Измена. Право на сына

Она улыбается и переводит взгляд на меня:

— Они мне нравятся... ммм... когда их можно случайно увидеть на грядке, среди сорняков, травы, на газоне у тротуара, под случайным кустом на прогулке.

Я не был готов к такому ответу, и он меня обескураживает.

— Неожиданно, — едва слышно отвечаю я.

— И у нас на территории дома есть пара кустиков васильков, — делает глоток чая.

— У калитки и у беседки на заднем дворе. И никто их не высаживал. Откуда-то ветром принесло.

— Я их не замечал, — хмурюсь, — но, похоже, теперь везде буду высматривать васильки.

— И не надо их срывать.

— Но какие тогда мне тебе дарить цветы?

— А какие бы ты хотел дарить мне цветы?

— Ловко, — одобрительно хмыкаю. — Не желаешь облегчить мне задачку.

— Цветы — это тоже язык, через который можно многое выразить, — Ульяна пожимает плечами.

Я бы закидал ее горам роз. Алых и пышных, потому что я тупой. Все же любят розы. Но они не олицетворяют Ульяну, не подходят ей.

— Ты серьезно озадачен, — она беззлобно усмехается. — Только не говори, что ты подумал о красных розах.

— Да, — честно отвечаю я.

— Розы не приму, — безапелляционно отвечает — Это банально.

— Согласен. Совсем не васильки.

— И я не думаю, что ты сам любишь розы.

— Если я попрошу тебя сейчас никуда не бежать, — Встаю и внимательно вглядываюсь в ее удивленные в глаза, — ты меня послушаешь?

— Если я убегу, то недалеко, — Ульяна смеется, — к Артёму.

Меня опять накрывает. Обхватываю ее теплое лицо ладонями, наклоняюсь и целую, игнорируя возмущенный взгляд толстой тетки за столиком в углу.

— Ты все же дождись меня, — выдыхаю в сладкие губы Ульяны. — Тёма сейчас в надежных руках.

— Кто-то потеплел к Дине?

— Кто-то признает ее профессионализм, — отвечаю ей шепотом, пробегаю пальцами по щеке и решительно шагаю мимо стойки к выходу.

Официантка, которая, похоже, решила, что я придурошный неадекват, прижимает к груди поднос, словно он защитит ее, если меня переклинит.

— Моя жена же сказала, что я не кусаюсь.

Официантка косит жалобный взгляд на Ульяну, но та в тихой меланхолии цедит чай. Хочу вернуться, закинуть на плечо и уволочь с собой, но я это сделаю потом .

Сейчас мне надо в цветочный.

И как же меня прет. Я не замечаю пути до ларька с цветами на углу улицы и с рыком “мне нужны цветы” врываюсь к перепуганной женщине, которая роняет телефон из рук.

— Какие? — настороженно спрашивает она.

— Не знаю! — озираюсь по сторонам.

Если цветы действительно могут выражать чувства, то мой вариант — притащить Ульяне весь ларек вместе с продавщицей, потому что меня всего распирает от эмоций.

— Дышите, — шепчет женщина.

Мой взгляд цепляется за розовые орхидеи в углу. Среди остальных букетов они обособленно нежные и вызывающие. Как сонная Ульяна тонкой пижаме на голое тело.

— Эти, — киваю на орхидеи, а затем указываю взглядом на вазу с колючим чертополохом, который обычно растет в полях сорняком. — И эти.

— Но... — продавщица едва заметно кривится. — Они же совсем не подходят друг другу.

Ласковая, желанная девочка, которая умеет кусаться и царапаться.

— Поторопитесь, — тихо и требовательно отвечаю я. — Меня жена ждет.

Меня ждет жена. Как тепло от этих трех простых слов, и какая в них глубина. Я женат, и я отец.

— Надеюсь, вас тут не хватит удар, — цветочница одаривает меня подозрительным взглядом и спешит к орхидеям. Медлит и уточняет — Вы уверены насчет чертополоха?

— Да.

— Кто я такая, чтобы кого-то учить. Всего лишь флорист с наградами.

— И оберните в белую бумагу.

— У вас странный вкус.

— Это символизм, — раздраженно отвечаю я.

— И что же вы хотите всем этим сказать? — женщина аккуратно раскладывает орхидеи на высоком столе и возвращается к чертополох.

— Что я люблю свою жену.

— Невероятно рада за вас, — выхватывает веточки чертополоха из высокой вазы и усмехается, — но таким тоном не о любви говорят, а угрожают убить всю семью.

Я не отвечаю и щурюсь на наглую флористку, которая смеется.

— Таких кадров у меня еще не было.

— Я бы на вашем месте сейчас постарался быть вежливой и учтивой, потому что в перспективе я могу стать постоянным клиентом.

— С богатой фантазией и тягой символизму?

— Да.

— То есть у меня будет шанс заказать однажды какие-нибудь жуткие и редкие цветы, чтобы вы могли выразить свои неуемные чувства к жене?

— А конкретнее?

— Например, китайский мышецает или цветок летучей мыши.

— Не слышал о таком.

— Идеально подойдет для композиции “я в ссоре с женой и невероятно напуган сковородкой в ее руке”.

— настолько жуткий?

— Ага. И дорогой, зараза, — раскладывает чертополох на белой бумаге. —Настолько дорогой, насколько и страшный.

— Каталог предоставите?

— Предоставлю, — поднимает взгляд. — Будет раздолье для вашего символизма.

Через пятнадцать минут я поднимаюсь со странным букетом в руках к Ульяне на крыльце. Сердце пропускает удар и заводится с новой силой.

— Мне нравится, — едва слышно говорит она, разглядывая цветы в своих красивых изящных руках, и поднимает глаза.

Улыбается, и все вокруг размывается в блеклые пятна. Ничего неважно, кроме ее немного печальной и уставшей улыбки.

— Хорошо, — ее ресницы вздрагивают, — давай еще раз попробуем. — Я доверюсь тебе, Макар, потому что хочу этого. Хочу узнать, каким ты можешь быть, когда любишь.

Эпилог

— Он твою сестру. — бабушка кривится, — обижал. Пытался изнасиловать, угрожал, а ты…

Было глупо ожидать от нее чего-то другого кроме обвинений и претензий. Жанна мастерски промыла ей мозги.

— Бабуль, — ласково улыбаюсь. — Жанна твой дом продает.

— Неправда.

Конечно, Жанна — милая пушистая овечка. Ничего нового, но моя обида и ревность сейчас бессмысленна.

— Мне твои соседи позвонили, — постукиваю костяшками пальцев по столу, —сказали, что пока ты в церкви возишься, она сюда риелторов водит.

— Как-ты можешь такое говорить.

— Ба, твой дом теперь записан на нее, — недобро щурюсь. — видимо, она выставит тебя за порог когда найдет покупателя.