Изумруды к свадьбе (Властелин замка, Влюбленный граф)

— Я удивлена, что вы ратуете за брак. — Едва я вымолвила эти слова, как тут же пожалела о сказанном и, вспыхнув, промямлила: — О, простите…

Вся его веселость тут же исчезла.

— А я удивлен тем, что удивлены вы. Скажите мне, почему у вас такое необычное имя?

Я объяснила, что мой отец был Даниэл, а мать — Алиса.

— Даллас. — Он повторил мое имя. — Над чем вы смеетесь?

— Вы очень смешно произносите его… с ударением на последнем слоге. Мы делаем ударение на первом.

Улыбаясь, он повторил его еще раз:

— Даллас, Даллас.

Мне показалось, что ему нравится произносить мое имя…

— У вас у самого необычное имя.

— В моей семье это имя существует испокон веку, начиная с первого короля франков. Мы должны придерживаться королевских традиций. Иногда в семье бывали и Людовики, и Шарли, и Анри. Но всегда должны были быть и Лотэры. Теперь позвольте и мне заметить, что вы тоже неправильно произносите мое имя.

Я произнесла его имя. Он рассмеялся и заставил меня повторить его еще раз.

— Очень хорошо, Даллас, — сказал граф. — Все, что вы делаете, вы делаете хорошо.

Я рассказала ему о своих родителях, о том, как помогала отцу в его работе. О том, как само собой получилось так, что они заняли главное место в моей жизни, что не дало мне возможности выйти замуж.

— Возможно, это к лучшему, — заметил граф. — Те, кто не выходят замуж, порой жалеют об упущенной возможности, но те, кто ею воспользовался, часто очень горько сожалеют о содеянном. Они хотели бы вернуться в прежнее состояние, чтобы уже не сделать того, что сделали. Такова жизнь, не правда ли?

— Возможно, вы правы.

— Возьмите, к примеру, меня. Я женился, когда мне было двадцать, на девушке, которую мне выбрали. Так, знаете ли, заведено в нашей семье. Подобные браки иногда бывают весьма благополучными.

— Ваш тоже был таким? — Мой голос снизился почти до шепота. Он не ответил, и я быстро сказала: — Извините за мою назойливость.

— Нет. Вы должны знать.

Я хотела знать, и мое сердце беспокойно забилось.

— Нет, брак не был удачен. Думаю, что оказался не в силах быть хорошим мужем.

— О, любой мужчина может, если захочет…

— Мадемуазель Лоусон, как может эгоистичный и нетерпимый мужчина быть хорошим мужем?

— Просто перестать быть эгоистичным и нетерпимым.

— И вы верите, что для этого надо просто захотеть стать другим?

— Но можно попытаться подавить в себе малоприятные качества.

Граф внезапно рассмеялся, и я почувствовала, что сказала глупость.

— Я вас позабавила? Вы спросили мое мнение, я вам ответила.

— Все правильно. Я просто представил, как вы подавляете в себе подобные неприятные черты характера, если только мое воображение настолько богато, чтобы предположить присутствие у вас таких черт. Вы знаете, какой катастрофой завершился мой брак?

Я кивнула.

— Мой опыт в качестве мужа убедил меня в том, что я должен навсегда отказаться от этой роли.

— Вероятно, вы проявили мудрость, принимая такое решение.

— Не сомневался, что вы со мной согласитесь. Мне стало ясно, что он имел в виду. Если то, что он предполагал, было правдой и я позволила своим чувствам к нему стать слишком глубокими, меня следовало предостеречь. Я почувствовала себя униженной, оскорбленной и торопливо пробормотала:

— Меня очень занимают стены замка, я имею в виду их поверхность. Мне кажется, что на них есть фрески, которые скрыты под слоем штукатурки.

— О! — воскликнул он.

Но мне показалось, что он едва обратил внимание на мои слова.

— Я помню, как отец сделал однажды удивительное открытие: на стенах одного древнего замка в Нортумберленде он обнаружил изумительную живопись, которая была скрыта от глаз в течение столетий. Я чувствую, что здесь мы можем натолкнуться на аналогичное открытие.

— Открытие? — повторил он. — Да?

О чем он думал? Только не о фресках. О бурной и неспокойной семейной жизни с Франсуазой? Но была ли она бурной и беспокойной? Скорее несчастной и безрадостной, поскольку он решил никогда больше не подвергать себя подобному риску.

Я сознавала, что меня все больше охватывает глубокая страсть к этому непостижимому человеку. Что же мне делать? Как можно все это оставить… и уехать обратно, в Англию, к новой жизни, где уже не будет этого полного тайн замка, не будет графа, которому я мечтала вернуть счастье?

— Мне бы хотелось более внимательно осмотреть стены, — сказала я.

— Даллас, мой замок и я сам в вашем полном распоряжении, — ответил он.

9

Через несколько дней Филипп и Клод вернулись из Парижа, и той доверительности, которая вроде бы возникла между графом и мною, как будто бы и не было.

Клод с графом часто ездили вместе верхом, поскольку Филипп не был большим любителем верховой езды. Иногда я, наблюдая за ними из окна своей комнаты, видела, как они смеются и разговаривают друг с другом, и мне на память сразу же приходил разговор, который я слышала в ночь бала.

Итак, теперь Клод была замужем за Филиппом и замок стал ее домом. И она, хоть и не будучи женой графа, являлась теперь хозяйкой замка.

Вскоре мне пришлось почувствовать на себе ее власть. Это случилось уже на следующий день после ее возвращения. Примерно за пятнадцать минут до обеда в мою дверь постучали. Я удивилась, увидев служанку с подносом, так как в отсутствие Филиппа и Клод всегда обедала в столовой и, готовясь уже идти, переоделась в коричневое шелковое платье.

Когда служанка поставила поднос на маленький стол, я спросила, кто отдал распоряжение?

— Так приказала мадам. Буланже послал Жанну изменить сервировку стола, поскольку она приготовила прибор и для вас. Мадам сказала, что вы будете обедать в своей комнате. Буланже ответил, что ничего об этом не знал. Вы всегда обедали с месье графом и мадемуазель Женевьевой.

Я возмутилась подобным распоряжением, но постаралась скрыть свои чувства. Я представила себе, как все сейчас собираются в столовой, как граф ищет меня взглядом и удивляется по поводу моего отсутствия.

— А где же мадемуазель Лоусон?