Как дела, молодой человек?
Шрифт:
– Ага. Ну, я пошел. До завтра,- сказал он и сморщил лоб.
– До завтра,- машинально повторил я.
Я должен был выйти первым, чтоб Петер не столкнулся с родителем.
– Вот так казус,- входя, бросил я Кати.
Она спросила, что это такое, я посоветовал поискать в словаре.
■
Мы начали наступление с трех сторон, когда Живодер ногами-лопатами безжалостно вытаптывал траву на Вермезэ. Нас он долго не замечал и вдруг остановился, будто увидел отражение в зеркале. Сперва он хотел рвануть,
Мы окружили его молча.
– Что новенького, гаврики?
– Слушай, Живодер!
– сказал я.
– Фараон желает приобрести у тебя несколько открыток, ну, конечно, по сходной цене.
– Опоздали, гаврики!
– заржал Живодер и замахал от восторга своими граблями.
Обозленные, мы растерянно переглядывались и бессмысленно разевали рты, пока не заговорил Чабаи.
– Чего это тебя так разбирает, чучело?
– От агитации. Не видать вам теперь ни звукового плаката, ни девочек,- сказал Живодер.
– Заливаешь?
– окрысился Жолдош и собрался ему врезать.
Мы с Петером оттащили Жолдоша.
– Я завязал, милорды, - с удовлетворением пояснил Живодер.
– Фараон проветрил мозги моему папе...
– А папа тебе?
– Вентиляция - первый сорт! Сперва проветрили серое вещество, потом череп и наконец то и другое вместе.
Живодер снова залился каким-то дребезжащим смехом.
– Хорошо, что вентиляция помогла,- сказал я, но у меня уже пропала охота продолжать это дело.
– Кто мог настучать Фараону?
– спросил задумчиво Чабаи.
– Подонок всегда найдется. Бросьте, гаврики!
– махнул Живодер граблей.-- Как вы думаете? Сделают из меня космонавта?
– Можешь не беспокоиться, ракета готова,- сказал Чабаи.
– Да нет же!
– пробормотал Жолдош.- Фараон на скандал не пойдет.
– - Пока ты останешься,- добавил я, скорее всего затем, чтоб утешить себя и других.
– Браво, брависсимо!
– заорал Живодер.- Об этом я откровенно сообщу старику. Я остаюсь, сударь, удаляться пока не желаю. Я чертовски рад, господа. Гуд бай, гуд бай...- попятившись, он вразвалочку зашагал по траве, а мы остались и с огорчением смотрели друг на друга. Жолдош рухнул на скамью и сочно сплюнул.
– Не хватает только церемониального марша! Блеск!
– Здорово вляпались!
– сказал Чабаи с отвращением.
Мне тоже в голову ударила кровь.
– «Я на вас полагаюсь». Видали? Черта с два он на нас положился!
– На нас положился, а сам втравил отца Живодера. Они друг друга стоят... Пошли гонять в футбол.
– Пошли!
– сказал Чабаи.
Мы до вечера на Майоре играли в футбол.
■
Они стояли у ворот полукругом. Я еще издали разглядел Агнеш. Она была в самом центре и вилась вьюном, выставляя себя на обозрение в новых узеньких брючках и обтягивающем пуловере с огромным вырезом, а они теснили ее к стене.
Я убавил шаг и хотел проскочить не задерживаясь.
– Привет!
– бросил я на ходу.
Ответа не последовало, но вся компания уставилась на меня недобрыми глазами. Тогда я остановился. Ну что ж, кто кого, давайте! Неожиданно из круга вынырнула Агнеш.
– Андраш!
Подожди!– Ты идешь?
Она шагнула мимо меня и взлетела по лестнице. Я оглянулся на разинувшую рты компанию, захлопнул ворота и потрусил за Аги.
– У тебя умопомрачительная популярность!-сказал я.
– Да ну, малышня!
– сморщила губы Аги.
В желтом свете одинокой лампочки я мог спокойно ее разглядывать, а у нее блестели глаза, и она смотрела на меня тепло и как-то странно.
– Ты спешишь?
– Нет.
– Мне нравится так встречаться...
– Как?
– Случайно.
– Хороша случайность - ведь мы живем в одном доме.
– Все равно случайно. Это интересно. Правда?
– Правда. У тебя красивый... пуловер,- сказал я помолчав. В полумраке лестницы можно было дать волю глазам, и я был доволен.
– Тебе нравится?
– Да.
– Ты проводишь меня?
– Конечно.
Мы снова пошли. Я поглядывал на наши окна, но сквозь шторы видно было лишь, как мелькают тени.
На площадке третьего этажа мы остановились.
– Пойдешь на концерт?
– спросила она.
– Когда?
– Завтра в шесть.
– Пойду. У меня там как раз дела.
Как-то мило заворковав, она засмеялась.
– Ты всегда говоришь одно и то же...
– Я не шучу.
– У тебя всегда дела именно там..
– Всегда.
– ...где я?
– Да.
Вдруг она погладила меня по лицу. Я чуть-чуть подался к ее руке, и тогда она закружилась и помчалась по галерее, добежала до конца, обернулась и, перегнувшись через перила, махнула рукой.
Дрожа мелкой противной дрожью и глядя на среднее окно нашей квартиры, я нехотя поплелся вниз.
■
Стрелки тикавших в кухне часов показывали семь. Дверь в проходную комнату была приотворена, там сиял свет, на столе лежали свертки, и шла грандиозная примерка. Мама перед зеркалом выравнивала на платье складки, а Кати влезала в банлоновый пуловер. Я стоял у двери и с интересом наблюдал за происходящим.
Кати была в упоении, вертелась, поднималась на цыпочки, из-за маминой спины заглядывала в зеркало и поглаживала пуловер, то есть свою грудь, если выражаться точнее.
– Ох, красота! Папа! Мне идет?
– Еще бы! Все у тебя там наилучшим образом разместилось,- сказал папа. Ха-ха-ха! Ну и сострил - вот потеха!
Кати обернулась, обняла его за шею, поцеловала в щеку, проскакала через всю комнату и скрылась за дверью моей клетки. Мама с головой ушла в изучение платья.
– Как ты все-таки угадал, Шандор,- пропела она, с восхищением обозревая себя в зеркале.
– Мне казалось, что трикотаж хорошо охватит...- Папа очертил руками фигуру мамы, достаточно близко и не очень-то деликатно. А маму все равно распирало от удовольствия. Сила!
– Где ты его купил?
– На улице Ваци.
– И не боялся?
– Чего?
– Что не подойдет. Вдруг окажется тесным или широким?
– Но я же тебя немножко знаю.- Он сказал это так умильно, что я не мог больше ждать и громко кашлянул.
– А... цена тебя не испугала?
– Нисколько. Надо же было реализовать эту проклятую премию.