Измена. Право на сына

— Уля.

Шагаю к калитке. Я все делаю правильно. Я защищаю себя. Рисковать и надеяться, что пронесет, я не могу. Я и так уязвима, а незапланированная беременность сыграет на руку Макару.

— Уля! — меня нагоняет Дина, хватает за руку и разворачивает к себе.

— Не смей меня отговаривать.

А она и не думает отговаривать. Она меня обнимает прижимает к себе и всхлипывает, будто она сама в прошлом прошла по пути к аптеке за отравой.

— Я сделаю тебе какао, когда вернешься, — отстраняется, смахивает слезы с щек и улыбается, — и буду рядом.

Сглатываю жгучий и распирающий глотку ком и медленно отступаю:

— У меня нет выбора, Дина. Я должна себя защитить.

— Я понимаю, — кивает и опускает взгляд, закусив губы.

— И я рада, что ты будешь рядом со мной с горячим какао, — открываю калитку и оборачиваюсь. — Все могло быть иначе, но с другим мужчиной.

Покидаю территорию дома. С каждым шагом моей уверенности становится все меньше и меньше, и мои тихие уговоры, что я бубню себе под нос, как умалишенная, не успокаивают меня.

Я и подумать не могла в день свадьбы, что я однажды буду идти по улице с таким черным отчаянием и липким одиночеством в душе. И за этой чертой, к которой сейчас плетусь, не будет надежды на светлое и доброе с Макаром.

Звенят колокольчики, когда я вхожу в пустую аптеку. Гудит у потолка кондиционер, в воздухе пахнет немного хлоркой. Несколько секунд медлю и шагаю прилавку, за стеклом которого меня ждет худая высокая женщина в белом халате. Хочу развернуться и сбежать.

— Добрый день, — женщина за стеклом вежливо и отстраненно улыбается, — чем могу помочь?

Глава 53. Ее не любили

— Где Ульяна?

Дина трясет перед Артемом, который обложен подушками, маленьким плюшевым слоником. Тот ответ улыбается, ножками и ручками сучит от восторга.

— Погулять вышла.

Прямого взгляда избегает, а голос —официально равнодушный.

— Дина, где Ульяна?

Поднимает взгляд и тихо отвечает:

— Погулять вышла.

А в глазах такое осуждение, будто я свою жену выпотрошил, набил соломой и выкинул. И я не думаю, что дела в утреннем разговоре. Дина не та женщина, которая будет так реагировать на скандалы семейной пары. Что-то тут не так. Ее осуждение глубокое и личное.

— Говори, куда пошла моя жена

— Я сказала.

И губы поджимает и щурится, будто хочет меня сжечь живьем. В ней сейчас играет что-то женское, и меня накрывают нехорошие подозрения.

— Дина, — я тоже щурюсь в ответ, — ты премию хочешь получить.

— обойдусь без премии.

— Да чтоб тебя, — цежу я сквозь зубы, и Артем кривится и пытается повторить мои интонации.

Когда Дина переводит на него изумленный и возмущенный взгляд, он хрюкает довольный и смеется, поджав к груди пухлые ножки.

Дина молчит минуту, поглаживает Артема по ножке и закрывает глаза:

— В аптеку пошла.

— Что? — недоуменно переспрашиваю я.

— Больше ничего не скажу.

— В какую аптеку?

— не знаю.

И опять с черным женским осуждением смотрит на меня.

— Да тут аптек в округе с десяток.

— Вышла из калитки направо.

— А говорила, что ничего больше не скажешь, — разворачиваюсь и широким размашистым шагом иду прочь.

— Она не заслужила такого мужа, — шипит мне в спину.

Оглядываюсь. Отлично. Пусть меня теперь отчитает няня, какой я мерзавец и негодяй. Только что-то мне подсказывает, ее злобные претензии адресованы сейчас не мне.

— И самое печальное во всем этом, — продолжает она, — вы же не особенный среди прочих. Сколько вас таких эгоистичных дураков, которые не ценят своих жен?

— Если я напомню о субординации, то ты проигнорируешь мои слова?

— И никто ведь из вас в итоге счастливым не бывает, — Дина вздыхает.

— Что-то работа стала для тебя слишком личной, — тихо отзываюсь я.

— А я не думаю, что вам сейчас стоит со мной тратить время за пустой болтовней.

— С затаенной угрозой отвечает Дина. — Возможно, уже поздно.

Меня пробирает озноб от ее холодного, как сталь, голоса. Мозги отказываются работать и не воспринимают намеков няни, но мне ясно, что Уля что-то задумала.

Она вышла не прогуляться и не подышать свежим воздухом, чтобы прийти в себя или поплакать в одиночестве на лавочке в безлюдном сквере.

Во мне опять поднимается волна ярости. Что она бегает и никак не успокоится?

Сиди, мерзавка, дома и жди мужа! зачем она испытывает мое терпение и проверяет его на прочность. Или она специально выводит меня из себя, чтобы я вызверился и пошел на радикальные меры?

Врываюсь в одну из ближайших аптек, решительно иду к прилавку, за стеклом которого меня ждет высокая и тощая женщина.

— здравствуйте, чем могу помочь?

— Очень надеюсь, что вы сможете мне помочь, — недобро щурюсь я.

Описываю Ульяну и вежливо, как только умею, интересуюсь, была ли она тут

— Не припомню.

Лжет. Ох уж эта женская солидарность. Делаю медленный вдох и выдох, сдерживая в себе желание разбить стекло.

— Что купила моя жена? — с наигранным спокойствием спрашиваю я.

— Боюсь, я не знаю, потому что вашей жены тут не было, — холодно улыбается и смотрит на меня, как на идиота. — Чем я еще могу помочь?

Заржавевшие от похмелья шестеренки в голове начинают поскрипывать. В аптеку пришла молодая женщина, что-то купила, и фармацевт за стеклом не желает раскрывать, что она продала. И смотрит на меня, как на врага, который убил ее котенка.

Я, кажется, знаю ответ за чем Уля так внезапно сорвалась. Скандал, дикая близость на полу с укусами и криками, а после - побег в аптеку. Да, я знаю ответ, но если я его приму, то я сорвусь с цепи.

— Эй, мужик, — недовольно покряхтывает позади меня морщинистый старик, опираясь на трость, — ты либо покупай, либо проваливай.

Женщина за стеклом продолжает натянуто улыбаться. Я вполне могу позволить себе разгромить аптеку, чтобы выпустить из себя гнев, но как это поможет мне?

Покидаю аптеку. Стою на крыльце, тяжело дышу и пребываю в полной растерянности. Куда могла пойти Ульяна с отравой, что купила у тощей гадины?