Изменить судьбу
Шрифт:
– Катя твоя с утра звонила – мама посмотрела на меня – просила передать, что придёт к трём.
– Я на тренировке буду. Она-же знает моё расписание.
– Спрашивала почему ты вчера не пришёл. Я сказала, что ты у ребят остался, не ночевал – мама вся в этом, патологически не может врать, обманывать, хитрить. Хотя – ну и хорошо. Я ведь знаю, зачем она придёт. Она придёт, чтоб расстаться друзьями, сказать мне, что я очень хороший, но она меня не любит, у неё появился другой, и всё такое. Да и пофиг мне сейчас. Я уже не тот сопляк, психика закалённая, не растекусь лужей.
– Ну, сказала и сказала. Я не в претензии.
– Всё-таки поссорились.
– Да-ну, мам, чего там ссориться-то было. Ну встречаемся, ну гуляем. Планов общих не было, свадьбу не планировали. Молодые ещё, базу
– Ну ладно, ваше дело. Преснухи ещё?
– Нет, хорош, а-то бегать тяжело будет.
К назначенному времени я был на месте. Сумка со снаряжением и флягой с водой плотно подогнана на спине, чтоб не болталась при беге и не мешала. Да, всё приходилось колхозить. Специальных спортивных сумок или таких удобных рюкзаков с анатомическими вставками не то, что не было – о них даже не слышали. Сумка считалась спортивной, если её можно было носить через плечо и на ней была какая-нибудь спортивная символика. Всё. Об эргономике, внутреннем органайзере, вместимости, удобности – совковый легпром не заморачивался. К своей самой дешёвой квадратной сумке из кожзама я пришил ещё один текстильный ремень, которым мог притягивать её к телу поперёк корпуса. Сумка хорошо фиксировалась и не болталась при беге.
ОФП – общая физическая подготовка. На неё меня затащил мой дворовый дружбан Вовка Бабаскин. Он учился на класс младше. Я ушёл учиться в технарь после восьмого класса, и закончил второй курс, а он переходил в десятый класс. В начале учебного года в школе, повесили объявление об открытии на базе школы новой спортивной секции и приглашали всех желающих.
ОФП вел один десантный прапорщик, инструктор по рукопашному бою, год провоевавший в Афганистане и уволенный из армии по ранению. Он не скрывал, что готовит нас к войне. Об этом он заявил нам ещё на первой тренировке. Он построил нас всех, семьдесят три человека, пришедших на первую треню, и сказал коротенькую речь. Смысл её сводился к следующему: война идёт уже два года и конца ей не предвидится. И никакой бокс, никакой кёкушин, никакие нунчаку или тройные цепы не помогут нам в этой войне выжить. А помогут нам выносливость, скорость, быстрота реакции, способность быстро забраться на гору или даже на отвесную скалу и столь-же быстро с неё спуститься, способность долго бежать или идти, не уставая и тащить при этом на себе половину собственного веса. Вот этим мы и будем заниматься. Те, кто думал, что их здесь научат драться – могут быть свободны. На вторую треню пришло уже сорок восемь человек, и с каждой тренировкой количество людей неуклонно падало. Тренировки были тяжёлые, круговые. Я приползал домой после них и с трудом себя заставлял в душ сходить. Но не бросал.
К концу учебного года у нас на ОФП сформировался костяк из семнадцати человек. Школы закрывались на каникулы и тогда мы стали собираться и тренироваться на улице. Палыч, так мы звали нашего тренера, нашёл какое-то заброшенное село с полуразрушенной церковью, которое находилось от трамвайного кольца километрах в трёх, если по прямой через лес. Вот туда мы и бегали тренироваться, а на развалинах церкви отрабатывали альпинистскую подготовку и скалолазание.
Вот после одной из таких тренировок, перед уходом, Палыч собрал нас и сказал:
– Парни, у нас, я вижу, выработался костяк. Я говорил, что не буду учить вас драться. Это так. Уличной драке я вас учить не буду. Вероятность рукопашной схватки с противником на современной войне примерно три-пять процентов. Но поскольку такая вероятность всё же существует, я буду вас готовить и к этому. Для того, чтобы проводить такие тренировки нам нужно снаряжение, чтобы друг друга не покалечить. Поэтому, к следующему воскресенью вам надо сшить из какой- нибудь плотной ткани защиту для голеней и предплечий, наколенники, шлем для головы, и найти защитные бинты для кулаков, или снарядные перчатки.
Плотную техническую ткань мне помог найти тот самый дворовый дружбан Вовка, который меня на ОФП и привёл. Он тоже не бросил, хотя и порывался. Потом мы с ним несколько вечеров подряд кроили и шили всё необходимое. Получилось, конечно, то ещё произведение швейного искусства, но всё же лучше, чем ничего. На первой
тренировке, посвящённой рукопашному бою, когда все достали то, что наваяли, оказалось, что у нас ещё не самый худший вариант.Палыч опять произнёс коротенькую речь, смысл которой сводился к следующему: Рукопашная схватка в боевых условиях не может длиться три минуты. Этой роскоши у нас нет. Нам никто не настелет матов, не натянет канаты, рефери не прибежит и не будет нас судить. Противник может оказаться выше нас на две головы и тяжелее в полтора раза. Он может стоять на возвышении, а у нас даже твердой опоры под ногами не будет, и солнце будет слепить в глаза. И вот в таких условиях у нас будет три – четыре секунды на победу или смерть. Поэтому схватка в реальных боевых условиях должна быть скоротечной, поражение противника должно происходить максимально быстро, эффективно и безальтернативно. Ни о каких правилах и честности здесь речи не идёт. Уконтропупил противника – герой, нет – труп. Других вариантов нет.
Несколько воскресений Палыч показывал нам уязвимые области на теле человека и способы воздействия на них. Мы отрабатывали удары друг на друге, проводили вольные бои в четверть силы, и постепенно привыкали держать удар. Потом начались спарринги. Но не в обычном понимании этого слова. Нам нужно было на скорость поразить своего спарринг-партнёра. На поединок выделялось двадцать секунд. Безусловно выигрывал тот, кто сумел взять соперника на удушающий, или сымитировать сворачивание шеи, перелом любой конечности, даже пальца. Либо нокаут. Победы по количеству нанесённых ударов не было.
Первые спарринги были той-ещё комедией. Палыч сам составлял пары и постоянно их тасовал, чтоб мы не привыкали к сопернику.
– Готовы? – Палыч дождался наших кивков, держа в руке секундомер – Внимание! Двадцать секунд -бой! – он нажал на кнопку секундомера –Не-ет! Стоп! Я же сказал! Двадцать секунд! Нет у вас времени ни на раскачку, ни на разведку боем! Атака начинается сразу и на максимальной скорости! Потом, когда привыкнете, будем время сокращать ещё… Все готовы? Внимание! Двадцать секунд -бой!
Глава 7
7.
Идя домой после тренировки, я думал в основном о том, как сейчас залезу в душ. На лавочке возле детской песочницы увидел Катьку. «Блин, красивая она, всё-таки. Не отнять». Ростом Катя была сантиметров на пять ниже меня. Волосы осветлённые, вьющиеся, густая копна. Она никогда не делала никаких причёсок, только фиксировала волосы, чтоб в глаза не лезли и сильно не лохматились от ветра. Фигура стройная. Она всегда одевалась так, чтобы подчеркнуть талию и визуально сделать ноги длиннее. Никогда не видел её в кроссовках. Только туфли, обязательно каблучок, хоть небольшой. Либо, если предполагается длительное нахождение на ногах – мокасины. Но тогда и общий облик другой. Черты лица какие-то тонкие, изящные, таящие загадку, выражение слегка надменное. Косметика на лице – обязательный атрибут. Она из дома не выходила, не нарисовав себе хотя-бы глаза.
Увидела меня, встала, пошла навстречу. Я тоже не стал её избегать – не дети, чай, в прятки играть. Я задумался: «Время примерно шесть доходит. Это она тут с трёх часов сидит? Так припекло поговорить?»
– Привет – я подошёл к ней и потянулся за поцелуем. Она отодвинулась и уперлась мне в грудь ладошкой.
– Слав, нам поговорить надо.
– Ну пошли ко мне. Я душ приму и поговорим – я направился к подъезду.
– Нет, Слав, сейчас – она удержала меня за руку.
– Кать, я спорить не хочу. Я в душ хочу. Я устал и чувствую себя грязным вонючим животным. Я сейчас ничего адекватно не воспринимаю. Пойдём, я схожу в душ, и ты мне выскажешь всё, что накопилось.
Катя удивлённо на меня посмотрела, видимо, поведение, которое я демонстрировал, не укладывалось в её шаблон.
– Ладно, пойдём… - она с каким-то сомнением посмотрела на меня – но недолго, у меня дела – попыталась она снова контролировать ситуацию.
Дома перед отцом уже стояла пара жигулёвского, и ещё две пустые я заметил под журнальным столиком. Лицо его выражало общую удовлетворённость. Бабушка что-то напевала у себя в комнате, и я услышал перестук коклюшек. Из нашей комнаты вышел Лёшка.