Как обойтись без соперницы?

Я открыла дверь и замерла от неожиданности и растерянности. На пороге стоял Ланфрен.

3 глава. А тому ли я дала обещание любить?

На пороге стоял Ланфрен. В руках он держал ярко-алую бумажную сумку с черным бантом и корзину с цветами, из которой выглядывали золотое горлышко шампанского и коробка шоколадных конфет.

– Извините за вторжение, Катя. Хотел вам цветы и подарок послать с курьером, но оказалось, что в такой поздний час курьеры не работают. Сказали, что только с утра можно. Но в полночь ваш день рождения закончится, а ложка дорога к обеду, – он улыбнулся. – Вот решил поэтому сам вручить.

– Ну да, – сказала я. – У нас ведь не Москва и даже не Париж. Городок маленький, какие курьеры на ночь глядя? Заходите! Мы как раз празднуем.

– Нет, что вы! Это будет выглядеть так, словно я напросился.

– Проходите, не стесняйтесь, – настаивала я. – У нас все по-простому, без церемоний. Я всегда рада гостям!

Ланфрен ступил в узкий коридор и в нерешительности потоптался у двери, поглядывая в сторону комнаты. И было от чего смущаться! Мои подруги cтолпились в дверном проеме, с любопытством оглядывая гостя. Из-за их спин выглядывал Лучано. Немая сцена. Картина Репина: "Не ждали". Я, стоя спиной к Ланфрену, сделала страшные глаза и одними губами прошептала:

– Отомрите!

И громко добавила:

– Знакомьтесь, это Ла…гхм.. Андрей. Мой начальник.

Рая вышла вперед и громко произнесла:

– Я – Раиса. Очень приятно познакомиться!

Не в первый раз обращаю внимание, что когда мы разговариваем с иностранцами, то почему -то резко повышаем голос, почти кричим, словно они глухие.

– Я – подруга. Под– ру –га, – по слогам произнесла Рая, постучала себя по груди левой рукой, а правую протянула гостю.

– Кать, – громким шепотом спросила она у меня, – а он что типа Лучано? По-нашему совсем ни бум– бум?

В этой фразе вся Рая. Детская непосредственность. Я чуть сквозь пол не провалилась к соседям снизу. Вот хорошая она, Рая, очень хорошая, но живет, словно в ватном коконе, ничего вокруг не слышит, кроме кулинарных рецептов.

– Мы же работаем вместе, поэтому, естественно, Андрей прекрасно понимает по-русски, – спокойно и тихо объяснила я, очень надеясь, что Ланфрен не расслышал.

Но мне не повезло.

– Он бум –бум, – рассмеялся Ланфрен. – И даже гу-гу.

– Ой, – смутилась Рая. – Извините, пожалуйста.

Ланфрен галантно склонился к Раиной руке и слегка прикоснулся губами к ее кисти.

– Да что вы прямо как-то сразу и… вот… – Рая заалела маковым цветом и смолкла, окончательно сконфузившись.

– Не скапливаемся в проходах, товарищи, не скапливаемся, – пропела Алка, отодвигая Раю в сторону. – Задние тоже хочут! Уступите дорогу молодости и красоте.

Алла подплыла к гостю, выпрямила спину, оправила юбку, туго облепившую крутые бедра. Втянула живот, глубоко вдохнула, несколько раз колыхнув грудь как на картине Айвазовского "Девятый вал" и жеманно протянула руку Ланфрену. Тот наклонился и галантно прикоснулся губами к кончикам ее пальцев.

– Ах, – Аллка закатила глаза. – Что вы со мной делаете? Мне нельзя так волноваться в моем возрасте. Мне ведь не шестнадцать, и даже не семнадцать, а целых восемнадцать с половиной!

Рая за спиной Ланфрена гневно прошептала:

– Угомонись!

Алла метнула в ее сторону испепеляющий взгляд, поджала губы, но промолчала и отошла в сторону.

Подошла очередь Оли. Свою порцию лобызания ручки она восприняла спокойно и даже чуть задумчиво. С Лучано гость поздоровался по-итальянски, чем вызвал бурю восторга, жаркую, почти пулеметную речь, объятья, похлопывания по плечу и громкие выкрики:

– Белиссимо!

Мы зашли в комнату, с шумом и гомоном расселись вокруг стола.

Пока мы с Раей суетились: ставили на стол чистый прибор, передавали салаты, подрезали хлеб, Алла, воспользовавшись секундной паузой, быстро переставила стулья, угнездившись возле Ланфрена. С другой стороны она пристроила Лучано.

– Разрешите, Андрей, ввести вас в курс дела, – сказала она томным голосом. – У нас тут давно распределены все роли. Я – самая красивая женщина Москвы и Московской области. А также грация, красота и вообще Кармен-сюита! Рая у нас главный маринуй – закатывает в банки все, что попадается под руку. Так что когда она в процессе, лучше держаться на расстоянии, иначе сунет в рот смородиновый лист и запихнет в тщательно простерилизованную тару. Катюша – нежный цветок и чистый родник, а также миротворец и душа компании. Ольга – мозг, совесть и ходячая энциклопедия.

Все рассмеялись. Даже Лучано, который почти ничего не понимая, очень радовался общему веселью и с гордостью смотрел на Аллу, словно говоря:

– Видали, какая фемина? Моя!

Аллу понесло. И несло бы еще долго, если бы словесный поток не остановила Рая, которая крепко взяла ее за руку и при этом елейным голосом спросила:

– Аллочка, ты не поможешь мне на кухне?

Не дожидаясь согласия, она потащила Аллу в кухню, всем своим видом выражая неодобрение легкомысленным поведением подруги. При этом подвыпившая Алла, томно поглядывала на Ланфрена, виляла бедрами и тихо напевала:

– А тому ли я дала…обещание любить?

Даже не заглядывая на кухню, я знала, что там происходит. Рая прочищала мозги Алле – она у нас считалась крупным специалистом в данной области, одновременно нагружая ее тарелками и ворохом пословиц из серии: "На чужой каравай рот не разевай" .

Через несколько минут они вернулись с новой порцией салатов и закусок.

– Вот, кушайте на здоровье! – Рая поставила перед Ланфреном тарелку с подсохшим по краям сыром. – Сыр, конечно, не французский, но уж чем богаты.

– А можно мне картошечки с укропом? – спросил Ланфрен. – Сто лет такой не ел, – Ланфрен подцепил вилкой небольшую картофелину в желтых кляксах подтаявшего сливочного масла, щедро посыпанную укропом. – С тех пор, как бабушка умерла, так и не ел.

– Конечно, вы подождите немного, эта остыла уже. Сейчас горяченькую принесу, – я метнулась на кухню за картошкой.

В спешке схватилась голыми руками за горячую крышку кастрюли, охнула, едва не уронила ее на ноги. Так мне и надо. Влюбилась, дура! Втюрилась, как пятиклассница. А еще зарекалась: больше никогда. Мало обожглась? Наверное, мало. Ничему меня жизнь не учит. Так и помру идиоткой. Из глаз брызнули злые слезы. Ну почему у меня все не как у людей? Из огня да в полымя?

– Катя, – раздался за спиной голос Ланфрена. – С вами все в порядке?

– Да, – забормотала я, опустив глаза, чтобы он не увидел блеснувшие в них слезы. – Я сейчас картошечки еще положу, – и снова схватилась голыми руками за крышку.

– Да что же это такое сегодня, Господи ты боже мой? – я все-таки уронила эту проклятую крышку на пол.

Она упала между мной и Ланфреном. Рука, дважды обожжённая, нестерпимо болела. Я попыталась сунуть ее под кран, но Ланфрен схватил меня за руку: