Как приручить Обскура

— Правила запомнить не сложно, — сказал Персиваль. — У тебя восемь пешек, три парные фигуры, ферзь и король. Игра заканчивается, когда твой король не может сделать ни одного хода. Белые начинают первыми.

Грейвз не сильно задумывался над каждым ходом, просто переставляя фигуры по доске. Когда-то он любил эту игру, но потом времени становилось всё меньше, забот — всё больше, и всё реже находился свободный вечер, чтобы посидеть над доской. Да и партнёров по шахматам у него было немного.

— Кто научил вас играть, сэр? — спросил Криденс.

— Отец, — сказал Грейвз. — Осторожно, если ты поставишь слона сюда, будет вилка.

— Вилка?.. — удивился тот.

Грейвз коснулся пальцем своего коня:

— Ты берёшь мою пешку. Я делаю ход сюда — и под ударом оказываются слон и ферзь одновременно. Ты спасаешь ферзя, я беру слона. Это плохой обмен на пешку.

— А если я не спасаю ферзя?.. — спросил Криденс.

— Тогда ты теряешь одну из самых сильных фигур. Подумай ещё раз.

Криденс играл плохо, но очень старательно. То, как он проиграет, Грейвз видел с середины партии, но милосердно тянул время, давая мальчишке возможность вникнуть в суть правил.

— Как ты назвал филина? — спросил Грейвз.

— Легион, — Криденс улыбнулся с едва заметным озорством. Грейвз хмыкнул и улыбнулся в ответ:

— Кажется, я ему не очень-то нравлюсь.

— Ему было одиноко, — невпопад сказал тот.

— Я не позволю тебе приносить в дом каждую зверюшку, которая покажется тебе одинокой, — предупредил Грейвз. — Я не против этих двоих, но филин был последним.

— Да, сэр, — серьёзно ответил тот.

— Никаких облезлых котят и щенят.

— Да, сэр.

— Никаких канареек, пауков или рыбок.

— Вам шах, сэр.

Грейвз присмотрелся к доске. Криденс изо всех сил пытался сдержать торжествующую улыбку, но она разъезжалась, как по скользкому льду, всё шире и шире. Криденс зажал ладони между коленями, прикусив нижнюю губу, блестел чёрными глазами из-под чёрной чёлки.

Ах ты паршивец, — с нежностью подумал Грейвз, пряча улыбку за костяшками пальцев. Маленький хитрый паршивец. Он смотрел на мальчишку, не в силах перестать улыбаться, тот смотрел на него в ответ, сутулясь от гордости и смущения.

— Ты молодец, — сказал Грейвз. — Очень хороший ход. Но это ещё не мат.

Он увёл короля на соседнюю клетку и постарался больше не отвлекаться.

Конечно, он выиграл. Когда до финала оставалось пять-семь ходов, он предложил Криденсу ничью. Тот возмущённо отказался, и Грейвз загнал его короля в угол. Криденс недовольно хмурился, его белые рыцари, понурившись, собирались на краю доски.

— Не расстраивайся, — ласково сказал Грейвз. — Это твоя первая партия. Ты научишься.

Криденс сердито вздохнул, опустив плечи.

А ведь он азартен и не любит проигрывать, — догадался Грейвз. Там, внутри, если аккуратно расколоть замороженную скорлупу из страха, он пылкий, нетерпеливый и упрямый. И этот коктейль манит к себе так же сильно, как трогательная ласковая покорность из прежних фантазий.

— Я хочу мой выигрыш, — сказал Грейвз и хлопнул себя по бедру. — Иди сюда.

Он откинулся глубже в кресло и раздвинул ноги, чтобы Криденс мог сесть к нему на колено.

А мальчик тяжёленький, — со странным удовольствием подумал он, обнимая его за пояс.

В кресле едва хватало места для двоих. Персиваль привалил Криденса к себе, тот опустил голову ему на плечо, тихо дыша.

— Ты очень хорошо играл, — негромко сказал Грейвз, поглаживая его по спине. — Ты молодец. Я хочу разделить выигрыш с тобой, ты заслужил.

— Спасибо, сэр, — без своего вечного заискивания ответил тот.

Грейвз целовал его долго, неторопливо, лаская языком его рот, прикусывая губы, с силой сминая пальцами плечи и бока. Криденс учился быстро — его поцелуи были внимательными, влажными, любопытными. Он прикусывал в ответ, трогал губами и языком, легонько всасывал, с осторожным интересом касался губами уголка рта, подбородка, челюсти. Грейвз выдыхал ему в рот и с изумлением понимал, что готов застонать. От одних только поцелуев. На пятом десятке лет у него вставало от поцелуев.

Он держал Криденса за пояс, с наслаждением принимая на себя его вес, чувствуя его запах, шелест ткани под пальцами и горячее, молодое, сильное тело в руках. Криденс умоляюще вздыхал и разводил колени, когда Грейвз сжимал его бедро, ёрзал, стараясь хоть к чему-нибудь прижаться пахом, громко и звонко стонал, когда Грейвз целовал его в шею, оставляя красные пятна укусов.

Рядом с ним было легче дышать. Словно запах, касаясь ноздрей, раскрывал внутри что-то неведомое. Персиваль вдыхал его с чёрных густых волос, с нежной кожи за ухом, с горла, покрытого поцелуями. Криденс держался за него — и он сам держался за Криденса. С силой проводил рукой по груди, чувствуя, как в ладонь толкается его сердце. Забравшись под выпущенную из брюк рубашку, приглаживал дорожку жёстких курчавых волос ниже пупка. Молодость Криденса как будто вливалась в него самого.

Криденс нетерпеливо толкался в руку и жалобно шептал «мистер Грейвз…», пока тот длинными медленными движениями наглаживал его обнажённый член.

— Подожди… — шептал Грейвз ему в губы. — Подожди, мой мальчик… Я хочу тебя слышать.

Криденс не умел ждать, он кусал губы, обнимая его за шею и прижавшись пылающим лицом к щеке, хныкал «пожалуйста… пожалуйста, сэр…» — пока Грейвз не шепнул властно:

— Можно! — и Криденс спустил ему в руку, всхлипывая и задыхаясь от облегчения.

Тяжело привалившись к Грейвзу, Криденс тихо и ровно дышал, пристроив голову ему на плечо. Можно было бы решить, что он заснул, если бы его рука не блуждала бесцельно по груди Персиваля, пересчитывая пуговицы и потягивая за уголки рубашки. Грейвз гладил его по спине, обводя большим пальцем худые лопатки.

— Ваш друг… — тихо сказал Криденс. — Каким он был?

Грейвз шумно вздохнул. Он не хотел вспоминать. Он не любил ворошить старое — от этого никогда не случалось ничего хорошего. Он уже собрался было ответить, что это неподходящая тема для разговора, как вдруг подумал — а хотел бы Гарри, чтобы он забыл его вот так, даже не оглянувшись на всё, что их связывало?..

Да кто бы вообще этого хотел?..

Грейвз прижался губами ко лбу Криденса.

— Он был хорошим человеком. Я знал его много лет. Он много путешествовал, и когда возвращался в Америку, каждый раз привозил мне сувенир.

Границы дозволенного

Грейвз щёлкнул пальцами, и домовой эльф явился на зов незамедлительно.

Отношения с Финли у Персиваля сложились теплые — ему не в новинку было располагать к себе подчинённых. Немного личного участия, чуток строгости, разбавленной юмором — и за ним готовы были идти в огонь и воду. Пацан пытался было пофамильярничать, схлопотал по ушам и больше субординацию не нарушал — ну, почти. За такое примерное поведение Грейвз даже назначил ему недельное жалованье.