Как приручить Обскура

— Я тебя понял, — протянул Персиваль, снова сунув руки в карманы халата. Ужасно хотелось закурить. — Всех собак вешаем на меня…

— Только тех, которых ты заслужил за то, что позволил Гриндевальду занять своё место, — отозвалась Серафина.

— Позволил, — хмыкнул Грейвз. — Да, знаешь, мне страшно захотелось отвлечься от рутины, подышать морским воздухом. И я попросил Геллерта — дружище, подмени-ка меня, пока я посижу тут связанным в заброшенном доме.

— Ты подставился, — жёстко сказала Серафина. — Твоя обязанность была сидеть там, — она кивнула в сторону Манхэттена, — а не бегать за международными преступниками, размахивая палочкой! Ты давно уже не полевой агент!

У Серафины было отвратительное качество: чаще всего она оказывалась права. Это было что-то врождённое. Спорить с ней было практически невозможно: она доставала аргументы, как карты из рукава, и каждая — пиковый туз. В юности была такой же.

— Ты поставил магическое сообщество на грань катастрофы, — сказала мадам президент.

— Сидя связанным и под заклятиями? — огрызнулся Грейвз.

— Отправившись биться с ним на дуэли, — Серафина не дала увильнуть. — Захотел вспомнить молодость?.. Размять ноги?.. Заскучал на кабинетной работе? Если бы у Гриндевальда не было возможности занять твое место, многие люди остались бы живы! Я уже не говорю о том, скольких трудов нам стоило восстановить город и на какие компромиссы мне пришлось пойти с Международной Конфедерацией.

Грейвз не помнил дуэли, не помнил, каким образом он оказался в плену — но предположить, как это случилось, было нетрудно. Он вечно лез в пекло. Ничего удивительного, что он вышел против Гриндевальда один на один. Скорее всего, так и было…

— Много погибших?.. — спросил он.

— Три не-мага, — коротко ответила Серафина. — И обскур, которого раскопал Гриндевальд.

— В газетах об этом почти ничего нет. Откуда он взялся?..

Серафина неожиданно тяжело вздохнула, в прямом жёстком взгляде промелькнула печаль.

— Надо было слушать тебя, когда ты говорил, что Бэрбоунам нужен присмотр, — призналась она. — Обскур был из Вторых Салемцев.

Грейвз сжал кулаки, надеясь, что сквозь карманы не видно, как у него затряслись пальцы.

— Из Вторых… Салемцев?.. — хрипло повторил он, кашлянув. — Кто? Эта… мелкая девочка?.. Приёмная дочь Бэрбоун?..

— Сын, — сказала Серафина.

— Какой… сын?..

— Твой информатор, — с сожалением сказала Серафина. — Мне жаль, Перси.

— Кх… Кри… Кри… денс?.. — Грейвз попытался назвать имя, но горло сжалось, вышло какое-то карканье. — Он не мог быть обскуром, это бред, он же взрослый!..

— Знаю, сама до сих пор не верю. Я даже не виню тебя, что ты ничего не понял, — неожиданно мягко сказала она. — Никто этого не ожидал.

— Он умер?..

— Убит по моему приказу. Ты бы видел, что он сделал с городом, — она покачала головой. — Я думала, нам конец. Если бы не Скамандер — на улицах сейчас пылали бы костры новой инквизиции.

Грейвз непослушными ногами дошёл до ближайшего кресла, сел.

Криденс мёртв.

Криденс, изломанный и нелепый, как эти модные японские деревца в крошечных горшочках. Сутулый мальчик с бесконечными чёрными глазами, вздрагивающий от простого прикосновения. Приёмыш. Сквиб. Никто.

Религиозная община Второго Салема была отдельной головной болью Грейвза. Ею руководила фанатичка Бэрбоун — громкая, как пароходная сирена, она постоянно проводила на улицах «встречи» — то на ступенях банка, то на площади, то перед театром. Она клеймила волшебство, призывала возродить инквизицию, а вместе с волшебством объявляла дьявольщиной автомобили, электричество, синематограф и вообще любые достижения цивилизации. Поначалу не-маги сами поднимали её на смех, но она не сдавалась. У неё начали появляться сторонники. Не-маги начали волноваться, поддаваясь её страстной ненависти.

Грейвз поручил приглядывать за ней. Но аврор Тина Голдштейн, добрая душа, случайно увидела, как Бэрбоун хлещет пряжкой ремня по рукам своего приёмного сына. И вмешалась, устроив такое светопреставление, что отдел ликвидации сбился с ног, раздавая Обливиэйт всем, кто видел, как Тина с волшебной палочкой наперевес встала на защиту пацана.

Грейвз, когда узнал, что она устроила, только что за голову не схватился. Тина, здравомыслящая, законопослушная Тина!.. Ему пришлось самому сорваться к этой проклятой церкви. Отряд ликвидаторов уже оцепил её, оттеснив не-магов подальше, накинул иллюзию — мол, грузовик врезался в дом, на месте происшествия уже работает полиция и пожарные.

Грейвз помнил этот момент так отчётливо, будто всё случилось вчера. Он оглядел улицу, прошёлся взглядом по окнам соседних домов, кивком головы отправил туда пару обливиаторов: проверить, нет ли свидетелей. Толкнул пальцами дверь церкви. Та отворилась с протяжным, визгливым скрипом. Внутри было темно. Грейвз переступил через порог, остановился. Подождал, чтобы глаза привыкли к темноте.

И вдруг что-то чёрное, скомканное кинулось на него из угла, врезалось в грудь, как испуганная птица. Персиваль пошатнулся от удара, поморщился — под рёбрами что-то заныло. Взял сутулого парня за локти, чтобы отстранить от себя, но тот не дался.

— Пожалуйста, сэр, пожалуйста, — он вцепился в мантию Грейвза так, что его, пожалуй, пришлось бы от неё отрывать, а не отстранять, — пожалуйста, заберите меня, я не хочу здесь быть, сэр, прошу вас, прошу вас…

Хриплый отчаянный шёпот прошил Грейвза от макушки до пяток. Он взял парня за подбородок, повернул его лицо к себе, чтобы хоть знать, с кем имеет дело — и пропал. Вляпался, как безмозглый пятикурсник, в эти дрожащие яркие губы, угольные ресницы, в идеально прямые, до боли в сердце, тёмные брови, в широкие скулы и угловатую челюсть, в гладкую юношескую кожу и уродливую пуританскую стрижку.

— Как тебя зовут? — спросил Грейвз. Несмотря на февраль, в церкви ему показалось так жарко, что впору было раздеться.

— Криденс, сэр, — одними губами ответил юноша.

— Криденс, — повторил Персиваль. Имя ласкало рот, как сотня бесстыдных поцелуев — губы, язык, нёбо, изнанку щёк, даже голосовые связки замерли от истомы. — Криденс, я здесь, чтобы помочь…

Внутренний голос, оглушённый столкновением, запоздало прикрикнул на него. Помочь! Кому помочь, Персиваль! Ты свихнулся?.. Ты здесь, чтобы проверить, хорошо ли авроры зачистили место! Доставай палочку и шарахни ему Обливиэйт. Твоя задача — оберегать спокойствие магического мира, а не опекать каждого встречного, к кому несправедлива жизнь!

— Прости, Криденс, — Грейвз крепко взял юношу за широкие запястья (вкруг пальцами не обхватишь — ох и хорош…), и тот отцепился от мантии. На белом подкладе остались следы крови. Грейвз повернул его руки к себе — ладони изрыли глубокие свежие ссадины. Криденс вздрогнул, вжал голову в плечи, дёрнул руки к себе, но Грейвз не пустил.

На короткое мгновение он понял аврора Голдштейн. На всех несчастных доброты не напасёшься, но сам-то — неужели прошёл бы мимо, если б застал такое?..

— Тише, — мягко сказал он, хотя Криденс не издавал ни звука, только нелепо, некрасиво вздрагивал и едва слышно дышал. — Я помогу. Я кое-что умею, смотри…