Качели судьбы

Девушка ушла. Гарри задумчиво посмотрел ей вслед, ох, хороша, прям сейчас прижал бы ее, мягкую, такую чистую и прекрасную, к стеночке и отодрал бы… ничего, это от него не уйдет. Милашка была удивительно красива, уже не говоря о силе ее дара и наследственности — невысокая, стройная, треугольное, чуть сужающееся к подбородку лицо, длинные, черные волосы, свежа как утренняя заря, упряма и своевольна, как бык.

В уголках полных губ девушки таилась легкая улыбка. Большие, неожиданно ярко-синие глаза, длинные ресницы, тонкие брови… да, это уже не лицо ребенка, а женщины, ну почти женщины — а это уже его работа.

В этот год герцогу Гарридану — незаконному бастарду императора Суларии, исполнилось тридцать семь. Когда ему было двадцать, он считал, что люди, перевалившие тридцатипятилетний рубеж, балансируют на грани старческого слабоумия и полового бессилия. Теперь же ему чудилось, будто он болтается где-то посередине между беззаботной юностью и угрюмой дряхлостью: на неопытность молодости уже не сошлешься, но и время чудачеств старости еще не пришло. Откровенно говоря, ему стало скучно. Время, когда ему хотелось перепробовать каждую женщину, лишить девственности каждую девочку — прошло — скучно. Время, когда он хотел стать самым сильным магом, прошло — стал, скучно. Иногда казалось, что его прошлая жизнь медленно исчезает, словно следы во время дождя, и вскоре он окончательно превратится в серого, ничего не значащего человека, тихо доживающего свои дни в хижине между лесом и морем. Теперь ему хотелось другого. Власти! Власти политической, экономической, моральной — ему доставляло неожиданное удовольствие ощущать полный, безграничный контроль в своих руках. Власть пьянила его, как крепкое вино, как самый хороший секс, и он не собирался уступать ее. Многие годы он был никем — жалким бастардом — а теперь он изменит ситуацию, он заставит всех тех, кто совсем недавно смотрел на него с надменной усмешкой, превратиться в ничто. И милая девочка Айрин поможет ему. Невеста императора — скоро она станет женой Витласа Великого — императрицей, очень скоро вдовой — беременной вдовой, его, Гарридана, невестой и его задача, чтобы с этой практики Айрин уехала в тягости его ребенком. Он будет вспахивать эту бороздку денно и нощно, заполняя ее своим семенем. Отца ждет небольшой сюрприз на брачном ложе. Гарри усмехнулся. И не важно добровольно или нет — у Айрин нет выхода. Черех десять- одиннадцать месяцев она разрешится его ребенком, это решено. Этот мутант тоже поможет ему…Только бы не издох, а то у него такие большие планы на этого недодракатона. За что же его так ненавидят его же сородичи? Интересно…

С тяжелым вздохом Гарри сел около мутанта, с гримасой отвращения положил две ладони на окровавленные виски дракатона, усмехнулся, кто-то заботливый, содрал с его висков всю чешую, будто раскаленной наждачной бумагой прошелся. Гарри закрыл глаза, напрягся, его губы беззвучно зашептали заклинание, по его вискам потекли капельки пота. Дракатон вдруг низко застонал, все его тело выгнулось мучительной дугой, еще, еще…

Наконец Гарри довольно отвалился от посиневшего дракатона, устало вытер лоб. Так, эта работа сделана. Не стоит окружающим знать, что мутант может рассказать о Гарри, ректоре, Булке, обряде возврата, лишнее все это, а так, гарантия его молчания…Пнул раскинувшееся, бессознательное тело ногой, поджал губы, дорогой ковер испорчен, жаль, не догадались подстелить какой-нибудь тряпки. Ох, как он устал, а еще столько дел. Гарри сделал большой глоток бренди из пузатого стакана. Удовлетворенно посмотрел на полуиздохшего бледного, с провалившимися глазами мутанта. — «Ну что ж, студент, тебя ждет увлекательное путешествие на практику, не долгое только…»

Гарри встал, чувствуя, как потемнело в глазах от резкого движения — уж очень крепким орешком оказался разум этого мутанта, но ничего, он справился. А теперь главное — не дать дракатонам убить себя. Ах, как все это неудачно! Дурнота скоро прошла, но мрачные мысли Гарри не оставили: «Куда же отправить выпускников — так, чтобы разъяренные дракатоны не нашли их?»

Гарри с тяжелым вздохом пошел к Зеду. Он ему доверял, относительно. Доверие, дружба — это вообще очень относительные явления, доверие делает человека слабым. У них с новым ректором были дружеские отношения, как бывает обычно, когда отношения между людьми основаны на взаимной выгоде, не более…

* * *

Впервые эта новость обрушилась на выпускников час назад, когда новый ректор университета, пряча глаза, заявил, что им будет прислано пополнение вместо Мэридана. Одна эта новость сделала нового студента, кем бы он ни был в самой ненавистной персоной сезона.

— Сволочи, — проговорила Лиззи с ненавистью, — нельзя заменить Меридана, это ведь не просто пустая линия в их дебильном списке — это наш друг, часть семьи, а этот, новенький… Ненавижу! Ему не жить!

— Бедняга, — хихикнул Джеймс, — я даже как то переживаю за него.

— Ребята, сколько он продержится? — Спросила надменная Вереса.

— Что же это они ценные кадры переводят, ведь не протянет и недели! — Запричитал добрый Дрон. Самый слабый маг из них. Тем не менее его любили за его добрый нрав и умение везде найти еду и выпивку.

— А где Айрин? — Спросила тоненькая Ганна, отрываясь от поцелуя с Моррисом. — Я ее со вчерашней вечеринки не видела?

— В общежитии ее утром не было, — сказала Зои,

— Спит где-нибудь, после бурной ночи, раны зализывает, — хихикнула довольная Лиззи, — таакие слухи идут про нее и миларда-куратора.

Мелинда озабоченно нахмурилась — не нравились ей эти слухи, ох как не нравились. Как бы беды с Айрин не случилось.

Всегда все знающие Джеймс и Заррот пытались выяснить подробности про нового студента, про причину такой суматохи и, хотя бы, про их собственную практику.

— Все глухо, — вынужден был наконец признать поражение Заррот. — Все бегают, кричат, Гарри не видно, около его кабинета караулит Саблот, никого не пускает — даже меня (Заррот был известным любимцем у Гарри и пользовался некоторыми привилегиями), Айрин спит у себя. Помощник Зеда, ой, забыл, помощник его превосходительства миларда ректора Зеддериуса, сказал, чтобы были готовы к отъезду через три часа, быть в каретах и на конях. Куда едем не сказал. Новый куратор не известен.

Весь университет замер в напряжении — что же все-таки происходит?

…Через четыре часа щелканье хлыстов, потрескивание колесных осей и ржание лошадей заполнили все пространство университетской площади, пока экипажи и люди выстраивались в ряд. Телеги, покрытые брезентами, возы с поклажей студентов, пассажирские повозки, огромные корыта понтонов, покачиваясь и скрипя, начали движение по широкой, залитой жидкой грязью дороге. Погода после вчерашней грозы испортилась — не переставая лил дождь, косой и мелкий. Лужи и канавы с боков дороги были полны водой. Вдали неясными очертаниями стояли деревья и перелески. Под крики и ругань, проклятия, щелканье кнутов и треск осей об оси, в грязи и дожде, двигались сплошной, хаотической лавиной, обозы более двух тысяч студентов Евронийского высшего университета боевой магии. Иногда в этот поток врывался наездник верхом на взмыленной лошади. Начинались крики, кряканье, лошади становились на дыбы, весь поток останавливался, что-то падало с груженых телег, скатывались с дороги студенты…

Часть 2. В пути

Глава 1

Наши дни

Май 2405 года

В себя он начал приходить, почувствовав какое-то мягкое покачивание.

Ощущение раздражало, и в голове крутилась только одна мысль "Когда же это кончится?" Это не кончалось, долго. Каждое, даже самое легкое движение вызывало нестерпимую боль во всем теле. Он с трудом разлепил один глаз — второй вообще не открывался — и тупо поморгал, пытаясь сообразить, что же вызывает это раздражающее покачивание.

Внезапно он почувствовал, что он падает, словно камень, в бездонную пропасть. Ему казалось, будто он уже умер — иначе почему же душа могла покинуть тело? Пучина небытия поглотила его, но он еще долго летел в полной темноте, прежде чем внезапно достиг дна. А затем настала абсолютная тишина…

…Прошло немало времени, — хотя было ли здесь, по ту сторону жизни, время? — и впереди забрезжил слабый свет. Чуть позже тонкой паутиной над ним повис отдаленный шум. А затем он почувствовал, что у него есть легкие. Вздохнул — горячая волна боли накрыла, как лавина — темнота…

…Сначала включился слух. Потом обоняние. Пахло травой, дымом, лошадьми, дальше лесом, спокойные запахи, кто-то рядом разговаривал, мужские низкие голоса, женское похихикивание, треск костра, звяканье посуды…

— Нет, но они совсем там идиоты? — Мужской низкий голос, — в который раз новое направление присылают. Да когда же, наконец, они разберутся где нам практику проходить! — От голоса тревогой не веяло, несмотря на раздраженный тон. Голова кружилась, чуть шевельнулся, ой, ошибка — проснулась боль во всем теле.