Какими мы были

Он подумал о Серсее: всё ли ещё она в в своих покоях и что он скажет ей сегодня. Джейме редко делился с ней откровениями о королеве, не приносящими ему от его требовательной сестры никакого тепла. Возможно, тираду королевы она сочтёт интересной, но он уже слышал, как она отчитывает его за то, что не обнаружил ничего нового. «Что мне до её чувств?», спросит она, очаровательно нахмурившись, и Джейме покрыл бы её лицо поцелуями. Если он не угодил ей в одном деле, то попытается в другом.

— Эртур намедни был сердит, — хмыкнул Ричард в другом конце комнаты, исказив морщинистое лицо в гримасе. — Скорее всего, что-то с королём. С тем, как он расстроен, можно подумать, что он поссорился с любовником, а не со своим королём. Ха! — коротко издал он, позабавленный собственной остротой.

— Какой дорниец не сердится? — ответил Джейме с тенью улыбки, играющей на губах. — Эртур всего лишь такой же, как его народ.

— Ба! — брезгливо воскликнул сир Ричард. — Они злятся из-за ничего. Королева — ничто рядом с нашим королём. Они не должны обращать на неё внимания.

— Вы забываете, кто ей предшествовал. Принцесса Элия, настоящая леди, сир Ричард, до самого конца, — сказал сир Барристан с предостерегающим оттенком. Барристан также имел пристрастие к дорнийцам; то, что так очевидно. Среди братьев часто размышляли, была ли у него возлюбленная-дорнийка, хоть и все они знали, что у сира Барристана не было женщин. Тем не менее, в его глазах было тусклое пламя, показывающее, что он мечтал об этом сотню раз. Джейме узнавал это пламя, понимал его, так как чувствовал его в своих глазах уже много раз.

— Да, да, была, — нехотя смягчился сир Ричард. Джейме смотрел, как этот дурак опрокинул в себя очередной кубок вина, стекающего по его подбородку тоненькой багрово-красной струйкой. Он улыбнулся, нимало не развлечённый этим. Но всё же в разговоре была правда, которую Джейме не мог отрицать, и некоторый юмор тоже.

— Но наша нынешняя королева столь любезна и любима всеми, — язвительно сказал он, поднимаясь с кресла.- Семеро да хранят её.

Лонмаут рассмеялся, хотя он был единственным, кто это сделал. Освелл издал приглушённый звук, а Барристан неодобрительно нахмурился. Из всех королевских гвардейцев только они двое имели толику привязанности к северянке, хотя чувства Освелла были более болезненными. В конце концов, он любил её и не делал никаких усилий, чтобы скрыть это.

— Как королева, сир Джейме? — спросил Барристан, всё ещё нахмуренный. Джейме хотелось засмеяться над его чопорным поведением.

— Плохо, — ответил он честно, но с дразнящей улыбкой. — В обоих своих завоеваниях: как при дворе, так и в спальне. Кажется, ей не удаётся победить. — Он вспыхнул улыбкой, гордый своей шуткой. Королева действительно, казалось, была неудачлива с двором, который не любил её, и с мужем, который редко занимался с ней любовью. Он всё реже и реже за последние несколько лун слышал её страстные стоны, что сильно порадовало Серсею, когда он сказал ей об этом.

— Не будь пошлым, — предупредил его Барристан, как отец — озорничающего сына. — Она всё ещё твоя королева, а ты — её страж. Прояви какое-то уважение.

— Вы правы, сир Барристан, — сказал Джейме с наигранным вздохом. — Возможно, мне следует относиться к волчице любезней, чтобы она не укусила.

— Молюсь, что она так и сделает и тем поставит тебя на место, — ответил рыцарь, всё ещё хмурившийся. Джейме заметил, как Освелл плотно закрыл глаза, затем открыл их снова и посмотрел на бокал, будто чем-то сильно опечаленный.

Джейме задался вопросом, что эти двое видели в ней. Она была красива, да, одарена какими-то дикими, неукротимыми манерами, которые мужчины надеялись приручить в постели. Но было множество женщин с длинными тёмными локонами и светло-серыми глазами; и, конечно, больше, чем несколько, обладающих телом, как у неё, кажущимся худым и мускулистым. Джейме не думал, что Рейгар был настолько поверхностным, чтобы увлечься этим, хотя Барристан и, может, Освелл, и бедный мёртвый Роберт, несомненно, поколебались этим. Всё-таки у короля уже была в постели красавица, когда он взял туда девочку, и она была солнцем, в то время как его новая возлюбленная — просто волчонком. Дракон и солнце хорошо действовали вместе. Дракон и волк значили определённое отчаяние.

Это ничего не значило для Джейме. В его глазах была только одна женщина, его прекрасная львица, чьи волосы сияли, подобно полированному золоту, а зелёные глаза сверкали, словно изумруды на солнце. Гибких изгибов её стройного тела и её мягких розовых губ было достаточно для него, чтобы сойти с ума от желания. Мысли о ней бросили его в жар, и Джейме вдруг обнаружил, что ему невыносимо находиться в одной комнате с тремя усталыми мужчинами.

Он было сдвинулся, чтобы уйти, но тут зашёл другой рыцарь. Это был сир Эртур, глядящий ожесточённо и презрительно, с морщинками в уголках рта, которых Джейме у него никогда не видел. Но даже в таком состоянии сир Эртур внушал ему уважение. Он обожал его; не желал ничего, кроме как быть похожим на него, словно мальчишка, восхищающийся своим любимым героем. У него пошли мурашки, когда он вспомнил о Рассвете Эртура, покоящемся на его плече, тяжёлом от стали и славы, которым его посвятили в рыцари. Эртур тогда светился и сиял ярко, как звезда своего Дома. Сегодня он потерпел неудачу и изо всех сил пытался вспыхнуть.

Джейме наблюдал, как Эртур потянулся за кубком, приложил его к губам, и поставил обратно. Все в комнате сразу затихли, и все глаза устремились на угрюмого рыцаря, который изо всех сил сдерживался.

— Я устал от всего этого, — тихо сказал он, но казалось, что его голос прогремел на всю комнату. — Король, он… — Его глаза остановились на сире Джейме, и он вытянул рот в жёсткую линию.

Джейме моргнул, обеспокоенный, но ещё больше — запутавшийся. Тёмные глаза рыцаря, казалось, сверлили его, осуждая и вынося приговор без намёка на произнесение.

Эртур развернулся и вышел за дверь; Джейме последовал за ним.

— Эртур! — воззвал он к нему в надежде заставить его остановиться. Он идёт, но кажется, что движется так быстро, осознал Джейме. Он превратился в белое пятно перед его глазами. — Эртур, подождите… — Рыцарь остановился, и Джейме едва не врезался в него. Быстрым движением Эртур схватил его за запястье, достаточно крепко, чтобы причинить боль. Джейме не поморщился, не желая показаться мягким перед этим образцом рыцаря.

— Противная фамильярность — это семейная черта? — зашипел на него Эртур с внезапно запылавшими тёмными глазами. — Называйте меня сиром, Ланнистер, как Вы всегда и делали.

— Да, сир, — пробормотал Джейме, стараясь, чтобы его голос не дрожал. Внезапная грубость со стороны сира Эртура сбила его с толку и напугала. Он не был холодным человеком, потому как мог быть тёплым и показывал эту теплоту Джейме во многих случаях, рассматривая его больше, чем названого брата; скорее, как родного. Он не имел такой связи даже со своим искалеченным братом Тирионом, хотя отсутствие их контакта могло быть этому причиной.

Эртур отпустил его руку, продолжая сверлить взглядом.

— Ты охраняешь королеву, — уже не так жёстко сказал он. — Твой отец сидит в Малом совете, но ты охраняешь королеву. Твоя должность не позволяет тебе иметь амбиций, и твоя работа столь же проста, сколь и решающа. — Он выпрямился, возвышаясь перед ним чуть не великаном, и смотрел на него сверху вниз сквозь сузившиеся глаза. Джейме мог только стоять молча и в страхе. — Я служил трём королевам, сир Джейме, но прежде королевы я служу королю, так же как служил принцу прежде королевы… или прежде короля. Ты заботишься о них больше, чем о себе самом или о своей семье, так как они важнее этого. Именно поэтому мы принимаем клятву не наследовать ни земель, ни титулов; не брать женщину, не заводить ребёнка. Это так для тебя, сир Джейме?