Изнанка желаний

Увы, подобный сценарий мне не по зубам. Во-первых, я не знал ни одного важного бандита. Во-вторых, проверять, спасёт ли регенерация от пули в затылок, как-то не тянуло. В-третьих, резкая рокировка власти неизбежно привлечёт внимание, поползут слухи, дойдут до волшебниц — и кранты мне.

Сейчас важно затаиться. Выход на меня имели Бехемот, которому болтать обо мне было равносильно смерти… и Диптер. Его я пришью, а дальше заживу совершенно нормальной жизнью. Буду изредка снимать кошек с деревьев и давить слабеньких демонов.

И всё бы ничего, но не об этой жизни я мечтал. Не о том, что забьюсь в угол и буду трястись от малейшего шороха. Судьба в лице голодного кота подарила мне шанс — и я его не упущу. Непременно раскопаю способ отвадить от себя разных охотников. И местная инквизиция, и плотоядные демоны, и алчущие внутренностей волшебниц колдуны — все обломаются.

Наполеоновские планы не мешали прикрывать перстень от взглядов людей, ехавших со мной в одном вагоне. Мало ли какие совпадения бывают.

Рита звала лишённых магии обывателей куклами. Правильно, чем ещё играть девочкам, если не куклами? Такое прозвище многое говорило о порядках, царивших среди волшебниц. Презрение к людям ещё никого до добра не доводило.

Двор родного дома встретил меня необычной оживлённостью. Мигала синими огнями скорая помощь, рядом пристроилась пара полицейских машин — пожилой бобик и молоденькая лада веста.

Сердце ухнуло в пятки, когда я заметил на тротуаре у соседней парадной кровавые разводы. А возле них — полиэтиленовый мешок с уж больно характерными очертаниями.

Мрачные мужчины в форме отгоняли зевак. Один полицейский фотографировал сцену, второй — записывал протокол. Другие… я не обратил внимания на других.

Поймал смутно знакомую тётку, с которой иногда перебрасывался парой слов. О погоде, о школьной форме её детей, о болезни собаки — с её стороны, поддакивания — с моей. Но сейчас меня волновала не погода.

— Что тут случилось?

Тётка заохала, не то правда переживая, не то раззадоривая себя перед ближайшими неделями сплетен.

— Толяныч, хрыч сраный! Добухался-таки, скотина. Мне Люда говорит: вышел, шатаясь, пристал к Лёшке — это который из четыреста второй… был. Ну слово за слово, что-то придурку не понравилось, он возьми да вытащи кухонный нож. И зачем брал? Точно зарезать кого-то хотел. Вытащил — и бить, бить. Как заведённый. А у самого рожа такая, словно шарики за ролики закатились…

Она ещё продолжала что-то говорить, обсасывать подробности, добавлять выдуманные детали. Но я её уже не слушал. В висках шумела кровь.

Негодный материал, сказал Диптер. Нестабилен.

Что, мудила, доигрался в бога? Разрешил проблему, договорился с демоном? Как там свет, ещё не льётся из задницы?

Я рванул к своей парадной, заскочил внутрь. Зубами отбил формулу перехода. Мир привычно размылся.

Я ринулась в соседнюю парадную. Туда, где жил Толяныч. Беспомощно пискнул домофон, когда я рванула дверь на себя. Этажа я, конечно, не знала, потому промчалась по всем девяти. Нигде не было и следа Диптера.

Так ведь он наверняка вернулся к насиженному месту. Подумал, что я уже не вернусь. Подтолкнул Толяныча к убийству — мелочная месть за испытанное унижение. И уполз на любимую дверь.

Я перепрыгнула через перила и ухнула с девятого этажа. Приземлилась на колени, скрипнувшие болью, отбросила её, как нечто совсем не существенное.

Значение имела только смерть человека. По моей вине.

К своей лестничной клетке я подбиралась, словно тигр, крадущийся к антилопе. Медленно, стараясь не издавать ни звука. Пригибалась зачем-то, хотя уж это-то лишнее.

Мои старания окупились. Когда я выскочила на клетку, то увидела, как пульсирует на двери чёрная слизь. В ней проявился рот.

— Госпожа?! Вы!..

Я не дослушала. Незачем. Это пустое. Никого не вернёт. Не исправит ошибки.

Её прикроет только новая смерть. Уничтожение демона, которому я имела глупость поверить.

Молодцевато ухнув, я прыгнула и впечаталась обеими ногами в деревянную дверь. Она с треском вылетела из петель, развалилась на две половины. Брызнула мерзкая жижа.

Диптер завизжал — дико, как умирающий зверь. Но я не остановилась. Перекатилась и, не вставая, вцепилась в слизь. Принялась рвать её, разбрасывать здоровые шматы. Может, не самый красивый метод. Но он работал.

Потому что демон умирал. Его вопли становились всё тише. Каждая порция зачерпнутой грязи судорожно содрогалась и, теряя подобие жизни, разливалась бессильной мутью. Морда демона попыталась уплыть от меня — я прыгнула, как охотящаяся кошка. Зачерпнула горстью глаз и раздавила его. Из-под пальцев потёк едкий чёрный гной. Он пробился сквозь нечувствительность к боли. Я поспешно вытерла ладонь о пол.

Крик Диптера резанул по барабанным перепонкам. Если он и думал сопротивляться в начале, то теперь это ушло. Осталась пустая паника, стремление сохранить жизнь.

Ни то, ни другое ему не помогло.

Я размазала второй глаз и, схватившись за рот демона, залезла в него ладонями. Потянула в противоположные стороны и с противным хрустом разорвала его.

И Диптер перестал трепыхаться. От него осталась лужа тёмной слизи, в глубине которой плавало ещё более чёрная дрянь. Я дотронулась до неё и отдёрнула руку — её обожгло.

Демон был мёртв. Постепенно грязь, формировавшая его тело, истаивала. Последней исчезло кислотное ядро.

Я тупо уставилась на ладони. Там, где на них попала чёрная грязь, слезла кожа — болело, конечно, но ничего страшного. На месте старой уже появилась молодая розовая кожица.

И — парадоксально относительно ситуации — накатило удовольствие. Глубинная, подсознательная уверенность, что я всё сделала правильно.

Дополнительным подтверждением тому стал камень на перстне. Он очистился от паутины и хмари в его глубине. Засиял радостным голубым светом.

Значит, я не ошиблась с предположением.

Медленно поднявшись, смотрела одежду. Слизь её не повредила и уже пропала. А вот чёрная грязь проела кое-где дырки.

Надо будет заштопать.

Подозрительно повседневная мысль на фоне последних событий. Я прошептала формулу.

Лишь оказавшись в своей квартире, я осознал, как туго была накручена струна внутреннего напряжения. Лапа, стискивавшая сердце, разжалась, и вместе со свободой пришла опустошенность. Не физическая усталость, но моральное истощение.