Измена. Право на любовь

— Под некоторыми ты подразумеваешь меня? — вопросительно изгибаю бровь.

— Ты все еще печалишься из-за своего бесплодия? — Карина корчит жалостливую моську. — Да, это такая трагедия для женщины не познать счастья материнства. Знаешь, он, — прикладывает ладонь к животу, — уже шевелиться. И такое ощущение, что рыбка счастья плавает в животе.

— Рыбка счастья? — приподнимаю бровь выше.

— Это не объяснить словами, — улыбается, и я вижу в ее улыбке превосходство, — это надо прочувствовать, чтобы понять.

А я понимаю, что одного лимона мне было мало. Я готова на второй, и сожрать я его хочу целиком. Вот прямо зубы чешутся, и с каждой секундой нарастает желание вонзить их в желтую упругую цедру. Укусить, посыпать солью и опять оторвать сочную кислую мякоть, а после я бы погрызла сосновые иголочки. Рот полон слюней. Пошлю Катю за лимонами и сосновыми ветками.

— Прости, мне не стоило это говорить, — Карина хлопает ресницами. — Но ты не теряй надежду. Хотя… у тебя уже и возраст поджимает…

— Часики тикают, — киваю я.

— Да.

— Вот с такими разговорами ты мне тут точно не нужна, — смеюсь и прикладываю телефон к уху. — Карина, ты в своем репертуаре, конечно.

— Я не хотела тебя обидеть…

— А ты меня не обижаешь, лишь раздражаешь, как назойливая муха.

Пара звонков и мне удается найти койку для несчастной Карины в центре поддержки обездоленным женщинам с детьми и беременным на другом конце города. Записываю на клочке адрес, имя куратора и протягиваю своей гостье с милой улыбкой:

— Тебя ждут.

Карина пробегает глазами по строчкам и поднимает возмущенный взгляд:

— Это вообще где находится?

— Я же написала тебе точный адрес.

— Это же какая-то задница мира…

— И да, — откидываюсь назад. — В любом из таких центров есть правила. Это не курорт, и ночные гульки, например, запрещены, но там тебе все на месте расскажут и покажут. И знаешь, Кариша, человек в безвыходной ситуации не будет говорить про задницу мира. Теперь иди.

— Признайся, — она грациозно встает и вскидывает подбородок, — ты мне завидуешь?

— Очень завидую, — постукиваю пальцами по подлокотнику. — У меня ведь в животе волшебные рыбки счастья не плавают. А теперь иди. Мне надо поплакать.

Хмыкает, горделиво выходит, и только я хочу достать из ящика кислую лимонную карамельку, как в кабинет врывается бледная миниатюрная девица в бежевом пальто нараспашку и трясет платиновой гривой. Совсем молоденькая, потому что лицо еще не потеряло юной пухлости и сияния.

— А вы кто? — замираю у открытого ящика, удивленная диким взглядом незнакомки, которая прерывисто выдыхает через нос.

— Вита?!

— Она самая, — выхватываю среди пустых фантиков карамельку.

— Ненавижу тебя!

Глава 43. Он меня бросил!

— Ненавижу тебя! — повторяет девица и я в ярости захлопывает дверь.

— А ты кто? — разворачиваю карамельку.

— Алина!

Я недоуменно изгибаю бровь.

— Алина Воронцова!

Закидываю карамельку в рот и в непонимании моргаю.

— А должна была стать Кабановой!

Я все еще не понимаю, что происходит.

— Кабановой! — рычит Алина.

— И?

— Ты издеваешься?

— Прости, Алиночка, но я тебя не понимаю, — недовольно причмокиваю. — Пока я делаю вывод, что тебя бросил какой-то Кабанов, но я тут при чем?

— Кабанов Илья, — шипит Алина и буравит меня недобрым взглядом.

— Да вашу Машу, — хватаю телефон и вызваниваю Катя. Когда гудки обрываются ее голосом, и почти кричу, — килограмм лимонов и сосновые ветки!

— Что? — удивленно спрашивает Катя.

— Килограмм лимонов и сосновые ветки, — понижаю голос до шепота, — срочно, Катюша.

— Ладно…

Откладываю телефон и молча смотрю на Алину. Какая прелесть. После бывшей любовницы бывшего мужа, ко мне нагрянула невеста Ильи. С Артуром мы хоть одиннадцать лет прожили вместе, а тут… Тут я возмущена.

— Он меня бросил!

— Такое бывает.

— На семейном ужине! Перед всеми родственниками! Перед нашими родителями!

— Сочувствую.

Очень в духе Ильи. Покрасоваться, подразнить и вывести всех на эмоции.

— И знаешь, что он сказал?! — взвизгивает Алина и делает шаг к столу.

— Нет, меня же там не было…

— Он сказал, что раз не может быть с той, с кем хочет быть, то пусть все катится к черту! И не будет он жить под чужую дудку! — по щекам Алины катятся слезы. — И он против династических браков, и он… он…

— Что? — шепотом спрашиваю я.

— Он меня не сможет полюбить, потому что я… я… неинтересная!

— Так и сказал? — у меня брови ползут на лоб.

— Да! Я неинтересная! А ты, значит, интересная? С тобой ему не скучно?

— Я бы не сказала, — пожимаю плечами. — И с чего ты взяла, что он из-за меня порвал помолвку? Откуда ты вообще про меня узнала?

— Значит, что-то между вами было, да? — кидается к столу и бьет по столу кулаком. — Совратительница!

— Ему же двадцать как бы…

— А сколько ему было, когда тебе было двадцать, м? — в ненависти щурится.

— Когда мне было двадцать, а ему семь, я знать о нем не знала, — раскусываю карамельку и с аппетитом ею похрустываю.

— Это ничего не меняет!

— Вообще-то, Алина, меняет. И ты не ответила на вопрос, милая, — встаю и строго продолжаю, — откуда ты про меня узнала? Сопли подотри и отвечай!

Алина вздрагивает от моего командного тона и торопливо слезы утирает с щек. Если Илья ей проболтался, что его сердце завоевала “королева Виталина”, я его найду, голову откручу и повешу над входом в центр. Даже на расстоянии он умудряется выводить меня из себя! Мелкий паршивец!

— Мне о тебе Лена рассказала, — едва слышно отзывается Алина. — Сестра Ильи.

— Так вот мне чью голову повесить над дверью?

Удивленно отступает.

— Алина, — хмурюсь, выхожу из-за стола и подплываю к заплаканной гостье. — Для чего ты пришла сюда? Покидаться оскорблениями? У меня к ним иммунитет. Иди претензии предъявляй Илье…