Калифорнийская славянка

– А на какие шиши? Да и поздно теперь, – встал молодой посельщик Захарка. – Лавка-то закрыта, поди.

– Знамо дело, закрыта. А ты к Мартыну домой. Скажи – пусть бутылку рому даст.

– А если не даст?

– Тогда скажи, что я сам приду… Даст, не впервой. Пусть на меня запишет.

Захарка убежал за дверь, а посельщики стали усаживаться вокруг стола со стоящим посредине светильником…

…Лавочник Мартын ужинал со своим семейством, когда вдруг в дверь постучали и на пороге появился знакомый парень из посельщиков Захарка.

– Хлеб да соль, – проговорил он, снимая с головы колпак.

– Милости просим, – сказала хозяйка.

– Да я… Это… С тобой, Мартын Иваныч, поговорить надо. Старшой наш Василий меня к тебе послал.

– Знаю, поди, о чём разговор будет, – недовольным голосом сказал лавочник, выходя из-за стола и подходя к Захарке. – Ну и за чем тебя послали?

– А надо, Мартын Иваныч, бутылку рому. Упластались так на сплаве сегодня, что невмоготу. Запиши на старшого Василия. Он так наказывал.

– А ежели у меня тут дома нету, а лавку я отпирать не буду.

– Тогда Василий сам сюда явится. Да ты не жми, Мартын Иваныч. Он тебе заплатит.

Мартын подошёл к большому ларю, покрытому пестрядиной, приподнял крышку и, достав из него большую, тёмного стекла бутылку, протянул её Захарке.

– На, – сказал Мартын, – да передай Василию, что в последний раз в долг даю. Пусть придёт и рассчитается.

– Да ты не бойся, Мартын Иваныч. Мы скоро рассчитаемся… За всё рассчитаемся… Как только срок придёт.

Мартын хотел было что-то сказать, но только рот раскрыл, а Захарка уже и дверью хлопнул. Видно было, что слова посельщицкого Захарки ему не понравились и даже как-то встревожили и насторожили.

– Петька, – позвал он своего сына-подростка, – беги за ним… Они, посельщики, там у себя в казарме, видно, толковище развели. Поди, послушай, о чем они толкуют, да смотри, поосторожнее.

Петька кивнул, выскочил из-за стола и побежал из избы вслед за Захаркой.

В полуземлянке-казарме мужики всё ещё сидели за столом, разговаривали о задуманном ими предприятии и замолчали, когда скрипнула дверь, и в казарму вошёл Захарка.

– Ну что? Спроворил? – спросил его Василий.

– А то как же! Есть! – весело ответил Захарка и поставил бутылку с ромом на стол.

– А ты никого за собой не привёл?

– Не… Никого.

– Посмотри всё же. Мало ли что.

Захарка вновь отворил дверь и быстро оглядел темный заулок. Но не увидел, затаившегося там сына лавочника Петьку.

– Говорю, что никого, – вымолвил Захарка, подходя к столу. – Да и кому быть-то? Все уже по домам сидят, а у нас тут что – мёдом намазано? Скажите лучше, что вы урядили, пока я ходил?

– А то и урядили, – сказал Василий, – что всех господ наших порешить, а самим на судно, и поминай нас, как звали. Доберёмся до теплых краёв, тогда там судить да рядить будем.

– А тут как? Завтра же и дело начнём? – спросил возбуждённый Захарка.

– Экой ты быстрый какой, – усмехнулся Василий.- Такое дело скоро не делается. Готовиться будем. У тебя вот среди туземцев знакомые есть?

– Как нет-то? Есть. Из тех, кто торговать с того берега приплывают. Недавно один был. Мне девку привозил за пачку табаку. А чо?

– Да ходит слух, что туземцы собираются на нашу крепость напасть. Вот и договориться бы с ними, да воспользоваться этой заварушкой…

…Дальше Петька, стоявший за дверью, слушать не стал и, тихо отойдя от казармы, бросился бегом к своему дому, а, прибежав к отцу, от волнения и страха еле начал говорить.

– Ну что там стряслось? – поторопил сына Мартын.

– Так посельщики бунт замышляют!

– Бунт?! Что говорят? Сказывай скорее!

– Говорят, что всех господ порешат.

– Кого?

– Правителя Баранова, Кускова и всех, видно, начальников и чиновных, кто попадётся.

– А дальше что собираются делать?

– А дальше, говорят, захватим судно и поплывём к теплым островам, а здесь, дескать, жизни нам нет никакой. Там же воля вольная.

Теперь засуетился Мартын.

– Я побегу к Баранову, а ты за Кусковым. Ждите нас.

Лавочник быстро накинул кожан и выскочил из дома.

В большой зале дома правителя собралась вся семья Баранова. У книжного шкафа за маленьким столиком, освещаемым большой и яркой свечой, сидел Антипатр и громко читал книгу о приключениях Робинзона Крузо.

– … «Из дневника… Тридцатого сентября тысяча шестьсот пятьдесят девятого года, – читал Антипатр. – Я, несчастный Робинзон Крузо, потерпев кораблекрушение во время страшной бури, был выброшен на берег этого угрюмого злополучного острова, который я назвал островом Отчаяния. Все мои спутники с нашего корабля потонули и я сам был полумертв. Весь остаток дня я провёл в слезах и жалобах на свою злосчастную судьбу. У меня не было ни пищи, ни крова, ни оружия… Мне казалось, что меня или растерзают хищные звери, или убьют дикари, или я умру с голоду, не найдя никакой еды. С приближением ночи я взобрался на дерево и отлично выспался, несмотря на то, что всю ночь шел дождь. Проснувшись поутру, я увидел к великому моему изумлению…»

На лестнице дома вдруг послышались какие-то голоса, топот ног, и Антипатр прекратил чтение. Тут же на пороге показался и сам нарушитель тишины. Это был приказчик кормовой лавки Мартын Кабаков.

– Александр Андреевич, батюшка, – с порога испуганно произнёс лавочник, – беда.

– Что приключилось, Мартын? Туземцы!?

– Нет. Наши посельщики против тебя сговариваются. Убить хотят!

– Где они? Сюда идут?

– Нет, Александр Андреич. Они в землянке-казарме у Васьки Панкова сидят. Ихний Захарка Лебедев за ромом ко мне прибегал и, вроде как с намёком, сказывал мне, что скоро, де, за всё рассчитаемся… Ну, я Петьку своего и послал вслед. Он и подслушал у двери их разговор.

– Что слышал?

– Порешим, дескать, всех господ, захватим какое-нибудь судно и уйдём на нём в тёплые края на какие-то острова.

– Так, так… Стало быть, и впрямь заговор готовят. Беги за Кусковым, Мартын.

– А я уже Петьку своего к нему послал. Сейчас тут будут.

– Ну тогда пошли.

Баранов быстро сходил в свой кабинет и вернулся с двумя пистолетами в руках, затем решительно толкнул ногой дверь.

– Побереги себя, Саша, – крикнула ему вдогонку испуганная жена.