Каирская трилогия
Шрифт:
— Меня зовут Камаль…
Она удивлённо уставилась на него и сказала:
— Очень приятно!..
— Позови меня, скажи: «О Камаль»!
Она с ещё большим удивлением произнесла:
— Зачем мне звать тебя, когда ты стоишь передо мной, словно внезапно свалившаяся беда?!
«Упаси Боже!.. Интересно, она издевается надо мной, что ли?..» Он решился спасти ситуацию и сказал:
— Ты же сказала мне: «Подожди». И чего мне ждать?
— В этом у тебя есть полное право…
С этими словами она скинула с себя платье акробатическим движением и прыгнула в постель, и та треснула под тяжестью её тела. Растянувшись на спине, начала ласкать живот окрашенными хной пальцами. Глаза Камаля широко раскрылись с неодобрительным выражением. Он совсем не ожидал этого неожиданного акробатического приёма, и почувствовал, что оба они находятся
«И мы ещё утверждаем, что любим истину!.. До чего же люди были несправедливы к твоей голове и носу!..»
Душа подсказывала ему бежать, пока не поздно, и он почти что подчинился её зову. Однако внезапно спросил себя, почему же тогда не сбежал тот мужчина, что был тут до него?.. И что ему ответить Исмаилу, если он сейчас вернётся к нему?.. Нет, он не сбежит, не отступит перед её взглядом…
— Чего ты встал как статуя?
Эта интонация заставила дрогнуть его сердце. Уши не обманули его. «Невежество — вот настоящий обманщик. Ты будешь долго смеяться над собой. Однако ты победитель, а не дезертир. Предположим, что жизнь — это трагедия, и ты должен играть свою роль».
— Ты так и будешь стоять здесь до самого рассвета?!
Он с необычным спокойствием произнёс:
— Давай погасим свет…
Она поднялась и села на кровати и грубо, но осторожно сказала:
— При условии, что я рассмотрю тебя при свете!
Он с неудовольствием спросил:
— Зачем?
— Чтобы я была уверена, что ты здоров!
Он подвергся медицинского обследованию. Само это зрелище казалось ему верхом издевательства. Наконец наступила кромешная тьма.
Когда он наконец вернулся на улицу, то сердце его было вялым и полным печали. Ему представлялось, что и все остальные люди испытывают такой же болезненный упадок и слабость, и избавление от него ещё далеко.
Он заметил Исмаила, который подошёл к нему довольный и ухмыляющийся, хотя и усталый. Он спросил его:
— Ну как тебе философия?
Камаль взял его под руку и пошёл вместе с ним, в свою очередь серьёзно спросив:
— Все женщины похожи?
Молодой человек бросил на него вопросительный взгляд, и Камаль вкратце объяснил ему свои сомнения и страхи. Тогда Исмаил с улыбкой ответил:
— В целом, основа у них одна, хотя случайные явления могут отличаться!.. Ты настолько смешон, что заслуживаешь жалости. Должен ли я сделать вывод, судя по твоему состоянию, что ты больше не вернёшься сюда?
— Напротив, я буду приходить сюда даже чаще, чем ты думаешь. Давай выпьем ещё по рюмочке…
Затем, словно говоря сам с собой, он сказал:
— Красота!.. Красота!.. Что такое красота?
В этот момент душа его тосковала по чистоте, уединению и медитации. Он стремился вспомнить истерзанную жизнь, которую прожил в тени возлюбленной. Затем ему стало казаться, и он почти поверил в то, что истина жестока всегда. Следует ли ему сделать своим кредо отвержение истины? По дороге в бар он шёл, задумавшись и почти не обращая внимания на болтовню Исмаила. Если выходит так, что истина жестока, то ложь просто безобразна. Не истина сурова, а избавление от невежества мучительно, как боль при родах.
«Стремись вслед за истиной, пока не выбьешься из сил без дыхания. Довольствуйся болью, пока твоя душа не родится заново. Ради этого стоит возобновить свою жизнь. Жизнь в заботах, пронизанную короткими промежутками пьянства…»
36
В тот вечер Камаль пришёл в переулок один. Он был нетрезв и напевал полушёпотом, зато шёл без всякой робости, прокладывая себе путь в потоке шумных прохожих. Около двери дома Варды не оказалось никого. Но он не стал колебаться, как делал, придя в этот переулок в первый раз, и сразу же направился в дом. Зашёл, не спрашивая
разрешения, поднялся по лестнице, пока не добрался до коридора. Там кинул взгляд на закрытую дверь, из замочной скважины которой исходил свет. Затем прошёл в комнату ожидания, которую на свою удачу обнаружил пустой, и сел на деревянное кресло, с облегчением вытянув ноги. Через несколько минут он услышал скрип открываемой двери, и тут же поднялся. Другой мужчина вышел из комнаты, о чём свидетельствовали его шаги в направлении к лестнице. Камаль помедлил несколько мгновений, затем поднялся и зашагал в коридор. Он увидел Варду из-за двери, открытой в её комнату: она заправляла кровать. Когда она заметила его, то улыбнулась, призывая посидеть в зале и вернуться через минуту. Он вернулся туда же, где только что был, с уверенной улыбкой. Улыбкой клиента, что выиграл некоторое время. Не прошло и минуты с того момента, как он сел, как до него донёсся звук поднимающихся по лестнице шагов, что расстроило его, ибо ему страсть как не нравилось оставаться вместе с другими, ожидающими приёма. Однако вновь пришедший направился прямиком в комнату Варды, и Камаль тут же услышал, как женщина мягко говорит ему:— У меня клиент. Пойди в комнату и подожди…
Затем она громко позвала его, Камаля, сказав: «Прошу». Он встал и без колебаний вышел из комнаты, встретившись с новым посетителем в коридоре. Там он лицом к лицу столкнулся с… Ясином!.. Их изумлённые взгляды встретились, и Камаль тут же опустил веки, тая от стыда, смущения и волнения. Он готов был броситься наутёк, если бы Ясин не опередил его своим громовым смехом, разнёсшимся по всему коридору со странным резонансом. Юноша поднял на него глаза и увидел, что он широко расставил руки и радостно воскликнул:
— О тысяча счастливых ночей!.. О тысяча королевских дней..!
С этими словами он громко захохотал. Камаль уставился на него в замешательстве. Когда на лице брата показалась чистая радость, он начал приходить в себя, пока на губах его не расцвела вопросительная улыбка. Затем к нему вернулась уверенность, хотя стыд не покинул его окончательно. Ясин обратился к нему, подобно оратору:
— Это счастливая ночь. Четверг, тридцатое октября 1926 года. И впрямь счастливая ночь, которую мы должны праздновать ежегодно. В эту ночь оба брата открыли друг друга, и было доказано, что младший ребёнок в семье вырос, неся знамя славных семейных традиций в мире наслаждений!..
Тут к ним подошла Варда и спросила Ясина:
— Это твой друг?
Ясин, смеясь, ответил:
— Нет, мой брат. Сын моего отца и… Нет, сын только моего отца. Так что, как видишь, ты любовница всей семьи, прелестница.
Она пробормотала: «Шикарно». Затем, обращаясь к Камалю, сказала:
— Правила хорошего тона требуют, чтобы ты уступил свою очередь старшему брату, малыш…
Ясин разразился своим могучим смехом и сказал:
— Правила хорошего тона?!.. Кто тебя научил правилам хорошего тона в сексе?! Представь только себе одного из братьев, что ждёт за дверью другого брата?!.. Ха!.. Ха…
Она кинула на него предупреждающий взгляд и сказала:
— Смейся, смейся так громко, пьяница, что тебя услышит полиция. Однако тебя можно простить, раз уж твой братик-малыш ходит ко мне, только когда он под мухой!
Ясин посмотрел на Камаля изумлённо-почтительным взглядом и сказал:
— Ты и этому тоже научился?! Бог мой, и правда мы братья по крови. По крови в полном смысле этого слова. Дай-ка мне свой рот, чтобы я понюхал его!.. А, да что толку! Один пьяница не различит запаха спиртного от другого пьяницы. А теперь скажи мне, что ты думаешь об этой мудрости, которую усвоил благодаря жизни, а не книгам?.. — тут он указал на Варду…, - посещение одной из этих потаскушек приравнивается к чтению десяти запрещённых книг. Так значит, ты напился, Камаль?! О тысяча великолепных дней!.. Мы с давних пор друзья. Я был первым, кто на…
— Боже, Боже!.. Я что, так и буду здесь ждать до самого рассвета?!
Ясин подтолкнул Камаля и сказал:
— Иди-ка с ней ты, а я пока подожду…
Однако Камаль отступил назад и решительно покачал головой в знак протеста. Затем впервые за это время заговорил:
— Ну нет… Нет… не сегодня ночью.
Запустив руку в карман, он вытащил десять пиастров и отдал их женщине. Ясин восхищённо воскликнул:
— Да здравствует галантность! Но я не брошу тебя одного…
Погладив Варду по плечу на прощание, он взял Камаля под руку и они покинули дом вместе. Ясин сказал: