Изменить будущее
Шрифт:
– Ты откуда знаешь про это?! – Воскликнул полковник.
– Пацаны говорили. В школе.
– Пацаны… В школе! А-ха-ха! – Продолжал смеяться начальник крайкома.
Полковник посмотрел на Ломакина и с тоской произнёс:
– Да как же я кого-нибудь из них дам?! Они же… Законспирированы…
– А-а-а! Не могу больше! – Чуть не плакал Виктор Павлович. – Идите все…
Все встали и уже на выходе я услышал смеющийся голос секретаря райкома:
– Вас можно-то одного оставить, Виктор Павлович?
Ломакин закашлялся и замахал на Чернышова руками.
Бежали мы ровно, перерывами переходя
Я раздал командирам групп кроки и наблюдатель насторожился.
– А что это… Они другими маршрутами пойдут? Так не договаривались…
– Пойдём караваном, но у каждой группы привал будет в своём месте и в своё время. И закладки у всех разные. Соревнование вроде… Кто больше соберёт вымпелов? Но на контрольных точках все собираются в контрольное время. Если кто потеряется на каком-то этапе, мы идём искать.
– Кто не спрятался, я не виноват, – пробурчал майор. Имени его мы не знали. – Хороший у вас камуфляж. Где взяли?
– Сшили, – просто сказал я. – Все готовы? Первый – пошёл!
Мы крутились по сопкам и распадкам, собирая вымпелы и клещей. Костюм "работал" отлично и насекомые собирались в манжетах на ногах, руках, поясе. Мошка и капельки тумана собирались на сетке накомарника капюшона. Жарко не было. Наступало сырое приморское лето. Но брезентуха, она и есть брезентуха, и потели мы изрядно. Тепло выходило через те же манжеты, в которых я вставил сетчатые "окошки". Костюм работал.
С обувью мы тоже немного "помутили", нашив на кеды двадцатисантиметровые брезентовые "краги" и намотав на них обмотки. Чтобы обувь держала голеностоп. Так мы делали, наращивая обычные коньки кожей и войлоком.
Этим СССР и был хорош, на мой взгляд. Хочешь лучше – сделай сам. Ии мы делали. Делали клюшки с гнутым пером, оклеенным стеклотканью с бокситной смолой, шили спортивную форму. Я сшил себе сам свои первые самбовки из дермантина. Не было страха ни перед какими преградами. Папа с дядькой домик на даче сложили из спиленных на участке лип за одну зиму, распустив их на горбыли и доски. Вот такой был советский человек. Человек труда.
– Не плохо двигаешься, – похвалил наблюдатель на первом привале, сделанном нами через три часа.
– Ритм и график, – выдохнул я. – Плюс дыхательные техники.
– Остальным-то похуже, – саркастически ухмыльнулся майор. Он чувствовал себя прекрасно.
– Другие – салаги ещё, – выдохнул я.
– А ты, значит, не салага? – Хмыкнул майор. – Вы же одногодки?
Я кивнул.
– Я много бегаю. И этот маршрут прошёл три раза, пока высчитал режим… Для них. Это же для тренировки, а не чтоб забебать.
Майор тихо заржал.
– Силён…
– А то…
Я поднабрался, потому что иногда отходил от своей группы и проверял идущих параллельно.
– Извини, майор… Вздремну пять сек… Ткнёшь в бок через двадцать минут – сказал я и уснул, услышав:
– Не могу. Я наблюдатель.
– Да и хрен…
Дальше долго шли шагом, потом снова бежали, шли, бежали. В точку ночёвки вышли чуть раньше времени. Все пять групп отозвались на контрольный крик удода, согласно
регламенту: первая один раз, вторая два… Шли пятью девятками. Каждая группа двигалась двумя ромбами с двумя пулемётчиками в ближайших вершинах, то есть – в центре группы.Я, по сути, тоже был наблюдатель и контролёр. Командиры групп выполняли поставленные задачи: находили и вскрывали закладки, руководили организацией отдыха, я наблюдал, тоже не имея возможности подсказать и помочь.
Чуть передохнув, я пробежался по группам и убедился, что всё идёт штатно: костры заглублены, дымы ползут по стволам деревьев и расходятся по кронам, отхожие места оборудованы правильно.
С отхожими местами имел место конфликт. Когда пацаны узнали, что придётся забирать с собой своё дерьмо, все отказались участвовать в рейде. Но я разозлил их специально, чтобы они не бухтели по другому поводу. Когда я сказал: "Ну, так и быть, оставим", все спокойно согласились со всем остальным. А "рогаток" в условиях рейда хватало.
Ночевали нормально. У каждого имелись: индивидуальный спальный мешок, сшитый из водонепроницаемого брезента и пенопластовый, сворачиваемый гармошкой, коврик. И то, и то было сделано мальчишками своими руками.
Утро удалось. Пошёл мелкий дождик и никто не хотел вылезать из спальных мешков. Посмотрев, как командир распихивает бойцов", я убежал проверить другие группы. Везде было примерно одно и то же. Увидев меня, командиры работали ногами активнее, а бойцы мычали что-то сонное. Я же подходил к каждому командиру и говорил, что остальные группы уже выдвинулись.
После этого разведгруппа собиралась почти мгновенно, предварительно уничтожив следы пребывания.
Первую группу я нагнал километрах в трёх и похвалил командира. Тот молча махнул рукой, засовывая себе пальцы под рёбра и резко отпуская.
"Ага, снимает спазм, молодец", – подумал я.
Сегодня мы должны войти на территорию полигона. Ничего там секретного не было, как, собственно и охраны, но сегодня, полагаю, поставят секреты специально под нас.
Мы заходили в лоб, отрабатывая "скрытое пересечение автомагистрали вблизи населённого пункта в светлое время суток".
Когда четвёртая группа пересекла автомагистраль и мы двинулись вперёд, майор спросил:
– А пятую ждать не будем?
– Пятую? – Переспросил я. – Пятая уже там.
– Где там? – Насторожился майор.
– Пятая расчистила проход и прикрывает нас. Видишь, флажки висят? И останется прикрывать отход.
– В смысле, зачистила?
– Расчистила.
– Покуй. Там мои бойцы. Двое. Где они?
– Хрен их знает. Спят, наверное.
– Там… Мои… Бойцы.
– Ты же их не менял два дня, майор. Вот и…
– Млять!
Майор рванул в кусты и заорал:
– Сука, сержант, какого…? – И наступила тишина.
– Что ж ты так орёшь-то, – сказал Филиппак с позывным Филипок, выходя из тех же кустов с обездвиженным майором.
Полгода я заставлял пацанов отрабатывать один единственный приём: уход от прямого удара с заходом противнику за спину и переходом на удушение, или перелом шеи.
– Тихо, майор, – сказал я. – Чего ты шумишь? Не по правилам это.
Майор развёл руки и зацепив левой рукой Филипка за ногу оказался на нём верхом.