Как выйти замуж за принца

Она оставалась скептичной:

– Если ты так считаешь, дорогой.

Он быстро поцеловал её.

– Доверься мне. Я не такой бесполезный, каким выгляжу.

Она сладострастно содрогнулась.

– Ты абсолютно не бесполезный.

Его зрачки расширились.

– Послушай, ты точно хочешь есть или лучше что-нибудь другое?

– Точно хочу есть, – ответила она торопливо и отодвинулась за кухонный стол. – Ты голоден, а я сегодня решила, что буду не забывать что-то есть. Поэтому доставай пиццу.

Но Йен купил им также красное вино, маслины, чесночный хлеб и несколько видов мясной нарезки.

Ричард разжёг огонь в камине, а Белла собрала подушки с дивана и со стульев и обустроила им уютное гнёздышко перед камином. Она нашла бокалы, тарелки и даже штопор – хотя Ричард утверждал, что он умеет открывать вино с помощью ключа и что этому он научился во время обязательной службы во флоте, – и они ели пиццу и закуски перед согревающим пламенем камина.

Она поняла, что он удивительно точно знает, когда нужно подложить в огонь новое полено, чтобы поддерживать пламя ровным.

– Наша семья имеет слабость к норманнским замкам, – заметил он мимоходом. – Однажды я встретил ветерана второй мировой, который рассказал мне, что жизнь в его детстве была такой тяжёлой, что зимой на окне в его спальне образовывались ледяные узоры, причём внутри, а не снаружи. Я не хотел ему говорить, что до сих пор наблюдаю то же самое в нашем шотландском замке.

Белла ужаснулась.

– Но почему?

– Традиция. И потому, что мы живём в старинном замке, являющемся памятником архитектуры. И ещё это должно якобы закалять характер.

Она была странным образом тронута.

– Не всё прекрасно в том, чтобы быть принцем, верно?

Он чмокнул её в кончик носа.

– Как и не всё прекрасно в том, чтобы быть защитницей природы и считать рыбу. Ни в чьей жизни не сияет постоянно солнце. Ну что, разогреем ещё одну пиццу? С артишоками или Дьявола?

– Дьявола.

Когда он подал ей пиццу, она немного её погрызла, частично за компанию, частично чтобы отпить ещё вина, которое действительно было очень изысканным.

– Вкус Йена по части вин лучше, чем по части еды, – заметила она. – В следующий раз я что-нибудь нам приготовлю.

– Я тебе об этом напомню.

Она подняла свой бокал, и огонь камина подкрасил вино алым.

– Какое твоё самое прекрасное воспоминание?

– Что?

– У тебя должно быть какое-то прекрасное воспоминание. Какое-то место, куда ты возвращаешься, когда жизнь становится дерьмом.

Опершись на локоть, он с любопытством глядел на неё.

– Звучит так, как будто у тебя есть по крайней мере одно. Расскажешь?

Белла улыбнулась, вспоминая.

– День рождения моей бабушки Джорджии. Тебе она понравится – она поправила себя – тебе бы она понравилась. Она заставила всех нас отправиться на очень долгую прогулку, так что мои родители не могли дальше препираться. А потом мой брат Нейл и я должны были что-то продекламировать, чему она нас научила. Нейл – «Лорд Лэнди», а я, поскольку для политики, по её мнению, я была слишком мала, – фрагмент из «Винни-Пуха». Она довольно строгая, моя бабушка.

– И?

– Мать смеялась и отец тоже, и оба они сказали, что мы были чудесны, а отец нас фотографировал. А потом я опрокинула огромную китайскую напольную вазу вместе с гигантским колючим растением, но они только ещё больше смеялись.

– Это был тот самый момент, когда твой отец сказал, что тебе лучше не становиться актрисой?

Её это на какой-то момент отвлекло.

– Я тебе это рассказала? Я совсем об этом забыла.

– Я нет, – ответил он с полным ртом.

– И тогда бабушка сказала, что сейчас слишком поздно ехать домой, и к тому же все слишком много выпили, чтобы сесть за руль, и мы заночевали в этом маленьком пабе. Это было в Уэльсе, я думаю. Там было только три свободные комнаты, поэтому нам с братом пришлось ночевать вместе. И он считал, что я слишком маленькая, чтобы оставаться в комнате одной, пока остальные ужинают внизу, поэтому он пришёл ко мне и стал читать мне вслух историю из одной книги. Эту книгу они как раз проходили в школе. Может быть, это был Диккенс. Я уже не помню. Я помню только, что во время этой волнующей истории я заснула, а взрослые общались внизу, как будто они друг друга любят. Потолок был в дубовых балках, а в комнате были скрипучие половицы и пахло мебельной политурой и летом…

Она замолчала.

– Ты видишь в этом какой-то смысл?

Его тёплые глаза заблестели.

– Очень много смысла.

– Теперь твоя очередь.

Он поставил свой бокал, растянулся на полу и посмотрел на огонь.

– Хорошее воспоминание? Моё первое восхождение, я думаю.

Это было так неожиданно, что она опустила бокал и удивлённо посмотрела на него.

– У меня из-за этого были ужасные проблемы. Самый первый раз.

Это сбило её с толку ещё больше.

– Твоё лучшее воспоминание состоит в том, что у тебя были проблемы?

– Нет, конечно нет. Тем более, что ругали нас всех, кто в этом участвовал. Я не хотел, чтобы у других были проблемы. Но я всегда страдал от врождённой ответственности за других. Вероятно, страдаю и до сих пор. Но само восхождение… это было классное чувство.

– Сколько ж тебе было лет?

– Ох, не помню уже. Наверное, одиннадцать или двенадцать. Во всяком случае, я был недостаточно взрослым и сильным. Но мне всегда нравилось на что-нибудь карабкаться. И тогда отец одного одноклассника сказал мне, что я должен учиться этому правильно, раз уж я всё время этим занимаюсь.

– Ты занимаешься скалолазанием?

– Я взбираюсь на всё высокое, – ответил он серьёзно. – Скалы. Горы. Мачты. Я умею ходить под парусом, но для меня при этом самое привлекательное – взбираться на сильном ветру по такелажу. Есть ещё парочка хороших замковых стен. И на большинство из них я уже взбирался. Но этот первый раз, который никогда не забыть – когда я впервые забрался на самый верх, не сдался. Я взбирался на скалы на острове Скай, и я помню, как я стоял наверху, а моя голова касалась облаков. И тогда у меня было такое чувство, что я способен всё преодолеть.

– Боже мой!

Он взял свой бокал, допил его и уставился на огонь.

– Знаешь, что самое печальное? Когда люди себя так чувствуют, то они часто говорят, что они чувствуют себя королём.

– И?

На его подбородке дёрнулся мускул. Белла хотела протянуть руку и успокоить его, но ей подумалось, что он рассказывает это не сколько ей, сколько себе.

– И? – повторила она мягко.

– Мой отец – король большую часть своей жизни. Я не думаю, что он когда-либо себя так чувствовал. И я тоже не буду… – он замолчал на середине предложения. – Господи, почему мы, собственно, говорим о наших семьях? Я хочу узнать всё о тебе.