Измена. Право на истинную

— Госпожу в покои, — Лида заботливо прижимает к груди волчат. — Я ею займусь.

— Да она тебя сожрет, куколка, — снисходительно хмыкает Мариус.

— Пусть так, — шагает мимо. — Но перед этим я попытаюсь ее накормить, вымыть и привести в порядок. Шерсть у нее вся в грязи и колтунах.

Глава 21. Верните Госпожу!

Что это странная девица ко мне пристала? Залезла в мое логово с мокрой тряпкой и морду протирает:

— Перед сном надо умыться, Госпожа.

Руки бы ей откусить, но нет в ней агрессии или желания навредить.

— Ну, не рычите… Я же знаю, что вы меня все равно не укусите. И вам, я смотрю, понравился шатер из одеял и подушек, да? Так…

Тянется к волчатам, и я скалю зубы. Не трогай. Они мои.

— Спокойно, — всматривается в глаза. — Их тоже надо приучать к гигиене, Госпожа.

Протирает их мордочки и шепчет:

— Мои сладкие пирожочки, Госпожа, — и вновь всматривается в глаза. — Я бы хотела знать, какие бы вы им имена дали.

Она меня утомила, фыркаю ей в лицо и облизываю волчат, которые тихо ворчат и зевают.

— Помните эти ленты? — помахивает перед глазами цветными длинными веревочками. — Я вплетала вам их в волосы по утрам.

Надоела. Тащит в мое логово всякие странные штуки и чего-то от меня ждет. Играть, что ли, хочет? Какие сейчас игры? Я заперта, мой Альфа бросил меня и уступил место двуногому, который взял меня в плен.

Скрип, и я с предупреждением рычу, улавливая в воздухе цветочный аромат. Девица с лентами выглядывает наружу и шипит:

— Уходи, Гриза.

— Я хочу их увидеть.

— У тебя совсем совести нет? — вот теперь я улавливаю в этой тщедушной девице ярость.

— Я не враг.

— Очень даже враг. Ты в этом тоже виновата, Гриза. Она же к тебе всегда была добра и мила, и вот так ты платишь за доброту?

— Но я его люблю…

— Его зверь выбрал ее, Гриза.

— А человек меня.

— Люди часто делают неверные решения и выборы. Говоришь о любви, но остаешься рядом, когда ему плохо и больно от борьбы со зверем, который рвется к Нареченной. Ни один разрыв у людей не сопровождается кровавым потом. Ты не любишь его, Гриза.

— Вот соглашусь с юной особой в шалаше из одеяла и подушек, — раздается третий голос. Хриплый и надтреснутый, как сухая веточка. — Это упрямство, а не любовь.

Надоели. Встаю, мягко отталкиваю девицу с ленточками в сторону и с рыком выхожу. Белый старик делает шаг. Пригибаю голову к полу, готовая прыгнуть на него.

— Госпожа желает, чтобы вы ушли.

— Увы, — старик вздыхает. — Я не уйду, — оглядывается на вторую черноволосую девицу, которая в ужасе смотрит на меня, — а вот ты уходи. Я осуждаю твое любопытство, потому что оно не подпитано надеждой, что Илина вернется, а ее дети встанут на две ноги.

— Это неправда…

— Ты можешь на себя хоть сотню зачарованных цацок навесить, но я вижу твои мысли, Гриза.

Мой рык становится громче и настойчивее. Если девицу с ленточками я не трону, потому что я к ней привыкла, то старика и черноволосую точно покусаю. Волчата улавливают мое недовольство и тоже ворчат, тыкаясь мордочками в подушки.

Черноволосая фыркает и уходит. Раздается скрежет. Дверь заперли на несколько замков. Старик хмурится, и его глаза вспыхивают волчьим огнем. Его зверь хочет подойти ближе, познакомиться и поприветствовать моих волчат.

— Что у тебя в руках, милая, — ласково обращается к моей человечке.

— Ленточки. Госпожа их любила… — жалобно всхлипывает, и я облизываю ее лицо, потому что я не люблю слезы, но это не помогает. Она срывается в рыдания, — ничего не выходит. Ни песни, ни ленточки, ни ее платья. Я пытаюсь, но ничего не получается… Она не вернется.

— Это мы еще посмотрим, — хмыкает старик.

— Верните мне мою Госпожу! — девица выползает из логова и решительно встает. — И она не только мне нужна, но и ее детям, и… — сердито замолкает и отворачивается, зло буркнув, — и ее мужу.

— Не нравится тебе Альфа?

— Лучше бы его медведь задрал, — обиженно шепчет и испуганно ойкает, прижав пальцы ко рту. — Я не хотела этого сказать…

Старик тепло и тихо смеется. Затем он замолкает, жует губы и говорит:

— И в этом случае не вышло бы ничего хорошего, дитя.

— Я понимаю, но… — топает ногой и рявкает, — бесит!

Старик шагает ко мне, игнорируя рык. Знает, что я не кинусь на него, потому что он старый и немощный, и пользуется этим.

— Ладно тебе, — садится на корточки и обхватывает мою морду теплыми ладонями, — дай я на тебя взгляну, Илина.

Я облизываю нос в беспокойстве. Всматривается в глаза, кого-то ищет внутри меня. Вынюхивает и подзывает неразборчивым шепотом. Слышу требовательно поскуливание волчат и вырываюсь из рук старика, который улыбается:

— Не был бы я Верховным Жрецом, крошка, если бы не отличался упрямством и сдавался в самых сложных ситуациях. И не будь у тебя волчат, я бы поднял вопрос о том, чтобы отпустить тебя в лес с концами, но ты мать и дети твои должны быть оборотнями, а не дикими волками.

Глава 22. Отказываешься от сыновей?

— Милейшие у тебя сыновья, — Верховный Жрец заходит в кабинет. — Кстати, некоторые специально рожают детишек волчатами. Считают, что так они будут сильнее и крепче, но у нас не тот случай.

— Ты не ходи вокруг да около, — цежу сквозь зубы. — Можно что-то сделать?

— Я бы предложил поить волчат человеческим молоком, но это вряд ли сработает, — беспардонно падает в кресло и вытягивает босые ноги, глядя на Мариуса за моей спиной. — Ты со мной согласен?

— С каких это пор Верховного Жреца интересует мое мнение?

— Ты бы со своими талантами мог быть на моем месте, — Жрец вздыхает. — Но ты ушел, и вот я отдуваюсь за тебя. Думаешь, приятно заправлять стариками и решать проблемы молодняка, у которых мозгов, как у белочки?

— Довольно, — сжимаю кулаки. — Вы тут не для того, чтобы свои старческие скандалы устраивать.

— Последний вопрос и все, — Жрец хитро улыбается и вновь смотрит на Мариуса. — Ты камушек Вестару, зачем отдал? Какие цели преследовал?

— Это уже два вопроса, — шипит Мариус. — И мы с Альфой все обсудили. Я готов понести наказание после того, как все разрешится.