Какого цвета любовь?
Шрифт:
Обзавестись друзья ми тоже не получилось. В его понятии ровесники были очень легкомысленными и скучными. Их плебейские интересы страшно раздражали Сёму и действовали на нервы. Что за кайф: куда-то вечно бежать, где-нибудь вмазать, потом зарулить на дискотеку и скакать там до у тра как козлы?! Или попереться куда-нибудь на шашлык в лес? Опять включить музой и скакать до утра как козлы? Нет, в его родном Городе любили принять на грудь, но мужчины чинно сидели, вели бесконечно долгие, неторопливые беседы. Беседы были неимоверно содержательными и умными, абсолютно всегда заканчивались выяснением отношений и большой дракой. Застолья продолжались не одни сутки, обычно на третий день пили уже из рогов, копыт, цветочных ваз, туфлей, но никто не скакал! Пили с достоинством и без женщин! А это что за глупости: девочки сидят вперемешку с парнями на траве, без всякого стеснения едят, пьют, болтают без умолку, ржут как ненормальные. Они могут влезть
Эти одногруппники, однокурсники в промежутках между студенческим беспределом ухитрялись ещё и ходить на занятия, сдавать зачёты и коллоквиумы!
До первой же сессии Семёна за многочисленные пропуски и отсутствие зачётов не допустили. До апреля он делал вялые попытки что-либо изменить, но в середине апреля ег о отчислили за неуспеваемость. Однако Сёму эго не очень огорчило! С некоторых пор жизнь его стала насыщенной и полноводной! Он встретил Её!
Общежития политеха стояли практически на самом конце города, и из окон открывался вид на бескрайний заснеженный простор. Это было красиво, но нудно. Расчищенная проезжая часть дороги ночью снова замерзала и казалась зеркально гладкой в свете неоновых ламп. Прохожих здесь практически не было, если только какой заблудший пьяный не сбивался с пути и шёл не в ту с торону, громко напевая про малиновку. Общага была тем конечным пунктом, за которым, казалось, закапчивается жизнь и именно за домами открывается конец света.
Однажды Сёма заметил в окно одинокую, высокую фигурку в джинсах и куртке с капюшоном, неловко уворачивающуюся от порывов ледяного ветра. Она то и дело поправляла на голове вязаную шапочку и хлопала в ладоши, стараясь согреться. Когда Сёма её увидел впервые, то подумал, что это какая-то «испорченная» собралась искать приключения за чертой города, потому что дорога выводит прямо на шоссе. Он не сразу заметил огромную немецкую овчарку, спущенную с поводка и перебегающую от столба к столбу нервными, мелкими перебежками. Внезапно Семён ощутил острую жалость к худенькой, мёрзнущей под хлопьями снега девушке. И такой внутренней гармонией и бескомпромиссно принятым одиночеством повеяло от этого почти детского капюшона с опушкой, что Сёма не удержался и на глаза его навернули слёзы. «Кто она, эта таинственная незнакомка, такая же одинокая, как я? А живёт она одна, несомненно, потому что если б у неё кто-то был, он бы ни за что не позволил девушке в такую погоду на пустыре выгуливать собаку!»
Высокая девушка в джинсах, заправленных в сапоги, появлялась по вечерам на ночном перекрёстке каждый раз в одно и то же время. И каждый раз Семён с интересом наблюдал за ней, согревая стекло своим горячим дыханием. Через несколько дней он уже с полудня ждал вечера, чтоб прильнуть к окну. Однажды ему показалось, что девушка его заметила. Сёма резко отпрянул и выключил свет. Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее. Он испугался ещё больше: оно стучит так громко, что девушка может услышать!
На следующий день в то же самое время Сёма осторожно на цыпочках подошёл к окну. Тёмная комната с плотно задёрнутой занавеской не должна была его выдать…
Она уже была там…
Сёме показалось – девушка почувствовала, что он из темноты снова наблюдает за ней. Он взглянул на неё в упор. Их взгляды встретились – её из-под нежно-розовой вязаной шапочки и его, сквозь дырочки в больших цветах тюлевой занавески. Она засмеялась и помахала ему. Тут к ней подбежала огромная немецкая овчарка и девушка, нагнувшись, сняла рукавицу и стала ласково пальцем щекотать ей за ухом.
Весь следующий день Семён не мог сосредоточиться. Прошлой ночью он почувствовал, что их души созданы друг для друга. Иначе как бы она из сотен окон общаги заметила только его?! Как нашла его взгляд своими глазами и улыбнулась ему?!
Все действия Семёна, все помыслы были обращены только к ней – таинственной и нежной незнакомке, такой одинокой и слабой среди обледенелых многоэтажек, такой тоненькой и хрупкой в этом враждебном ей мире! То, что мир враждебен, Сёма не сомневался ни на секунду! Разве он сам не в нём живёт?! Разве он не видит, что все вокруг дешёвки, которые его не понимают, не ценят. Они не стоят его ногтя, как говорил папа, и в то же время всеми силами хотят ему продемонстрировать, что в нём, Семёне, ни капли не нуждаются! Сёма знает – всё это из зависти, им никогда не стать такими, как он. У него «математическая голова», он хорошо играет на гитаре, а они не хотят его слушать. Он прекрасный спортсмен, и никакой роли не играет, что он сейчас не тренируется. Они обязаны уважать его бывшие заслуги! Этим врождённым алкоголикам и порочным девкам по своей тупости и расхлябанности просто не понять, какой у него глубокий внутренний мир. А она на расстоянии в
несколько десятков метров всё поняла!Сёма, вновь не зажигая света, подошёл к окну.
Она была там. Худенькая сутулая фигурка на ледяном ветру…
«Несколько десятков метров! Всего несколько десятков метров отделяют меня от прекрасной незнакомки! – эта мысль поразила Сёму как молния. – Так ведь нет ничего проще, как спуститься и заговорить с ней!» – он одним движением сунул ноги в полусапожки, рванул с вешалки пальто и выскочил в коридор.
Лифт оказался занят. К чёрту лифт! Если б даже бежать нужно было с небоскрёба, Сёма бы побежал. Ведь внизу стояла она – его прекрасный сон, его мечта!
Почему-то о её несоответствии всем критериям порядочности и добродетели Семён в тот момент не думал. О том, что «нормальная», «не испорченная» девушка не может носить обтягивающие брюки, потому что «видны ноги» и вообще всё «выделяется»; не должна одна без родственников среди ночи шататься по улицам и, тем более, торчать под фонарём, где её может увидеть весь город, и что потом «скажут»?! Всё, что воспитывал и прививал ему Город, каким-то странным образом испарилось. Все беседы папы о «харошай дэвучке, которую вазмом» (хорошей девушке, которую возьмём) завалились в мозгу куда-то очень глубоко, в периферийные нервы и там заблокировались.
Он вылетел на мороз. Дверь на тугой пружине жалобно скрипнула и снова захлопнулась с грохотом, подгоняемая и чудом механики и ледяным ветром.
Она стояла всё там же, на перекрёстке и сняв рукавички дышала на свои замёрзшие пальцы, стараясь их отогреть. Сёма даже не подготовил приветственной речи. Он вообще на знал, о чём будет говорить. Он просто шёл к ней, потому что так ему подсказывало сердце. Незнакомка, видно, заметила его, но вдруг сделала вид, что не видит Сёму, и повернулась к нему боком. Сёма слегка опешил, но потом догадался, что это просто женское кокетство. Какая уважающая себя девушка будет смотреть в упор на приближающегося к ней мужчину?!
– Добрый вечер! – Семён остановился в двух метрах от девушки.
– Добрый вечер! – Приветливо ответила она глубоким контральто, не поворачивая головы.
Как Сёме нравились такие голоса! Не визгливые девичьи, легкомысленные и ветреные, а именно такие – знающие себе цену, серьёзные и сдержанные.
– Я увидел вас и подумал…
Настороженное рычание сзади заставило обернуться. Ну, надо же! В порыве чувств Сёма совсем забыл про собаку!
Фу, Маркиза! Свои! Фу! – Томно приказала девушка, даже не взглянув на свою Маркизу. Она так и продолжала стоять боком, стыдливо отворачивая от Семёна своё лицо. Но она улыбалась! А это говорило о том, что его присутствие девушке приятно! Вот только лица её он никак не мог разглядеть. Скверное освещение роняло на него тень от капюшона, который она натянула поверх розовой вязаной шапочки. Из-под шапочки выбивалась густая каштановая чёлка и стрижка «длинное каре». Сёма знал про «каре», потому что в кинокомедии «Кавказская пленница» у главной героини Нины была стрижка «каре» и все девчонки вокруг хотели быть на неё похожи. Кстати, этот фильм всегда будил в Сёме неприятные чувства, потому что он был лживым от начала до конца и не смешным: не мог такой серьёзный и ответственный человек, как товарищ Саахов, родившийся и выросший на Кавказе, хотеть жениться на такой голозадой вертихвостке как Нина – «студентке, комсомолке и просто красавице»! Это неправда! Она в коротких штанах одна лазит по горам, бегает вдоль шоссе, точит лясы с первым встречным, таскается с Шуриком и выделывается перед ним, постоянно скалит зубы, типа улыбается. Если бы даже товарищ Саахов действительно Нину сильно полюбил и хотел жениться, то всё равно бы этого никогда не сделал, потому что он бы опозорил весь свой род, и над ним бы смеялись и всю жизнь за спиной шушукались. Все его друзья и родственники в его отсутствие щипали бы эту Нину за задницу, или делали вид, что с ней случайно столкнулись грудью. И поста бы такого он больше не занимал, потому что потерял свой авторитет! Особенно лживый финал, когда Шурик с друзьями вроде как «защищают честь сестры» и стреляют в Саахова солью, потому как он вроде бы «надругался над честью сестры»! Раньше надо было о «чести» своей сестры думать, когда спала в горах в этом, как его, в вещмешке. Чего только в кино не придумают! Они, её «родственники», на самом деле должны быть по гроб жизни благодарны Саахову зато, что он – порядочный и честный человек, украл эту распутницу, «испорченную» и «гулящую» с целью женитьбы!
Однако… бывает ещё и однако…
Сёма, конечно, всё это мозгами понимал и знал. Он именно это и считал единственно правильным, единственно верным. Но шевелящаяся в порывах ветра опушка капюшона вызывала в нём желание прижать к себе именно эту девушку, защитить от холода, закрыть от огромных мокрых снежинок, так неистово жалящих её лицо и руки…
Так вот я подумал, вы были бы не против, если б я вам составил компанию? А то молодая девушка одна на улице ночью… Мало ли, что может случиться?..