Кактусовый сок
Шрифт:
— … - Молчит, виду не подаёт. Пускай.
***
Обе рабыни решили уйти, как я не пытался с ними поговорить. Плохой из меня оратор. Я им только указал в каком направлении ближайшие поселения, да еды дал, сколько могли унести. Плохо это всё. Одежду сменить отказались, хотели быстрее уйти. В итоге что с ними будет? Ну если даже их не убьют дикие животные, не поймают разбойники или другие голодающие, они не заблудятся и дойдут до города, то их всё равно схватят, допросят и отправят в рабство, потому как лысый в обносках это точно раб, таковы порядки. Правильно ли таким людям давать свободу? Они напуганы, они не знают что делать, даже если ты им дашь всё, то они нервничают, потому что
Но ничего.
***
Дома. Я уже собрал маленький отряд с Фермером, Молли и Джимбадом. Мы отправляемся вместе с пленёнными рабовладельцами. Осталась только одна личность, с которой я должен решить что делать.
— Ты свободна. — Я открыл клетку, а она уставилась на меня. — Никаких преград. Вот смотри вода и еда на стуле. Можешь взять и уходить, если хочешь.
Как пружинка, которую перестали сжимать, она вылетела из клетки и побежала, но самое омерзительное вот что:
— Тебе не сойдёт с рук то, что ты сделал! Это война!
Она увидела тело во дворе. То разбойники увязались за нашим отрядом до самого дома, мы их во дворе и остановили. “Железо само себя не принесёт.” — скажет любой кузнец, но я то знаю одну хитрость. И вот она рыскает у одного тела в поисках оружия. Другое тело, я стою над ней, жду. Неужели она после всех душещипательных выходок со слезами решила воевать здесь и сейчас? У второго трупа ещё валялось его оружие. Она сняла ножны, вытерла оружие, воткнула в ножны. Спокойная, я даже засомневался, а не показушно ли она плакала? Я на неё с многозначительной улыбкой уставился, мол, вооружаешься, я гляжу, да-да, так и надо, до города далеко, кто там в пути попадётся. У третьего трупа, видать, что-то нашла и побежала во свояси. Скатертью дорога, может догонит тех рабынь, а нет, в другую сторону решила бежать. Откуда она знает куда бежать в этой буре? Хах, ладно, похоже, я не очень разбираюсь в людях и надо брать совет у людей опытных.
***
Когда мы подходили к городу противников рабства “Скачок” со связкой подарков, то за нами увязались трутнестражи в фиолетовой броне. Этих засранцев из южного Улья я знаю хорошо: дружить не пытаются, только об убийстве мечтают. Но именно сейчас один запел непонятную мне песню:
Красный, красный, красный!
Вскроем череп мы прекрасно!
Красный, красный, красный… боль?
И тут один, на вид особенный, похож на Фермера, не с плоской головой, как стражи, похоже, высшее звено роя — принц, закричал:
— Крас-ный Ко-роль!
Как только он прокряхтел это выделяя слога, как все трутни закричали ему.
— Красной боли Королю!
— Красной! Красной! Красной!
После того как мы их одолели, то я спрашивал у Фермера, понимает ли он о чём речь, но тот не в курсе. Хватает же в этих земля странностей, от которых больше вопросов. Но ещё больше вопросов у меня появилось, когда мы вошли в город. К нам подбежало трое, сразу всё внимание к Молли.
— Да здравствует Молли!
— Молли… Устроим налёт на какой-нибудь рабский лагерь? Руки чешутся рабовладельцам напинать…
— Долой Империю!
Мы оставили её с фанатами. «Гостей» мы посадили в клетке прямо в штабе, пускай пообщаются на досуге со всеми. Меня же интересовало лишь общение с Жестькулаком. Он стоял гордо, заломив руки на груди.
— Теперь, когда Глазница уничтожена, в серой пустыне, похоже, совсем спокойно. И путь для нападения нам теперь открыт. Отлично сработано, Молли.
Работаешь-работаешь, а вся репутация другому! Это же замечательно, а то если все обо мне будут болтать, то мне будет сложнее передвигаться в городах.
— Так, нас донимают бандиты и есть проблема голода, ничего страшного, ничего страшного, я уверен,
что этот пузырь скоро лопнет…— Мы как-раз в пути встретили караван Гильдии Торговцев и они были крайне против, но всё же отдали свои припасы! Я так рад вам их продать. — И заливаюсь смехом. — Шучу, ешьте на здоровье! И это вам. — Я передал маленький рюкзак, который был набит керамической посудой, так вежливо отданной рабовладельцами. — Надеюсь, вы найдёте этому правильное применение.
— Благодарю.
— Каменный лагерь, мы его тоже опустошили. — Влезла Молли.
— Всё… стало немного хаотичнее, когда рухнул Каменный лагерь, но это было ожидаемо… Прежде чем стать светлее, мир должен погрузиться во тьму.
Бывшей хозяйке рабов Рэн как-то удалось выбраться и она попыталась сбежать. Жестькулак догнал её, сломал левую ногу, потом правую. Она кричит и просить помощи. А он… проломил голову Рэн. Кровь тут же перекрасила её седые волосы в красный. Грандэ и Рубэн из клеток захлюпали носом, а я стоял ошарашенный, как и мои люди за спиной, все мы молчали. Жестькулак отошёл от трупа, а к телу подскочил кто-то из увязавшихся за Молли.
— Ой, паршиво ты выглядишь, хозяйка Рэн…
И все они захохотали.
16. Дом, милый дом
Но кого и чем ошарашила эта сцена насилия, когда заключённый пытается бежать, а ему ломают ноги, после голову пробивают и хохочут с того? Вопрос без ответа. Я сам, с присущей безумцам жестокостью, расправился с одним из хозяинов рабского лагеря. Жестокость, которую я выплеснул, отрубая конечности, была порождением жестокости, которую так рьяно проявляют работники таких заведений к рабам. Удар шипованной дубинки по незащищенной коже, как им кажется, лучший мотиватор оголодавшего тела к тяжёлому труду. Я, лично, ошарашен тем, что не допросили, не узнали всю подноготную, скрытые мотивы, возможные связи. Хотя, может быть у них этого и нет в целях…
— Этих двоих так же прикончите? — Бросил я вопрос в сторону Жестькулака.
— Нет… пожалуйста… — Первый заныл.
— Умоляю… — Второй.
— Допрашивать не станете? — Продолжил я.
— Нет в этом надобности. Всё нам известно, ничего не утаить. Жизнь их больше не заботит никого, но расплата ждёт… — С пренебрежением ответил Жестькулак.
Не будет диалога, не смогу я повлиять на него, да и к чёрту. На предложение отметить и выпить я согласился, и пригласил своих спутников отвлечься и расслабиться. Фермер же явно давал мне понять, что хочет со мной поговорить, однако, я не намерен сейчас обсуждать что-либо. Впереди долгий путь домой, потому как по прямой мы не пойдём. Два города: Траур и Ровная лагуна. Мне нужны все доступные люди, готовые забыть прошлое ради работы со мной. Об одном лишь могу молить волю случая, чтобы не попались предатели. Я бы с удовольствием принял к себе роботов вместо людей и шеков, но в тяжёлое время приходится ковать клинок из того материала, что есть, а не ныть, что в кузнице пусто.
Путь как всегда — не без нотки безумия. Высокие деревья, целый лес между холмами, где глаз да глаз следи за тенями и времени много не пройдёт, как с воплями на камень какой взойдёт псих из Южного улья с воплями “Гриии”, о “ГРИИИ”, как страшны для них носы. Клювастые уроды — это мы, а наши носы клювовые носы, оторвать, отломать, Гриии, ГРИИИ!
— Они чем-то больны? Что с ними не так? — Уставился я на тело трутня в фиолетовых доспехах. — Почему Западный улей торгует халтуриной, выдавая пшик и шлак за высшего качества ништяк, а эти вопят, крови желают и… я даже не знаю. Хех, — я даже как-то устал искать решения разным загадкам, — пока думаешь о Севере, может Юг придёт и страшнее прочего станет.