Как приручить дракона 5
Шрифт:
— Слышь, мужик-ска! — раздался хриплый голос с явным снажьми прононсом. — Ты не знаешь — в первую квартиру комиссия-ять пошла-врот?
Передо мной стоял в целом приличный орк — в лесхозовской спецовке, лысый, с каким-то замученным лицом. Вообще-то замученные лица — это не про снага, но вот этот был прям плох.
— Пошла, — кивнул я.
— Сука-а-а-а… — он ухватил себя за лысину. — Не успел!
— Чего — не успел?
— Да мне-ять утром соседка позвонила-на, сказала-на, что моя пол в грубке второй день палит! Все ясно — опять пьет! — в его голосе слышалось искреннее страдание. — А мне че делать-на? Я вальщик-ска,
Я смотрел на него пристально, пытаясь понять — он вправду нормальный мужик, который попал в чудовищную ситуацию, или — гнилая душонка и просто жалуется на жизнь первому встречному потому, что жалеть себя проще всего? Однако, его слова о детях подкупили меня, это точно.
— Как тебя звать, орче? — спросил я.
— Модест, — ответ был неожиданным, если честно.
Никогда не встречал орков по имени Модест!
— Смотри, Модест… Есть у меня для тебя вариант. И для твоих детей — тоже. А вот для жены — не знаю.
— А? Ты кто такой будешь? — удивился он, поймав деловые и хладнокровные нотки в моем голосе.
— Георгий Серафимович Пепеляев-Горинович, — отрекомендовался я. — Учитель истории и по совместительству — вольный рыцарь, владетель Горыни. Вот тебе номер телефона одного кхазада — Отто Шифер его зовут. Он может тебе работу дать, чтобы четыре через четыре не ездить. Оплачиваться будет хорошо, каждый вечер — дома… Профессия имеется?3
— Дык! Ять! — орк оживился. — По дереву я! Я и валю, и плотничаю, и столярничаю-на! Я работник что надо-ять, но…
— Но мы сейчас вместе пойдем и посмотрим, что там можно сделать… А с женой… Если она пить не бросит — с женой придется тебе расстаться, Модест. Если ты и вправду детей своих любишь. Они у тебя там всемером на десяти пачках лапши третий день сидят.
— Сука-а-а-а! — он снова ухватил себя за лысину. — Я ж затарился-на, полно всего было-врот, я ж на кукуляторе-ять считал, чтоб на четыре дня! Сука-а-а…
В общем, таких орков я еще не встречал. И таких семей — тоже. Все-таки когда пьет отец — это чуть менее хтонически, чем когда пьет мать. Хотя тоже — ужасно.
Контраст со снажьим ужастиком в следующей семье был просто потрясающим. Да, здесь, в большом частном доме на улице Озерной, тоже, в общем-то, царил бардак — но бардак совсем другого рода!
Белкины — люди верующие, постоянные прихожане собора — были семьей многодетной. У них своих детей имелось пятеро, но старшие подросли, и они взяли еще двоих — приемных. И вот двое младших родных сейчас с веселыми визгами гонялись по пребывающему в вечном ремонте дому за двумя еще более младшими — неродными, но очень любимыми.
Стены были оштукатурены и ошпаклеваны, но — не покрашены и без обоев. Зато — с бесконечными детскими рисунками. Кроватей в трех спальных комнатах стояло много, но все — застелены, со свежим бельем. Посуда была не мыта, но без очага развития новой цивилизации. Да и пахло на кухне хорошо — оладушками!
— Это Маша напекла! — сказала главная Белкина — мать семейства, высокая и статная женщина лет сорока пяти.
Машу я знал, она в шестом классе у нас училась. Хорошая рыженькая девочка, староста класса, между прочим. Всегда опрятная, всегда — готова к урокам. Почти отличница! Это именно она сейчас
поймала мелкую приемную сестричку лет трех и с уморительными звуками дула ей в пузико. Мелкая смеялась, аж заходилась! Смотреть на все это без умиления было невозможно.— А мы чего к вам пришли? — спросила с удивлением коммунальщица. — У вас ведь все нормально?
— У меня Пашка руку сломал, — пояснила Белкина. — Сверзился со второго этажа. Не в смысле со второго этажа дома, а с кровати! Есть у него привычка — не по лестнице спускаться, а спрыгивать!
Пашка был спортсмен. Его я тоже знал, он в одном классе с баянистом Кузьменком учился. Средней успеваемости, но легкоатлет — дай Боже. Постоянно какие-то призовые места занимал. Смуглый, голубоглазый, русоволосый. Веселый и незлой. Ситуация понятная — есть детский травматизм, есть пунктик — многодетная семья. Значит — нужно проверить! Вот мы и проверяли.
— Вы проходите, не стесняйтесь! Может — чаю поставим? Вы, наверное, находились уже за сегодня? — спрашивала Белкина, перемещаясь по кухне. Она, совершенно не стесняясь, делала уборку прямо при нас: это — в мусорку, то — в холодильник, другое — под кран.
Я присмотрелся к детям и не смог не спросить:
— А они что — кхазады, что ли? — это было вправду удивительно, обычно кхазадов-сирот и беспризорников в природе встретить было невозможно!
— Ага! — мягко улыбнулась хозяйка. — Они не из наших кхазадов, дети каких-то погибших интуристов. В опеке думают, что альпийские они, но сказать сложно. Мы хотели только девочку взять, Доминику, но оказалось, что у нее брат-близнец, так нам в приюте сказали — берите двоих! Мол, он тоже — хороший! Так что у нас вот такое двойное пополнение в семье — Доминика и Вольфганг!
Вольфганг с визгами убегал от Маши и Доминики, на ходу почему-то пытаясь снять с себя майку. Распознать в нем гнома можно было только по чуть более коротким ножкам и крепкому туловищу. А так — обычный смешной карапуз!
— Да мы, в общем-то, наверное, пойдем… — Ольга Владимировна прекрасно понимала, что сюда мы зашли для галочки. — А Паша ваш где?
Брякнула калитка на улице, послышались голоса.
— А вот они и вернулись, — махнула рукой Белкина. — Его Федор как раз к травматологу возил, гипс перевязать.
Федор — отец семейства — и Пашка вошли в дом. У Пашки рука висела на перевязи, сам он — улыбался.
— Здра-а-асте, Георгий Серафимович! И вам всем здрасте! А я завтра в школу приду, но я писать не могу- у меня рука сломана! Буду просто сидеть!
— Везет же некоторым! — подала голос Маша.
— Так ты тоже можешь упасть с кровати! — посоветовал Пашка, снимая обувь и протискиваясь мимо нас, столпившихся в растерянности в коридоре. — Если захочешь. И тогда не будешь писать!
— Я что — дура, что ли? — резонно спросила сестрица.
— … Отца, и Сына, и Святого Духа! — Федор Белкин, худощавый, широкоплечий и сутуловатый отец многодетного семейства, прямо на пороге истово перекрестился: размашисто, занося руку, и при этом — моргая всем лицом. — Мир дому сему!
У него был свой небольшой продуктовый магазин, частный, так что семья не бедствовала. Но, судя по его нервным движениям — семейная жизнь все-таки давалась ему нелегко. С Божьей помощью давалась, по всей видимости.
— А хотите — я вас подвезу? — вдруг спросил Белкин. — Если вы тут закончили. Я на фургоне!