Какой простор! Книга вторая: Бытие

— Держи карман шире! Думаешь, если мужик богатый, так гребет деньги лопатой?

— Перестань баловаться, сломаешь, — прикрикнула Меланка и отобрала у мужа нож. — Ей-право, он у меня как маленький.

— Ленин требует создания коллективных хозяйств на селе. Так что ты учти это. По Ленину — коллективное хозяйство экономически выгоднее, рациональнее. При условии полного кооперирования, пишет Ленин, мы бы уже стояли обеими ногами на социалистической почве, — на память процитировал Микола. — Как ни крути, а придется тебе отдать незаможникам землю, инвентарь, коней.

— Ты хоть и сочиняешь книжки, Микола, но пророк с тебя никудышный. Не верю я в твои пророчества. У меня окромя Семипуда и Каина есть еще такие союзники, как Ллойд Джордж да Бриан. — Старик налил рюмку водки и с веселым озорством, запрокинув голову, плеснул ее в рот.

В соседней комнате часы мягко пробили три раза.

— Вам, батько, ночевать у меня нельзя. Кто знает, может, квартира моя под наблюдением. — Микола встал, показывая, что отцу пора уходить.

Старик выпил еще одну чарку водки и нехотя поднялся из-за стола.

Перед уходом он заглянул в детскую. Через приоткрытую дверь на кроватку косо падал свет. Люба блаженно спала, обняв плюшевого медвежонка.

— Пора, пора, отец, — торопил Микола.

— Вот до чего дожили, в своей хате не хозяева, — сказала Меланка, зевнула и перекрестила рот.

— Думал, порадуешь меня, Микола, а ты только расстроил, душу мне разбередил… Ну, прощевайте, дети мои, завтра вернусь на хутор и никому не скажу ни слова. Слава господу богу, что он сберег тебя здравым, Микола. — Старик поцеловал сына в лоб, обнял невестку. Как пророк, поднял руку, напомнил: — У тебя нет иного пути, как бороться до конца. Понимаешь? До конца, до победы или смерти.

Микола открыл двери, выпуская отца на площадку, слабо освещенную электрической лампочкой. У двери стоял дворник, держа в руках метлу, узнал Назара Гавриловича, почтительно поклонился ему. Федорцу показалось, что у дворника офицерская выправка, а днем он этого не заметил.

— Что вы здесь делаете, Петимка, в такой неурочный час? — не скрывая раздражения, спросил Микола.

— Вас охраняю! — ответил дворник, улыбаясь серыми наглыми глазами.

XVI

В обеденный перерыв Ваня Аксенов забежал в крохотный кабинетик Гасинского. Как всегда, окно было распахнуто настежь, и свежий ветер переворачивал листки настольного календаря.

Ваня улыбнулся. И для него время теперь летело стремительно, дни мелькали с такой же быстротой, как эти листки календаря.

— Ты что улыбаешься? — спросил Юрий Александрович Гасинский, отрываясь от бумаг.

— Смотрю, как время летит.

— Да, подумать только: давно ли вы пришли желторотыми юнцами в фабзавуч, а вот уже пора выпускать вас в люди. Тысяча девятьсот двадцать третий год! Ты что думаешь взять на пробу, Иван?

Согласно производственной программе, утвержденной Центральным комитетом профсоюза работников коммунального хозяйства, выпускники фабзавуча должны были выходить на производство, имея четвертый разряд. Пробы тоже давались на четвертый разряд, но можно было держать и на пятый, если взяться сделать клупп с тремя парами плашек к нему.

Гасинскому очень хотелось, чтобы хоть несколько учеников выдержали на пятый разряд. Это бы подняло авторитет фабзавуча в глазах начальства. Он выжидающе посмотрел на Ваню. Взгляды их встретились, и Аксенов понял, чего от него хочет решительный директор.

— Хорошо, Юрий Александрович, я возьмусь сделать клупп и думаю, что и Серега Харченко, и Дедушкин, и Зинка Суплин тоже отважатся на пятый разряд. Все-таки Рожков, хоть мы и обижались на него первое время, многому нас научил.

Ваня присел к столу и написал заявление с просьбой разрешить ему держать пробу на пятый разряд. Гасинский тут же на заявлении сбоку в углу начертал: «Разрешаю».

Ваня не удержался, похвастал перед товарищами резолюцией, и все выпускники в тот же день подали заявления на пятый разряд.

Мастер Рожков от радости ходил сам не свой. Он съездил на Петинку, в главные трамвайные мастерские, и заказал там сорок поковок клуппов. Он даже угостил кузнецов пивом, заручившись обещанием, что поковки будут с минимальным припуском.

Три дня сряду Рожков объяснял своим ученикам, как изготовлять клуппы, этот довольно-таки сложный слесарный инструмент для нарезки винтов.

Он выписал на складе новые напильники, сам наточил зубила и сверла. В своих учениках мастер был уверен и не сомневался в их успехе.

Наконец долгожданный день экзамена наступил. В фабзавуч приехала комиссия, все знакомые Аксенову люди: представитель партийного комитета трамвайщиков вагоновожатый Савостин, секретарь комсомольской ячейки Маштаков. Возглавлял комиссию председатель завкома, слесарь Никитченко, известный в городе старый большевик, худой, высокий, с острой бородкой и желтым удлиненным лицом, удивительно похожий на Дзержинского.

На изготовление клуппа и трех плашек к нему комиссия положила сорок часов — срок, но мнению Рожкова, слишком жесткий.

Взволнованные ребята получили новый инструмент и поковки, и в восемь часов утра началось невиданное в училище соревнование.

В первый день Ваня ободрал поковку драчовым напильником, привел ее в божеский вид, просверлил и вырубил в центре окно.

Он и не заметил, как окончилась смена. Он мог бы работать еще несколько часов, так захватил его трудовой азарт.

Звонок оповестил о конце смены. Председатель комиссии Никитченко проследил, чтобы все заготовки были заперты в личных ящиках, а фабзавучники, не задерживаясь, вымылись и уходили на отдых.

Ваня спал плохо. Только перед рассветом он забылся на несколько часов, но и во сие видел себя за тисками, ему мерещилось, что его поковка треснула, а потом готовый клупп украли; он вскакивал на постели весь в поту и снова забывался, и снова видел себя у тисков, покрытых инеем железных опилок.

На второй день Ваня аккуратно отделал рамку клуппа, скосил боковые грани прореза, чтобы по ним могли скользить плашки. За две смены он затратил на работу шестнадцать часов.

На третий день Ваня отрубил от квадратного стального прута несколько кусков, выпилил из них три пары плашек, просверлил, нарезал метчиками и аккуратно подогнал по рамке. Прошло двадцать четыре часа с тех пор, как он приступил к пробе.