Какими мы были

— Довольно! — крикнул он, заставив её замолчать. Он видел, что она задохнулась своей тирадой и использовал это, чтобы заговорить самому. — Ты — моя жена, и отвечаешь передо мной. То, что ты сделала, совершенно непростительно. — Лианна отвернулась от него, опустив подбородок к плечу. Он увидел красивый кусочек её белой шеи, который закрыли упавшие на него каштановые локоны. Внезапно обессилевший, Рейгар застонал и наклонился вперёд, положив руки на стол. Корона на голове вдруг показалась ему невероятно тяжёлой; он снял её и опустил рядом. Рейгар провёл рукой по лицу и снова посмотрел на свою жену.

Он любил её, когда она была беременна. Нет, он всегда её любил, но тогда особенно. Она источала восторг, и её слоновой кости кожа почти светилась. Она была гораздо менее защищённой, её сердце было открытым и свободным, она чаще улыбалась. Боги, она была ужасно весёлой и интересной, когда хихикала и трещала над каждой мелочью, и всегда тянулась к нему ночью своим голодным ртом. В дни, когда она была более смирной, она была милой или невыносимо грустной, но в любом случае она обращалась к нему за вниманием и утешением, которые он всегда рад был ей дать. Хоть эти прелести и уменьшались с каждой последующей их трагедией, он по-прежнему любил эти времена, когда они возникали. Вместо этого Рейгар упустил восемь лун совместной радости со своей ставшей почти чуждой женой.

— Зачем? Зачем держать это в секрете от меня? — проскрежетал он, пытаясь сохранить в голосе силу. — Разве ты не думала, что мне хотелось бы, чтобы ты была рядом со мной? Заботиться о тебе, как я люблю делать? — Она не повернулась к нему, её глаза оставались устремлёнными в пол.

— Мне нужно было доказать, что я всё ещё могу это сделать, — тихо сказала она. — Я хотела показать тебе, что я всё ещё могу дать тебе детей, только не в Королевской Гавани. Королевская Гавань — яд.

— Я устал от этого оправдания, — с горечью заметил Рейгар.

— Это правда! — лихорадочно воскликнула она, обращая свой взгляд к нему. Он увидел в нём какое-то злое отчаяние, какое бывает у отвергнутой женщины. — Клянусь тебе, этот ребёнок выживет, и это потому, что я далеко от этой гадючьей ямы.

— Эта гадючья яма — мой дом, — резко заметил он. — И твой тоже.

— Не мой, — яростно сказала она. — Не мой.

Рейгар заскрипел зубами. Он предпочёл не останавливаться на этом вопросе и двинулся дальше.

— Мы уже говорили с великим мейстером. Он сказал, что дело в твоём чреве и твоём теле, а не месте нахождения.

— И всё же моё чрево быстро принимает твоё семя. Я не доверяю этому великому мейстеру. Я знаю, что в столице есть какая-то сила, которая ненавидит меня…

— Довольно! Я больше не буду слушать эту детскую чушь, — воскликнул Рейгар, выпрямляясь и вставая во весь рост. Он подошёл к её стороне стола, но сохранял несколько футов между ними. — Иди сюда, — тихо сказал он.

Она не подчинилась. Она опустила глаза вниз, уставившись в пустоту; ноги словно приросли к месту. Всё такая же упрямая.

— Я больше не буду тебя просить, Лианна, — предупредил он. Он видел, как стиснулись в неповиновении её челюсти, но она всё же медленно закрыла расстояние между ними. Как только она приблизилась, Рейгар сделал то, что, как он знал, заденет её: он положил одну руку ей на живот, а другой задрал её подбородок вверх. Она обнажила зубы, словно его прикосновение обожгло её, и, по правде говоря, он так и хотел. — Обсудим вопрос о твоём наказании.

Лианна усмехнулась.

— Замечательно, — сухо сказала она. — Когда-то ты настаивал, чтобы я прекратила вести себя, как ребёнок, а теперь ты относишься ко мне именно как к нему.

— Я делаю это в надежде вырастить из тебя наконец взрослую женщину, — ответил ей Рейгар. Её красные губы сморщились в отвращении. — После того, как ты родишь ребёнка и оправишься, — он сделал паузу исключительно ради эффекта, твёрдо и непоколебимо встретив её взгляд, — ты вернёшься со мной в Королевскую Гавань.

Её глаза расширились в потрясении, и она отпрянула от его прикосновений.

— Нет! — выкрикнула она, словно загоревшись огнём. — Нет, Рейгар, ты обещал мне год, целый год…

— Я ничего тебе не обещал, — резко возразил Рейгар, придвинувшись ближе. Она ударилась об стол и завела руки за спину для равновесия. — Ты злоупотребила моей щедростью…

— О, прошу! — снова попыталась она задрожавшим голосом. — Прошу, Рейгар, любовь моя, я хочу свой год. Мне нужны эти последние луны…

— Тебе следовало подумать об этом прежде, чем действовать за моей спиной.

— Я должна была, Рейгар, ты не понимаешь? Мне нужно было сделать это для нашего ребёнка, и для Джона тоже…

— Ты потеряла свою привилегию! — неожиданно свирепо сказал Рейгар. — Если бы ты была честна со мной с самого начала, я бы мог позволить тебе остаться.

— Мог, — упавшим голосом выплюнула она. — Из-за этой неопределённости я и скрывалась. О, как ты не понимаешь?

— Не понимаю, — серьёзно произнёс Рейгар. — Ты тоже ограбила меня, Лианна, лишила нечто ценного. Ты лишила меня времени, которое я мог провести с тобой и Джоном, а я был так глуп, что считал это благородной жертвой. — Он скучал по своему сыну, его милых манерах и всех тех причудах, напоминавших ему самого себя. Он скучал по нему с его улыбками матери и её серыми штормовыми глазами; как он смеялся и кричал «папа», когда играл с ним. И Рейгар бы солгал, если бы сказал, что не скучал по Лианне и её изнуряющему характеру, которые так легко было любить, потому что она отдавала эту любовь обратно, но с большей неистовостью и страстью, чем он когда-либо был способен. Он скучал по её громкому смеху и по тому, как она сворачивалась калачиком рядом с ним, а он охватывал её руками, словно дракон, охранявший своё самое ценное сокровище, которым было не золото или серебро, а маленькая страстная волчица.

Боги милостивые, он бы не хотел разлучаться вновь.

Казалось, она сейчас заплачет; её глаза наполнились влагой, но Рейгар не поколебался. Он хотел, чтобы она вернулась домой не только по своим эгоистическим мотивам, но и потому, что ей нужно было наказание. Как и говорила его мать, он был с ней слишком мягок. Хоть он и знал, что по-настоящему это никогда не изменится, но, возможно, жёсткость должна применяться наряду с добротой.

— Это моя вина в потере детей, — еле слышно проговорил Рейгар. Пятнадцать лет, широко раскрытые в изумлении глаза и тело ребёнка, ещё только обещающего превратиться в женщину — вот какая она была. Великий мейстер тоже говорил об этом: её юный возраст и неразвитое тело поспособствовали неплодовитости. Глядя на разбухший живот Лианны, он осознал, что чувствует не волнение, а боль. Он знал, что будет с ними обоими, и это было трагедией для них двоих. Тем не менее, он предпочёл бы, чтобы они скорбели вместе в их постели в Королевской Гавани, а не на незнакомом холодном Севере.

Лицемерные мысли для того, кто когда-то оставил её горевать в одиночестве.

— Рейгар, прошу тебя, пожалуйста, дай мне мой год, — снова начала она дрожащим голосом. — Мне нужно это больше, чем что бы то ни было.

— Нет, — твёрдо ответил он. — Ты вернёшься вместе со мной. — К лучшему это или к худшему.

Лианна открыла было рот, чтобы что-то сказать, но только поджала губы, ничего не произнеся. Она выпрямила спину, сцепила руки перед собой и присела в небольшом реверансе.

— Как пожелаете, милорд, — продребезжала она, прошла мимо него и вышла за двери.