Измена. Право на сына

— Почему ты молчишь?

— Оцениваю свои силы, — шепчу я.

— На мою дрессировку? — он мягко улыбается. — Я думаю, у тебя получится выдрессировать меня.

— А я сомневаюсь.

— Да, ладно, — Макар смеется, — образно выражаясь, я на задних лапах сейчас иду по канату с неиллюзорным шансом разбиться.

— Дрессировщики часто становятся жертвами своих подопечных, — вздыхаю я. —Вот милый тигр прыгает через кольцо, а через минуту уже жрет дрессировщика, потому что психанул. И ты будешь психовать, Макар. Разве нет?

— Буду, — он медленно кивает. — Но…

— Но что?

Он может солгать, что будет держать себе в руках, однако кто в такое поверит?

— Но у меня есть клуб "козлов" и теннис по понедельникам и... — он замолкает на секунду, усмехается и тихо продолжает, — и я сейчас, как никогда, готов надрать на корте задницу Юре, как того он и хотел. С криками и угрозами.

— Прости?

— С ракеткой в руках буду психовать, Уля, — Макар улыбается еще шире, будто разгадал загадку вселенной.

— Нам будет сложно, — шепчу через минуту молчания. — Ты это понимаешь? Я не смогу одна тянуть.

— Ты не будешь одна тянуть, Уля. Я буду рядом, и я хочу быть рядом, когда ты будешь психовать, кричать, скандалить и угрожать мне, что ночью я засну и не проснусь. А еще у меня в планах прятаться от тебя.

— Со шлюхами? — вскидываю бровь не в силах противостоять ядовитой желчи, что решила именно сейчас брызнуть.

Макар закрывает глаза, выдыхает и смеется, сжимая мою ладонь.

— А это была не шутка, — отзываюсь я и веду плечом, пытаясь скрыть замешательство. — Что ты смеешься?

— Нет мой неуемный и горячий нрав, — поддается в мою сторону и вглядывается в глаза с улыбкой, — никаким шлюхам больше не светит. Я очень тяжело принимаю решения, но если они приняты, то они становятся моими принципами по жизни, Уля. И вот сегодня я решил, что в браке не должно быть никаких шлюх.

А еще он принял тот факт, что любит меня, и теперь, вероятно, никто не сможет его отвернуть от меня. Тяжелый, сложный и упрямый мужик, который весь наш брак противился мысли, что он неравнодушен к милой скромной Улиточке.

— Я думаю, что ты будешь ужасно противным стариком, Макар, — смотрю на него прямо и открыто. — Всегда будешь всем недоволен: соседями, погодой, продавцами, врачами.

Замолкаю и понимаю, что хочу увидеть его старым и сердитым. И очень не против поругаться на этого вредного старика, когда он будет отказываться от новых таблеток от давления, ведь ко всему новому мы привыкаем долго и с капризами.

— А еще я буду ворчать на внуков, — Макар задумчиво перебирает мои пальцы, —а ты их баловать.

— Как-то мы быстро перескочили к старости и внукам.

— Наверное, потому что кажется, что в старости мы уж точно будем умными?

— Или потому, что мы хотим взять и перепрыгнуть через настоящее, в котором мы должны учиться быть умными?

— Хм... — Макар хмурится.

— Нам стоит говорить не о том, какими мы будем, а какие мы есть сейчас, —переплетаю свои пальцы с его.

— Я напуган, Уля. Очень сильно, — опускает взгляд и вновь смотрит на меня, —поэтому скажи, что все будет хорошо.

Я недоуменно приподнимаю бровь.

— Теперь я боюсь, что потеряю тебя, — поглаживает мои пальцы, — потеряю Артема.

— Не будет этого страха, не будет ценности.

Встаю, обхожу стол и сажусь рядом с Макаром. Беру его за руку, кладу голову на его плечо. Мороженое растаяло, и в сладкой белой луже блинчики размякли.

— Все будет хорошо, если мы для этого постараемся, — шепчу я. — Все будет хорошо, если мы сохраним слова, которые были сегодня сказаны о любви, страхе и слабости. Все будет хорошо.. — выдерживаю небольшую паузу и с легким самодовольством продолжаю, — если ты будешь помнить, как тебе повезло с женой, Макар.

Сжимает мою ладонь, а затем тянет ее к губам и нежно целует кончики пальцев.

— И я буду полным идиотом, если позволю себе быть прежним говнюком, —приобнимает меня, целует в макушку и делает глубокий вдох, будто желает запомнить запах моих волос. — Я стану другим, Уля. Для тебя, для Артема.

— А соседям все же светит перспектива жить рядом с противным стариком?

— Думаю, да, — Макар коротко смеется.

Сидим и молчим, держась за руки, глядя в окно, за которым спешат по своим делам прохожие.

Макар шумно вдыхает и выдыхает, а затем резко разворачивается ко мне, сгребает в охапку и целует. Глубоко и жадно.

На меня накидывается смущение, под которым я пытаюсь несмело оттолкнуть Макара, который прижимает к себе еще крепче.

Большой, сильный, напряженный и уязвимый. Нет не слабый, а уязвимый, как и все те, кто любит:

— Прости меня, — шепчет он мне в губы. — Я сделал тебе больно. Так больно, что я бы, наверное, умер.

— А я почти и умерла, Макар.

— Прости, — повторяет и утыкается лицом в шею. — И доверься мне. Дай мне второй шанс. Я мир переверну, если захочешь.

— Нет — закрываю глаза. — Я хочу иного. Хочу быть любимой женой, счастливой мамой и желанной женщиной. Это куда сложнее, чем перевернуть мир. Это цель на всю твою жизнь, Макар.

Глава 57. Хочу познать твою любовь

Осознать, что женщина, которая сидит рядом и задумчиво пьет чай, твоя — найти для мужчины смысл его жизни.

И ничего этого не изменит. Ни развод, ни ссоры, ни крики, что я не заслуживаю второго шанса.

Моя.

Проскользнула в сердце, свернулась в клубочек и пустила в вены тонкие шелковые нити. И не вырвать ее. Даже в беспамятстве я буду тянуться к ней, во снах видеть ее лицо.

И ни одна женщина не будет меня так любить, как Ульяна. На грани отчаяния.

Ее лицо целует солнце, что выходит из-за облаков, она щурится и убирает локон за ухо, кинув взгляд на окно. Маленькая и хрупкая женщина, и я хочу сползти со стула на пол и положить голову ей на колени.

И надо же, я не умер, когда признался в чувствах. Мне казалось, что я после своей откровенности поймаю удар, но вместо этого я утонул в нежности, в которой сейчас аж захлебываюсь.

— Я люблю васильки, — говорит она и проводит пальцем по краю чашки. — И не в букетах.