Изумруды к свадьбе (Властелин замка, Влюбленный граф)

— Вряд ли такое вообще возможно.

— О, мадемуазель! — вскричала Женевьева. — Как это было ужасно… там, внизу, в этой тюрьме, а у нас с собой только одна свеча. Мне казалось, что там кто-то был… кто-то следил за нами. Я чувствовала это, мадемуазель… Я говорю правду. — Дети слушали ее с широко раскрытыми глазами, а Женевьева не могла устоять перед соблазном продолжать привлекать к себе всеобщее внимание. — Я слышала какой-то стук… — продолжала она. — Я знала, что там, внизу, живет привидение. Это кто-то из умерших пленников, чья душа никак не может успокоиться…

Я видела, что она начинает чрезмерно возбуждаться. В ее голосе стали проскальзывать истерические нотки. Я поймала взгляд Жан-Пьера, и он понимающе кивнул мне.

— Послушайте, — воскликнул он, — кто будет танцевать «Марш улиток»? Мы так хорошо ими попировали, что надо бы исполнить танец в их честь. Давайте-ка, мадемуазель Женевьева, мы с вами откроем танцы.

Женевьева с готовностью вскочила, ее лицо пылало, глаза сияли. И, взяв за руки Жан-Пьера, она закружилась с ним по комнате.

Мы покинули дом Бастидов около четырех часов. Как только мы появились в замке, ко мне подбежала одна из служанок и сказала, что мадам де ла Таль хочет меня видеть и я должна как можно скорее пройти в ее будуар.

Я не стала переодеваться и пошла к ней прямо в костюме для верховой езды.

Постучав в дверь ее спальни, я услышала тихий голос, приглашающий меня войти. В изысканно меблированной комнате, где стояла кровать под пологом из переливчатого синего шелка, Клод не оказалось.

Тут я заметила открытую дверь, и в этот момент оттуда донесся ее голос:

— Входите, мадемуазель Лоусон.

Ее будуар представлял собой комнату, вдвое меньшую по сравнению со спальней. В нем находилось большое зеркало, сидячая ванна, туалетный столик, кресла и софа, и над всем этим витал крепкий запах духов. Сама она полулежала на софе в бледно-голубом шелковом платье, ее золотистые волосы красиво ниспадали на плечи. Я не могла не признать, что выглядела она невероятно красивой и соблазнительной.

Она разглядывала свою обнаженную ногу, выставленную из-под голубого платья.

— О, мадемуазель Лоусон, входите. Вы были у Бастидов?

— Да, — отозвалась я.

— У нас, конечно, — продолжала она, — нет никаких возражений против вашей дружбы с Бастидами. — Я удивленно посмотрела на нее, а она тем временем продолжала с улыбкой: — Конечно нет. Они делают для нас вино, а вы реставрируете наши картины.

— Я не вижу здесь никакой связи.

— О, уверена, что это не так, мадемуазель Лоусон. Вы найдете ее, если хорошо подумаете. Но я говорю о Женевьеве. Я уверена, что граф не хотел бы, чтобы она водила такую… близкую дружбу с… его слугами. — Я хотела было возразить, но Клод быстро продолжала, и тон ее голоса был почти нежным, словно она старалась причинить мне как можно меньше неприятностей: — Возможно, мы здесь стараемся оберегать своих детей больше, чем это делают в Англии. Мы считаем неразумным позволять им слишком свободно общаться с людьми из других социальных слоев. При определенных обстоятельствах это могло бы привести к осложнениям. Не сомневаюсь, что вы понимаете меня.

— Вы намекаете на то, что я должна была бы помешать Женевьеве посещать дом Бастидов?

— Вы согласны, что это разумно?

— Мне кажется, вы заблуждаетесь насчет моего влияния на Женевьеву. Я не в силах помешать ей делать то, что она хочет. Я могу лишь просить ее зайти к вам, чтобы вы сами высказали ей свое мнение.

— Но вы вместе с ней ходите к этим людям. Именно под вашим влиянием она…

— И тем не менее я уверена, что не могла бы остановить ее. Я скажу, что вы хотите поговорить с ней. — И с этими словами я покинула спальню мадам де ла Таль.

В тот вечер, придя в свою комнату, я легла спать, но еще не успела заснуть, как в замке поднялась страшная суматоха. Я услышала чьи-то гневные крики, вопли страха и, накинув пеньюар, вышла в коридор.

Пока я стояла у дверей своей комнаты, не зная, что предпринять, мимо пробежала одна из служанок.

— В чем дело? — спросила я.

— Улитки в постели мадам!

Да, таков был ответ Женевьевы. Она выслушала замечание Клод довольно спокойно — по крайней мере, так казалось, — но тут же решила отомстить, И из-за этого-то и разгорелся весь сыр-бор.

Я отправилась к ней в комнату и постучала в дверь. Ответа не последовало, я вошла и увидела, что Женевьева лежит на кровати и притворяется спящей.

— Это бесполезно, — сказала я.

Она открыла один глаз и рассмеялась:

— Вы слышали вопли, мадемуазель?

— Их слышали, наверное, во всем замке.

— Представляете себе ее лицо, когда она их увидела?

— На самом деле это не очень весело, Женевьева.

— Бедная мадемуазель. Мне всегда жаль людей, лишенных чувства юмора.

— А мне всегда жаль людей, которые откалывают такие номера. Как вы думаете, чем теперь все это кончится?

— Она будет знать, что ей следует заниматься только собственными делами и не совать нос в мои.

— Но все может обернуться совсем по-иному!

— Ох, ну не надо! Вы такая же плохая, как она.

Попытка запретить мне видеть Жан-Пьера и всех остальных ни к чему не приведет. Это ей не удастся.

— А если ваш отец запретит…

Она выпятила нижнюю губу:

— Никто ничего мне не сможет запретить!

— В любом случае надо отказаться от этих детских штучек с улитками.

— Да что вы говорите? Но разве вы не слышали ее криков? Держу пари, она страшно перепугалась, и поделом.

— Думаете, что это так просто сойдет вам с рук?

— Она может делать все, что ей нравится. А я буду делать все, что нравится мне.

Я понимала, что разговаривать с ней совершенно бесполезно, и решила уйти. Но была очень обеспокоена, и не столько ее глупым поведением, сколько ее явно растущей привязанностью к Жан-Пьеру.