Измена. Ты пожалеешь...
Шрифт:
— Задницу свою мне предлагаешь? Да ну? Чего это ты так расщедрилась и ничего не просишь взамен? Лишь бы я не лез и не высовывался. Однако… Какие у тебя высокие мотивы, Кать. Знаешь… Не нужна мне твоя задница. Себе оставь!
Лицо жены пошло рябью, и в глазах слезы застыли.
Подбородок дрожит.
— Я так и знала, у тебя есть шлюха! Которая тебе в зад дает. Да? Я права?!
Вообще-то нет, но если так и пойдет… То появится, наверное.
Задолбался я торговаться за секс с женой.
И мне претит, что она о многом забыла.
Забыла о том, кто бегал и выбивал места, когда младшей
Это была Лиза!
Но ведь могла бы откреститься Лиза, как сейчас Катька открещивается. Как та же Ева поступила… несколько лет назад.
Тогда семья Влада и Лизы не бедствовала, но у мужа Евы руки подлиннее были и связи покруче. Разумеется, я обратился за помощью к старшей сестре! Ева обещала, что поговорит с мужем, он связи поднимет.
Но в итоге были одни отговорки, да-да, завтра. Да-да, у мужа сложная сцена в работе, мол, вот-вот должны дать ответ и так далее, и в таком духе. Потом она звонки сбрасывала, на переписки не отвечала.
Мы ждали, время поджимало. В итоге оказалось, что Ева ничего не сделала. И мужа то ли не беспокоила совсем, то ли все рассказы о его знакомствах во всех сферах жизни оказались просто фулом! Плюс ко всему… они уехали отдыхать…
Потому, когда Ева мужа схоронила и начала плакаться, что у нее проблемы, я сделал вид, что оглох. Пошла бы ты на хрен, сестричка…У тебя ничего за душой. Никого, о ком бы тебе надо было заботиться. Всю жизнь жила эгоистично ради славы и признания, пусть даже это черный пиар, так что сама разгребай, такого я был мнения.
Лиза помогла в прошлом, когда узнала о беде моей младшей дочери, ни слова не сказала и не просила вернуть эти деньги…
Как быстро забывается все хорошее.
Мне от этого на душе тяжело, и на жену смотреть противно.
Вроде еще люблю, еще помню ее совсем другой. смешливой и надежной девчонкой, которая не морщила носик при виде простого парня-работяги из автосервиса… Но ее все чаще алчностью заносит куда-то не туда.
— Кать, ты вот что сделай лучше.
— Что?
— Надеюсь, бирки на месте.
Жена бледнеет.
— К-к-какие бирки.
— Те самые бирки! Шубу в магазин верни.
— Витя! — ахает, побледнев.
— Ты не имела права брать крупную сумму из семейных денег! Из тех, что мы для всей семьи откладывали… И тратить ее на себя. На ноготочки, на маникюр… На спа с подружкой иногда — пожалуйста, я тебе и слова не скажу! Но ты… сперла.
— Сперла?
— Своровала, стащила. Закрысила… Говоришь, как хочешь. Мне насрать. Но… верни, как было.
— А что, если бирок уже нет?!
— Значит, продашь как бу и вернешь все до копеечки. И разницу тоже доложишь!
— Как?!
— А вот это уже твои проблемы, Кать. Ты так-то баба взрослая, да? И неглупая. Поэтому хватит сидеть на моей шее. Дети подросли, в школу ходят. Подыщи-ка ты себе работу, милая. Развеешься!
— Да кто тебе жрать готовить будет?! И убирать…
— Дай-ка подумаю. О, к нам же помощница приходит генералить раз в неделю. Думаю, с ежедневной уборкой ты справишься. Пропылесосить немного, то-се… Дети на продленке. Уроки с ними делать не надо, в школе все успевают.
А если нет, с ними репетитор занимается. Ты же у нас жена бизнесмена и должна выглядеть хорошо, только на себя время и тратишь. Похоже, ты просто заскучала! Вот и развеешься. А я поеду. И больше ни слова… Поняла?***
Она
— Привет, сестренка! — льется медом откуда-то сбоку голос Евы.
Сходила к автомату за какао, называется.
Неожиданно какао захотелось, хоть плачь.
Есть любимое заведение, в котором варят хорошее какао. И не будь всей этой грязной ссоры между мной и Владом, не будь намечающегося развода, я бы обязательно ему позвонила и рассказала, чего мне хочется.
И он бы мне это достал.
Сам привез.
Или через курьера отправил.
Потому что Влад всегда был внимателен ко мне в мелочах и радовался каждой моей беременности.
Потому что он был тем мужчиной, который пойдет искать ночью арбуз, если его беременной жене очень хочется съесть арбуз. Он был тем, кто иногда даже раньше теста на беременность догадывался, что случилось. Даже сейчас… Он догадался о моей беременности!
Вот только теперь это не имеет значения.
Стаканчик с напитком уже не кажется таким желанным, как минуту назад.
Ева останавливается рядом, меня обдает запахом ее тяжелых духов. С таким парфюмом можно было бы выйти в театр или ресторан, но душить всех таким запахом днем, в больнице…
Будто нарочно надушилась посильнее, зная, что я беременна.
— Чего тебе?
— А поздороваться? — разводит руками.
— Не в том месте ты решила быть вежливой.
— Мне, что, уже и сестру просто так проведать нельзя? — усмехается.
— Говори, что хотела и проваливай. Оставь меня в покое! — говорю твердо.
Ева облизывает губы кончиком языка, острого, как у кошки.
— Я бы с радостью, вот только незадача… Ты в мужа вцепилась, как клещ.
Смотрю на сестру, не веря своим ушам.
— Ты сейчас серьезно?
— Вполне, — кивает.
— Совсем оборзела. Ты, на минуточку… — мне аж смешно. Наверное, это нервное. — Ты пришла ко мне качать права? Потому что мой муж не спешит предаваться с тобой развратной любви?
— О, ну брось… Не спешит предаваться? Ха-ха! Он не может мной насытиться. Жадный, алчный, роскошный любовник… — говорит громко, вкладывая в слова страсть. — Терзал меня всю ночь, я едва отбилась. Мда… Похоже, ты ему совсем не давала секса, не выгуливала его животную натуру. Наверное, миссионерская поза с задранной до живота кружевной сорочкой — твой потолок. Представляю, как ты лежишь бревном, зажмурившись…
Какая мерзкая… И говорить не стесняется на интимные темы прямиком в коридоре больницы.
Что ж, к вниманию публики она привыкла. Чего ей скрывать, как говорится? Если она не стеснялась показать крупным ракурсом свое женское естество в момент секса, то как ей стесняться каких-то слов?!
— Он всегда обо мне мечтал. Со школы, — делится Ева. — Подглядывал даже, — хихикает, глаза блестят торжеством.
Есть что-то низкое и противное в том, как Ева говорит о Владе. Я знаю, он лучше и больше, чем вот эти низкие шашни. В нем есть и высокие стремления, и щедрость, и сила, и твердость характера.