Как стать оруженосцем

Сэр Рыцарь замолчал, давая возможность присутствовавшим в полной мере насладиться сказанным им словами. Впечатление от которых испортил Рамус, слишком усердо воздававший должное вину, в самом деле, бывшему великолепным. Стоило сэру Рыцарю замолчать, как все услышали тихое, но довольно явственное бормотание.

– Подумаешь - подвиги, повествование. Да я сам могу написать такое, что весь мир ахнет. Положим, я совершенно не знаю, кто этот рыцарь, но если меня попросят, я готов рассказать о любом его подвиге. Ну вот, к примеру, хотя бы об этом...

– Только посмей!
– неожиданно вскричал сэр Рыцарь.

– Хорошо, молчу, - покорно пробурчал Рамус и тут же добавил: - Я - не то, что один мой товарищ. Он никогда не умел держать язык за зубами и по этой причине чуть не каждый день получал выволочку. Будь он сейчас здесь, то непременно получил бы как минимум здоровенную затрещину...

После этих слов, он сам едва не получил затрещину, но успел вовремя погрузиться лицом в лист салата, находившийся на столе прямо перед ним. Рука сэра Ланселота просвистела у него над головой.

– Оставьте его, - неожиданно добродушно сказал сэр Рыцарь.
– Судя по его красному носу, он, должно быть, злоупотребляет вином?

– Он самозванец, - пропыхтел сэр Ланселот, поскольку, во-первых, Рамус в злоупотреблении вином замечен не был, а во-вторых, цвет его носа в настоящий момент всего лишь казался красным по причине освещения.

– Ну, пусть его, лишь бы верно служил... Мы ведь, кажется, говорили о замке? Да, он сильно обветшал, так что требует не только переноса, но и ремонта... Поднимаясь сюда по лестнице, вы не?..

– Упал, - не стал скрывать сэр Ланселот.
– Три раза.

– О!.. Разве это упал?.. Вот, помнится, отправился я как-то в поход. Это был мой первый поход за море, и все казалось в диковинку. Пальмы, под листьями которых могли запросто укрыться от палящих солнечных лучей пятьдесят рыцарей с лошадьми и оруженосцами, великолепные дворцы, заслуживающие быть разграбленными, но исчезающие, как только к ним приближаешься, дикие животные, способные одним прыжком повергнуть наземь опытного воина... Таких, я, правда, не видел. И еще луна, словно из чистого золота, такая большая, что если бы ее переплавить на звонкую монету, лично мне хватило бы этих денег на десять жизней, проведенных в ежедневных пирах... Удача сопутствовала нам, мы выигрывали все сражения, в которые вступали, небо было голубым, а трава - зеленой.

– Трава?
– безмерно удивился сэр Ланселот.
– Но разве вы не шли по пустыне?

– По пустыне?
– подхватил сэр Рыцарь.
– Значит, песок - желтым. Мы овладели таким количеством добычи, что не в состоянии были везти ее с собой, и оставляли себе только самое ценное, а остальное просто бросая под копыта наших коней как никому не нужный хлам. В конце концов, было решено возвращаться назад, одержав очередную победу. Мы так и сделали, полонив каждый по знатному сарацину и заполучив столько золота и драгоценностей, что вся предыдущая добыча казалась сущим пустяком по сравнению с настоящей. Верные данному самим себе слову, мы повернули обратно, но стоило нам это сделать, как судьба, в свою очередь, повернулась спиной к нам. Дело в том, что навстречу нам двигалось сарацинское войско, попутно собирая брошенные нами вещи. Мы и подумать не могли, что оставляем за собой след, по которому нас безошибочно можно будет отыскать. Разгром был полным. Попробовали бы вы сражаться, когда у вас из доспехов вываливаются драгоценности, а позади, на веревке, мотается взятый в плен с целью выкупа богатый восточный рыцарь! Нас рассеяли по пустыне... Не знаю, что стало с моими товарищами, а я - угодил в плен. То есть, сначала в зыбучие пески, а уж потом в плен. Причем спас меня тот самый рыцарь, которого я вел на веревке. Она оказалась достаточно длинной, а я - достаточно красноречивым, чтобы он вытащил меня вместе с конем. Увы, судьбе было угодно сделать так, чтобы мой спаситель одновременно стал моим поработителем. Конечно, я пытался уговорить его отпустить меня, указывая на то обстоятельство, что, спасши меня от неминуемой гибели, он стал мне вторым отцом, но тут моего красноречия не хватило, и его природная жадность одолела отцовское чувство. Он заключил меня в высокую башню, словно какую-нибудь принцессу. Следует отдать ему должное, со мной обращались достойно моему высокому званию, и если бы не неволя, то вряд ли можно было пожелать лучшей жизни. Я ужасно страдал в ожидании выкупа, и, в конце концов, начал выцарапывать на предметах посуды, на и в которых мне приносили еду, рисунки, свидетельствовавшие о моем бедственном положении. После этого я выбрасывал их в окно, в надежде, что какой-нибудь соотечественник, подобрав мое послание, составит заговор с целью моего освобождения. Соотечественников было много, поскольку, как вы понимаете, война - это еще не повод для прекращения взаимовыгодной торговли - но мои послания к ним не попадали, а может быть, они, получив драгоценную посуду, не обращали внимания на мои рисунки. Сарацин несколько раз делал мне замечания, чтобы я прекратил, но я не мог этого сделать, - мне хотелось поскорее обрести свободу. В конце концов, после того как я отправил за окно последний предмет десятого сервиза, - каждый на восемьдесят персон, - терпение его лопнуло, и он, не дожидаясь выкупа, повелел выкинуть в окно меня. Сотрясение от моего падения было таково, что рухнуло несколько зданий. Они ведь строят из глины, не будучи знакомы с истинной... этой... как ее... архитектоникой... Надеюсь, мой уважаемый гость простит меня за то, что я, поддавшись воспоминаниям, невольно перешел на греческий?

Клевавший носом сэр Ланселот был не против.

– Но можешь ли ты представить себе, какое разочарование пришлось испытать мне, когда я вернулся в родной замок? Что я был вправе ожидать, когда слава о совершенных мною подвигах летела впереди меня за много миль? Когда я вошел в этот зал, гордый своими свершениями, то первым вопросом, который я услышал, был: "А где ты, собственно говоря, пропадал?.."

Многие люди, отправляясь в путешествия, предпочитают ознакомиться с литературой, описывающей те места, которые они намереваются посетить. И, наверное, кому-то нравится посещать средневековые рыцарские замки, с которыми связаны легенды, иногда романтичные, иногда жутковатые, но, в любом случае, дающие возможность хотя бы на недолгое время переместиться в прошлое, в полной мере ощутить себя персонажем давно прошедшей эпохи... И, может быть, кому-то из путешественников поможет книга, написанная Екатериной Вячеславовной Балобановой, которая называется "Легенды о старинных замках Бретани". К сожалению, книга, хоть и несколькими изданиями, но вышла очень давно и в наши дни не переиздавалась (надеемся, что пока). К счастью, ее можно найти в интернете, а мы приведем из нее одну легенду полностью. Она называется

"ТАИНСТВЕННЫЙ ЗАМОК

Говорят, что в одной из цветущих долин горной Бретани стоял когда-то в старые годы большой укрепленный замок и даже скорее крепость, чем замок, - с зубчатой стеной, рвом и бойницами. Этот замок при последнем его владетеле, Луи де-Шаталэн, вместе с ним ушел в землю, когда мрачные дни для Бретани миновали. Дорога в эту долину совсем исчезла - все о ней забыли, и до поры до времени не найти ее ни пешему, ни конному.

Отец Луи, граф Гильом де-Шаталэн, живя в своем замке, не принимал участия в тех междоусобицах, что раздирали Бретань во время Столетней Войны, отчасти благодаря его родственнице, Жанне де-Монтфорт, призвавшей себе на помощь англичан. Англичане, не стесняясь, хозяйничали в Бретани, и это сильно не нравилось всем истинным бретонцам. Не нравилось это и графу де-Шаталэн, который заперся в своем замке и выходил сражаться лишь с отрядами, угрожавшими его собственным владениям.

Граф давно овдовел и сам воспитывал своих трех сыновей, а в доме распоряжалась старая графиня, его мать, очень гордая женщина, но любившая горячо своих внучат, особенно младшего, Луи. Был это очень странный мальчик, с бледным, словно прозрачным личиком и глубокими, голубыми глазами. С раннего детства все окружающие думали, что мир для него слишком тесен и что уйдет он от житейского зла в монастырскую келью. Не хотел сначала и слышать об этом отец Луи, но затем и он помирился с этой мыслью. Все время мальчики проводили, играя и забавляясь в огромных залах замка, где по стенам развешены были портреты предков, или же разгуливая и резвясь в большом парке, примыкавшем к самому замку. Но Луи не любил ни гулять, ни играть с братьями и, целыми часами просиживал под развесистым платаном в своем парке и слушал рассказы старой бабушки обо всем, что только она знала, - о городах и людях, о море, кораблях и животных.

– Когда вам исполнится семнадцать лет, внуки мои, - говаривала старая бабушка, - вы наденете стальное вооружение рыцарей, и отец отвезет вас или ко двору французского короля, или в какой-нибудь военный лагерь, чтобы биться с врагами Бретани. Ты же, Луи, уйдешь молиться за твою несчастную родину.

Никого из братьев не тянуло так вдаль, как Луи, но не монастырь привлекал его, а горы и особенно море, которого он никогда не видал, но которое, со слов бабушки, казалось ему чем-то совершенно необыкновенным и восхитительным.

Но вот, исполнилось старшему брату семнадцать лет, и отцу волей-неволей пришлось везти его к своему сюзерену, французскому королю. Раз или два юный воин возвращался на короткое время домой, и младший брат всегда с жадностью принимался его расспрашивать, но старший брат говорил только о турнирах, битвах, да осадах и ничего не рассказывал ему ни о простых людях, ни о море.

– Моря я так ни разу и не видал, а каких там еще нужно тебе людей?
– Ведь я же только и делаю, что рассказываю о наших битвах и празднествах.

Совсем не удовлетворяли мальчика эти рассказы старшего брата.

На следующий год уехал из дому и второй брат. Но он вскоре вернулся, навезя с собою множество книг и каких-то машин. Тут заперся он в своей башне, и густой дым днем и ночью так и валил из трубы его комнаты. Когда младший брат приходил к нему и спрашивал, что он делает, он всегда отвечал рассеянно:

– Ищу золота.

– Зачем оно тебе?

– Чтобы покорить мир.

Совсем не удовлетворяли эти слова младшего сына графа, и с тревогою смотрел он на бледное и сумрачное лицо брата.