Какой простор! Книга вторая: Бытие

— А какой он из себя, этот Кадигроб? — подавляя смущение, спросил Федорец.

— Обыкновенный, такой, как все, проживает с супругой и дочкой. Девочке лет восемь, ходит в первый класс… А вы кто им будете, не сродник?

— Нет, не сродник.

Разъяснения дворника охладили и даже обидели Назара Гавриловича. Где-то, в тайниках души его, теплилась надежда, в которой он даже себе боялся признаться: быть может, писатель Кадигроб не кто иной, как пропавший без вести сын его Микола. Оба сочиняют, и имена у них одинаковые.

Но восьмилетняя дочка! Такой дочки никак не могло быть у его сына.

— Да вот они сами, своей персоной шествуют, — сказал дворник и посторонился.

Чувствуя, как внезапно ослабели у него ноги, Федорец повернулся; к нему приближалась женщина с нагруженной кошелкой, — видимо, возвращалась с базара.

— Где? — выдохнул старик.

— Да вот же они, супруга ихняя, — объяснил дворник.

Мимо, не взглянув на них, прошла пожилая женщина с невыразительным, помятым лицом, закутанная в теплый деревенский платок и обутая в черные валенки.

Федорец презрительно скривил губы. Такая бесцветная баба не могла быть женой его Миколы, на шею которому всегда вешались самые красивые девки.

— Сурьезный писатель, талановитый, на манер Демьяна Бедного. Никого не принимает у себя, живет как бирюк. Только вечерами в яру за домом катается на лыжах с Любашей. Одним словом, спортсмен.

— С какой Любашей?

— Разве я не говорил тебе? Дочку его зовут Любашей.

Назар Гаврилович, не сказав спасибо словоохотливому дворнику, удалился. Сидя в холодном трамвайном вагоне, который бежал мимо больниц и школ за железными оградами, мысленно поругивал себя. Как мог он подумать, что какой-то там щелкопер Кадигроб его сын! Да если бы Микола был жив, разве не захотел бы он повидать своего родителя, не нашел бы способ подать о себе весточку? На душе было горько. В какой уже раз убеждался он, что с гибелью младшего сына потерял самое дорогое, что имел в жизни. Если бы не Илюшечка, то и жить незачем.

Раз Федорец в Харькове, то следовало сходить к Степану и раз навсегда выяснить его отношения с Одаркой. Все-таки она ему не какая-нибудь вертихвостка, а законная жена. Но Назар Гаврилович не рискнул отправиться к зятю в комиссариат. Степка строго-настрого наказывал не являться к нему, никому ни слова не говорить об их свидании, состоявшемся зимой на хуторе. Кто-кто, а Федорец умеет держать язык за зубами! Если что-нибудь потребуется, Степан сам явится.

Но растревоженные мысли Назара Гавриловича все время возвращались к рассказу «Ворог».

«Ведь знает же меня этот Кадигроб! Ради него я приехал в Харьков, истратился на билет, и на что ж это будет похоже, если я уеду, не повидавшись с этим загадочным человеком», — настойчиво думал Назар Гаврилович.

Вечером он снова пришел к писательскому дому. Осторожно побродив вблизи, боясь встретиться с любопытным дворником, он побрел к глубокому глинистому оврагу, полюбовался росшим внизу могучим, словно кованным из металла, дубом, доверху засыпанным тяжелым снегом. В яру мельтешили лыжники. Назар Гаврилович долго наблюдал, как мальчишки на санках и лыжах бесстрашно спускаются в яр.

«Придет или не придет сюда этот Кадигроб? Ведь, может, он не каждый вечер катается на лыжах?» — тоскливо размышлял кулак, не зная, что ему предпринять. Может быть, лучше пойти прямо на квартиру писателя и там все выяснить?

За спиной Федорца послышался звонкий детский смех. «Они!» — Федорец резко обернулся. К нему приближался человек с лыжами на плече, рядом с ним семенила румяная девочка в красной вязаной шапочке с помпоном.

— Папа, когда я подрасту, я буду здесь спускаться, вместе с мальчиками.

Человек не спеша приблизился, и Назар Гаврилович, не веря своим глазам, узнал в нем сына своего Миколу. То же лицо, хоть и с усами, та же ладная фигура и твердая походка — все, все Миколино. Никаких сомнений быть теперь не могло. Сердце старика оборвалось, голова закружилась, и он, призвав на помощь все свои силы, с трудом удержался на ногах.

Микола прошел вдоль кромки яра, обернулся, внимательно посмотрел на отца и как ни в чем не бывало зашагал дальше.

Назар Гаврилович не спускал глаз с удалявшегося сына.

Микола об руку с чужой девочкой дошел до невысокого спуска. Они приладили к ногам лыжи и легко и бесстрашно спустились на серебристо сверкающее дно яра.

По-зимнему ярко светила луна, и Федорец, стоя над кручей, хорошо видел сверху идущих на лыжах рядом Миколу и девчушку. На какое-то мгновение он потерял их из виду, встревожился, хотел сам спуститься в яр, но снова отыскал их в пестрой толпе лыжников.

Он и сам не знал, сколько времени простоял так, но вот Микола и девочка стали подниматься наверх. Поднявшись, они пошли в сторону Назара Гавриловича. Приблизившись, Микола остановился, глухо сказал:

— Батько, вы! — и, как в детстве, кинулся старику на грудь, прижался щекой к его лицу.

— Микола, сынок, живой! Как же ты забыл про нас? — По щекам Назара Гавриловича покатились слезы, скрываясь в густой бороде.

— Так нужно, батько… Как там живут наши: Одарка, Таня, Илько, Христя, мачеха, все наше семейство?

— Разве не знаешь? Татьяна отдала богу душу.

— Тиф?

— Тиф. Переполовинил весь хутор.

— Ничего не знаю о вас с тех самых пор, как трибунал присудил меня к высшей мере.

Девочка умными глазенками следила за ними, ничего не понимая. Микола, поймав ее недоумевающий взгляд, сказал:

— Иди, Любаша, домой, я догоню тебя.

— Папа, это мой дедушка? — догадливо спросила девочка.

— Да!.. Нет… Иди, иди, я потом все тебе объясню… Потом, только не говори никому.

Медленными шагами девочка пошла по узкой тропинке. Несколько раз обернулась.

— Откуда у тебя эта дочка? — в упор глядя на сына, ворчливо спросил Назар Гаврилович.

— Взял я чужую вдову. Она меня полуживым из могилы вытащила, выходила меня.

— Видал я ее, — признался старик и усмехнулся. — И не одобряю твой выбор. Разве тебе такая жена нужна? Ты у меня орел! Тебя даже Нестор Иванович заметил и выделил из ста тысяч, а с ним вон какие птицы летали: Лященко, Щусь, Витька Белаш…

— Не вспоминайте про них, папаша. В живых, может быть, один я остался из всех этих орлов. Да что же мы стоим тут, у всех на виду? Сделаем так. Я пойду домой, а вы через час приходите. Живу я вон в том доме, в правом крыле, квартира десять.

— Знаю, все знаю, сегодня держался за ручку твоей двери. Иди. Через час приду.