Дежавю. Точно также и сын меня только что спрашивал, с кем я встречаюсь. Неужели, Денис сболтнул папе об этом? Не верю!
— Я о том, что ты делала ночью, — цедит сквозь зубы Илья.
Я замираю с чайником в правой руке:
— Что?
— Я видел тебя! — отвечает он резко и ухмыляется, будто и сам не поверил словам.
— Где ты меня видел? — уточняю я сдержанным тоном. А рука с кипятком начинает дрожать.
Самойлов становится ближе к окну. Долго смотрит в него. Позволяет мне сделать напиток. Я смотрю, как чаинки всплывают наверх.
— Как низко ты пала, Кучинская. Тебя трахает слесарь?
Я хватаюсь за полку. Боюсь, что колени подкосятся. В голове одна мысль: «Не ведись!». Но я игнорирую этот позыв, и пускаю наружу свой гнев:
— Кто б говорил? Подбирать на обочине шлюх — это лучше, чем спать с человеком, который тебя уважает?
Он стоит, занимая оконный проём. Даже глядя на спину, я чувствую злость, что исходит от тела. И уже сожалею, о том, что позволила этим словам прозвучать.
— А Деня знает об этом? О том, что ты спишь с его… боссом? — произносит Самойлов. И победные нотки звучат в его голосе так очевидно, как будто он знает ответ.
Я порываюсь толкнуть его в спину. Ошпарить его кипятком. Но держусь!
— Тебе неймётся? Так и хочется добить, разрушить до конца то, что ещё не успел? — говорю ему. Голос дрожит. Даже чашку поднять не решаюсь. Боюсь — уроню!
Илья, обернувшись, глядит на меня сверху вниз. Излучая довольство.
— Разрушить? Добить? Не пойму, ты смеёшься? Ведь это ты подала на развод! Это тебе не терпелось выгнать меня из дома. Остаться одной! Чтобы сюда привести, наконец, своего автослесаря?
Я буквально дрожу. Выхожу из себя. И поэтому тщётно пытаюсь дышать, как советуют в курсах по йоге. Вдох через нос, выдох через рот. Ещё и ещё раз.
— Молчишь? — заключает Самойлов, — Значит, я угадал? И давно ты даёшь ему? Год, или больше?
— Как ты смеешь, — цежу по слогам, — Как ты смеешь меня обвинять? Я ни разу ни с кем не спала за всё время брака!
— Ни разу? — бросает Самойлов.
— Не нужно мерить всех по себе, — отвечаю. Беру себя в руки. А ещё — беру в руки чай. И сажусь церемонно, держа свою кружку.
Илья продолжает стоять у окна. Глаз не сводит.
— И давно это длится? — задаёт он вопрос.
Ах, вот о чём речь! Он за этим пришёл. Унять своё чувство вины? Уличить меня в этом. Не выйдёт!