Как приручить Обскура

Три марша вниз по каменным ступеням — значит, это в подвал, выше все лестницы деревянные. Неподвижный, слегка затхлый воздух, пахнет плесенью и сырой землёй. Шаги отдаются глухим эхом — значит, нижние коридоры. Пол понижается, спереди пахнет водой… озером. Сто шагов, потом налево и три ступеньки вниз. Земляной пол, и ещё шестьдесят четыре шага. Потом стены, кажется, расступаются, лицо трогает ветерок. Над головой шелестят листья. Под ногами что-то твёрдое, но Криденс подошвой чувствует мелкие камешки. Триста пятнадцать шагов, Криденс считает их про себя, но вдруг, без предупреждения, вихрь аппарации подхватывает его и дёргает вперёд и вверх.

На новом месте конвоиры остановились. Криденс напрягал слух, что было сил, но разобрал только странный тихий скрип высоко над собой, будто ветер качал сухие деревья. Его замутило от аппарации, пол ушёл из-под ног. Персиваль исполнял это куда мягче, а тут у Криденса всё качалось, кружилось, и тошнота подкатила к горлу.

Пока он пытался совладать с собой, конвоиры отпустили его и подтолкнули в спину. Криденс шагнул вперёд, запнулся о порог и остановился, не зная, чего ждать дальше. За ним грохнула дверь, он вздрогнул.

— Криденс! — позвал родной голос.

Криденс вскинул руки, содрал повязку. Мистер Грейвз, прямой, хмурый и бледный, стоял у книжного шкафа в паре шагов от него. Криденс кинулся к нему, не сказав ни слова, своротил по дороге кофейный столик. Обхватил Грейвза за плечи, прижал к себе.

— Сэр, я так боялся за вас…

— Здравствуй, мой мальчик… здравствуй, — Персиваль обнял его в ответ, ладонью провёл по спине, утешая. — Ничего, видишь — я цел.

Криденс стиснул его в объятиях, горько вздохнул.

— Я ничего не узнал… Простите. Мне кажется, Ньюта нет в замке, даже Финли не смог… Финли здесь! — выдохнул он, вспомнив, что Персиваль не знает. — Здесь, то есть — там, в школе…

Криденс поднял голову с плеча Грейвза, обежал глазами небольшую комнату — простую, безликую.

— Вы знаете, где мы?..

— Криденс, послушай, — Грейвз повернул к себе его голову. — У нас мало времени, а нужно сделать кое-что важное.

— Забрать вас, — Криденс вцепился в лацканы его пиджака. — Я заберу вас отсюда, и мы вместе придумаем, что делать дальше, как найти Ньюта…

— Нет, нет, глупенький, — Персиваль покачал головой. — Это сейчас не важно — ни я, ни Ньют. Забудь. Гриндевальд готовит что-то по-настоящему ужасное…

— Я знаю! — вскинулся Криденс. — Я знаю, это про конференцию!..

— Знаешь?.. Откуда?.. — Грейвз недоверчиво свёл брови, но через мгновение уже ободряюще улыбнулся: — Вот видишь, а говоришь — ты ничего не узнал.

— Он рассказал вам, что будет делать?.. — с волнением спросил Криденс.

Грейвз тут же перестал улыбаться.

— Он много мне рассказал, и меня беспокоит, что он нашёл способ тебя подчинить… Я чувствую, он не соврал.

— Я не буду его слушаться, мистер Грейвз, — спокойно сказал Криденс, глядя ему в глаза.

— Ты не знаешь, на что он способен, — с оттенком какой-то грусти сказал тот, отводя глаза. — И лучше бы тебе никогда и не знать… Вот что, — он собрался, снова стал хмурым и жёстким. — Однажды я его сильно недооценил, нельзя повторять эту ошибку. Я знаю, как защитить тебя и помешать его планам.

Криденс молча ждал продолжения, напряжённо шаря глазами по его лицу.

— Есть старая магия. Непреложный Обет, — сказал Грейвз. — Ты должен поклясться, что всегда будешь повиноваться мне. Только мне, Криденс, и никому больше. Тогда он не сумеет тебя использовать.

— А если он вас убьёт?..

— Значит, ты больше никогда никому не подчинишься, — улыбнулся Грейвз. — Моя смерть не отменит Обет.

Криденс молчал, глядя ему в глаза. Персиваль совсем недавно тоже принёс Обет — защищать Криденса. Криденс от всего сердца хотел ответить ему тем же.

— Мы ведь не дадим ему победить, да, мой мальчик?.. — Грейвз заглянул ему в глаза, чуть склонив голову набок.

— Нет, — тихо сказал Криденс. — Мы не дадим.

— Дай мне руку, — Грейвз отступил на шаг, протянул ладонь. — Для Обета нужен свидетель. Сейчас за тобой вернутся, и ты поклянёшься повиноваться мне. И тогда любые чужие приказы будут для тебя пустым звуком, — он улыбнулся.

Протянув обе руки вперёд, Криденс скользнул ладонями по его груди, болезненно закусив губу, испытующе глянул в глаза — и вдруг одним быстрым, сильным порывом схватил мужчину за горло и шваркнул спиной в стену.

— Где мистер Грейвз? — яростно прошипел он.

Криденс хорошо помнил этот холодный пронизывающий взгляд, но ещё лучше он помнил эту улыбку. В Нью-Йорке он редко смотрел Персивалю в глаза, но часто заглядывался на губы, и он помнил, как однажды улыбка стала другой. Настоящая была ласковой, изгибалась лёгкой волной: сначала приподнимались краешки рта, а потом Персиваль чуть-чуть сжимал губы, и они как будто дрожали, будто улыбка была бабочкой, и он держал её, чтобы не упорхнула. Другая улыбка, фальшивая, была ровной и гладкой, как лужица масла. Разница между ними была настолько огромной, что Криденс не понимал, как он раньше мог этого не замечать.

Ярость поднялась в нём душной волной. Гриндевальд опять хотел обмануть его. Гриндевальд думал, что он настолько глуп, что не заметит подмены. Принесёт клятву верности — и навсегда будет к нему привязан! Криденс никогда в жизни не чувствовал себя таким злым. Даже ненависть к Мэри Лу, даже ненависть к Эйвери не были такими огромными. У него сжалось горло, в груди будто что-то порвалось, с треском, как бумажный пакет, и гнев хлынул наружу языками чёрного дыма, закрутился песчаными струйками.

Гриндевальд замешкался лишь на секунду, а потом засмеялся — хрипло, презрительно, глядя прямо в глаза. Тонкие нити обскура потянулись к нему, как чудовищная медуза. Криденс хотел сорвать с него это лицо с кожей, как маску, обнажить мясо и кости, кровавый провал носа, глазницы. Изуродовать навсегда, превратить в один сплошной шрам. Дым колыхался, ожидая приказа, гладил лицо, подбирался к ноздрям, ушам, рту. Он мог бы проникнуть в него и разорвать изнутри. Превратить Гриндевальда в один всплеск кровавых ошмётков. Всего одно мгновение — и Криденс убил бы чудовище. Если бы не один вопрос, оставшийся без ответа.