Измена. Право на истинную

— Вот черт… — шепчет Вестар и отступает Ивар к статуе Матери Луны. — Ивар…

А нет в звере Ивара. Сердце пропускает удар, а мышцы сводит болью и судорогой от низкого рыка, который требовательно призывает свою самку.

— Может… — сипло говорю я через болезненные спазмы, — твоей пыльцы…

— Поздновато, Илина, — шепчет Вестар и делает еще один шаг назад, когда Ивар скалит в его сторону клыки, — тише, дружочек… тише…

Вновь рык, пробирающий до костей грозной настойчивостью, и моя волчица в остервенении рвется из груди. Ей тесно и душно в одежде. Ей здесь не нравится, и она, как и зверь Ивара, желает сбежать в лес и оставить все эти тревоги, которые ее нервируют во мраке звериного забытья. Она хочет быть со своим волком, а я ей мешаю страхом, слабостью и неуверенностью.

Счастье, может, зверю неведомо в человеческом понимании этого слова, но для меня это шанс отказаться от самой себя и избавиться от боли, что отравила сердце ядом. Я не я могу быть с Нареченным в гармонии и принятии, но… лишать права на него свою волчицу, которая бьется в моей душе, как в железной клетке, у меня не хватит сил. Рык Ивара нарастает, и у меня в глазах темнеет:

— Да что же вы стоите…

Не могу я бороться с разъяренным зверем и растворяюсь в его стремлении сожрать слабую человеческую душу. Хрустят суставы, мышцы режет болью, и сознание покрывается черными пятнами, а Мать Луна и не думает вмешиваться. Вероятно, она благоволит лишь волкам, ведь она связывает только их лунными нитями, а в людские души не заглядывает.

— Удачи тебе, моя милая, — шепчу я и отпускаю волчицу. — Это теперь твоя жизнь.

Глава 18. Я тебя везде достану

Звон колокольчиков, красные вспышки и ослепляющие искры со всех сторон. Больно. Опасность близко. Я попал в ловушку, и никак не могу найти из нее выход. Закрываю глаза, которые режут отблески от монеток, нанизанных на тонкие стальные нити, и в груди расползается тень, что все это время спала.

Не сейчас. Нет. Я ведь тебя поглотил без остатка, уничтожил и одержал победу. По позвоночнику пробегает судорога острой боли, суставы выворачиваются под мой рык и хрустят кости с хрящами морды. Агония.

Я карабкаюсь на звон колокольчиков и вспышки света. Возвращаю свое тело. Свои глаза, руки, ноги. Прорываюсь сквозь боль и конвульсии. Ладони и колени утопают в мягком мху, и кто-то накидывает на меня расшитое заговоренной нитью шелковое полотно, предугадывая попытку зверя захватить мое тело.

— Господин, — слышу голос своего безымянного слуги.

Меня мутит, из носа течет кровь и голова раскалывается, будто по затылку каждую секунду бьют молотом. Слуга помогает мне встать на слабые ноги, и придерживает за плечи, чтобы я не упал и вглядывается в глаза:

— Вы меня слышите, Альфа?

Лес полнится трелями птиц и шелестом молодой листвы. Весна. Вытираю кровь под носом. Между стволами натянуты струны с колокольчиками, монетками и красными обрывками ткани.

— Долго же я за вами тут бегал, — слуга вглядывается в мои глаза. — Искал, ловушки расставлял.

Рык. Глухой и настороженный, и в нем я узнаю свою прелестную женушку. Оглядываюсь. Стоит мохнатая красавица у зарослей орешника. Прижимает уши, скалит клыки и не мигая смотрит на меня. И я не чувствую в ней человека. Волчица от кончика хвоста до черного влажного носа.

— Ну, привет, крошка, — обнажаю зубы в улыбке. — Я же тебе говорил, что вернусь, а ты мне не верила. Выходи, малышка, на свет. Побегали и хватит.

Рык Илины нарастает. Она требует, чтобы ее Альфа явился к ней немедленно, а его сдерживают шелк и чары, в котором я чую мастерство Мариуса и свой запах. Видимо, шкатулка, которую я однажды обагрил кровью, пригодилась. Старый хитрый черт.

— Вряд ли ваша супруга вас сейчас понимает, — едва слышно отзывается слуга.

Она хочет кинуться на меня, сорвать полотно, но не рискует. Колокольчики и монетки ее нервируют и пугают. А еще она тяжело дышит.

— Будешь хорошей девочкой, то твой пушистый дружочек вернется, — недобро щурюсь. — Ненадолго, чтобы не наглел. Сволочь хвостатая.

Гневно урчит в ответ. Неуклюже, тяжело и переваливаясь с лапы на лапу, обходит по кругу пятачок с зачарованной ловушкой. С подозрением поглядывает на колокольчики, нервно облизывается, и я понимаю, что Илина как-то округлилась. Видимо, мой зверь ее балует мышами.

Вновь смотрит на меня исподлобья с настойчивым рыком, а после вскидывает морду к кронам и воет. Зовет его, и я под волной боли падаю на колени.

— Нет, гадина, — цежу сквозь зубы я, вглядываясь в ее желтые звериные глаза. — Никакого тебе пушистика с мышами. Я вернулся. И, моя милая, я серьезно займусь его перевоспитанием, а то устроил тут волчий цирк.

Бросается к нам, но под звон колокольчиков резко разворачивается и отпрыгивает в сторону. В этом прыжке и тихом золотом треньканье на ветру я улавливаю удары трех сердец. И речь не про меня и слугу, что мрачно молчит, а про Илину и…

— Вот черт, — шепчу я, всматриваясь в волчью морду, искаженную оскалом неприязни. — Только не говори, что ты…

— Да, милорд, — хмуро отзывается слуга. — Ваша супруга в положении.

Илина срывается с места. Продирается с рыком через кусты и скрывается в лесных тенях. Минута шокированного молчания, и мой рев летит к кронам, распугивая певчих пташек.

— Илина!

Она игнорирует приказ вернуться, и я смеюсь на грани истерики:

— Вот дрянь… — с трудом встаю, зло отмахиваясь от слуги и поскрипываю зубами, — да я на тебя всех охотников спущу. Бежать некуда, Илина. Я тебя везде достану.

Глава 19. Будет больно

Врываюсь в приемную залу, шагаю мимо Старейшин, которые, вероятно, рулили тут в мое отсутствие. Среди них — мой дед, Первый Старейшина, который недовольно кряхтит:

— Вернулся?

Остальные старики лишь переглядываются. Сквозь витражи окон преломляется лучи солнца и расползаются на каменном полу и ковровой дорожке цветными пятнами. Меня при каждом шаге пробивают болезненные судороги и дикая ярость, но ее сдерживает шелковое полотно. Золотые зачарованные нити раскалены и обжигают кожу.

— Какие новости? — поднимаюсь на возвышение и опускаюсь на трон, обитый белым бархатом.

— На несколько месяцев в лес ушел… — зло начинает мой дед и хмурит седые брови.

— Тому были причины, — низко и утробно рычу я в ответ. — Верховный Жрец, вероятно, тебе доложился, раз ты тут со своими дружками поселился. Если так, то должен был сказать, что опоил меня отравой.

— Где Илина, твоя супруга? — зло щурится.

— Все еще в лесу.

При упоминании имени Илины, кажется, желудок переворачивается, а кишки связываются в узел. Голова гудит, а позвоночник будто идет трещинами. Адски больно. И я на грани обморока, но я вышел на свет и я не уступлю придурочному волку, который готов привести все к краху из-за Илины и оставить своих потомков диким зверьем.