Калифорнийская славянка

– Разве я не построил церковь на Кадьяке? Разве не помогаю причту хлебом, деньгами, книгами и всем прочим?

– Все так, Александр Андреевич, да я не о том речь веду, что было на Кадьяке, то там и осталось. Господь тебе этого не забудет, да и люди тоже тебя добром поминать будут… Ныне же стараниями твоими мы тут основались и, видно, надолго. Теперь много венчаем алеутов и туземцев, крестим во имя Отца и Сына и Святого Духа.

– Погоди, отец Никодим, придёт очередь и до храма. Всему свой срок. Да и людей у меня сейчас нет.

– Как нет? Слышал я, что ты вчера многих посельщиков в холодную посадил.

– Да…Тех, кто поднял бунт, умыслив меня, Кускова Ивана Александровича и многих иных начальников перебить и на судне бежать в тёплые страны.

– Да, страшнее бунта с убийством ничего нет… И что будет с ними, Александр Андреевич?

– Проведём сыск и накажем каждого по вине смотря… Вот придёт судно из Охотска, то отправлю зачинщиков мятежа туда. Там судить будут, или в Иркутске.

– А может быть, привести их всех к покаянию. Раскаявшийся грешник Господу угоден. Да отправить на дальний редут для исправления. Они же все люди православные.

Но Баранов с таким предложением священника не согласился и видно было, что для него это дело уже решённое.

– Нет, отец Никодим, – твёрдо сказал правитель. – С бунтовщиками должно разговаривать иным языком, дабы другим неповадно было такие дела творить.

– Но ведь жизнь посельщиков и впрямь весьма тяжела. Работа прямо-таки каторжная, живут впроголодь. Если же судить их будут в Охотске или в Иркутске, то на суде откроются многие истины ко вреду и срамлению компании.

– А вот об этом, отец Никодим, позволь мне самому размышлять и поступать так, как мне сие дело видится.

Разговор явно не складывался, и отец Никодим поднялся с кресла, на котором сидел во всё время бесплодного, как ему теперь казалось, визита к правителю.

– Конечно, конечно, Александр Андреевич… Но скажу прямо: сожалею, что не получился у нас разговор. А жаль… Мы ведь одно дело делаем… Но я всё равно буду молиться за тебя, Александр Андреевич… Господь милостив.

Отец Никодим вышел из кабинета Баранова, так и не дождавшись от Главного правителя никаких слов.

Баранову же и впрямь было сейчас не до таких разговоров. Схватка с индейцами была неотвратима. Он это чувствовал и часто проверял караулы.

Вот и после визита к нему отца Никодима Баранов позвал своего помощника Ивана Кускова и они направились в очередной обход крепости. В верхней её части они подошли к караульной вышке у самой лестницы, возле которой на столбе «глаголем» висел колокол.

– Что видно, Афанасий? – спросил Баранов караульного.

– А всё как на ладошке, ваше высокоблагородие!

– Ну и что же ты видишь на этой самой ладошке? Не заметил ли чего необычного?

– Да нет, ничего такого, ваш-выс-бродь! Туземцы там, за воротами, до самого вечера торгуют, а потом домой уплывают. К воротам же и близко не подходят. Видно, что соблюдают уговор, да и ребята наши там на карауле крепко стоят.

– Это хорошо… Поглядим и мы сейчас там. А ты, всё же, Афанасий, и все, кто тут на карауле стоит, туда особо поглядывайте. Если и полезут к нам туземцы, то только с этой стороны.

– Слушаюсь, ваш-выс-бродь!

– А ты, Иван Александрович, прикажи сегодня же из той вон батареи четыре пушки сюда перекатить. Да чтобы заряжены были картечью.

– Слушаюсь, Александр Андреич. Всё сделаю сегодня непременно.

– А кто у нас нынче на промысле? – поинтересовался Баранов.

– Партия Тараканова на шхуне «Чириков», а с ним сотня алеутов.

– Когда придут?

– Не сегодня, так завтра обязательно. Все сроки уже прошли.

– Скорей бы, – озабоченно произнёс Баранов, и они стали спускаться по лестнице на нижнюю часть крепости.

Глава десятая

«Альбатрос» пирата Самуэля Гельбера стоял на якоре в небольшой бухточке недалеко от берега, когда к нему подошла лодка с сидевшими в ней индейцами. На судне их давно заметили, позвали переводчика и крикнули с борта:

– Что надо?

– Капитана нада, – крикнул в ответ один из индейцев. – Я – Сайгинах. Меня послал к вашему капитану вождь Котлеан.

– Будет вам капитан, – ответил через какое-то время матрос и с борта судна спустил к лодке верёвочный трап.

Сайгинах забрался по нему на борт судна, где его встретил Гельбер.

– Капитан слушает тебя, говори, – сказал индейцу переводчик.

– Я от вождя Котлеана. Он передаёт капитану Гельберу, что будет готов атаковать крепость русских на Ситхе через два восхода солнца на третьем.

– Хорошо, – кивнул в ответ Гельбер. – Мы тоже будем готовы. Передай вождю Котлеану, что в ночь перед третьим восходом солнца мы подойдём ближе к острову Ситха. Мои люди будут ждать с ночи же в лесу у крепости начала атаки ваших воинов и поддержат их.

– Я всё передам нашему вождю Котлеану, – сказал Сайгинах и спусился обратно по трапу в лодку…

…В большом мужском доме-кажиме индейцев-колошей, рядом с которым возвышался тотемный столб с вырезанной и, как бы сидящей на нём, фигурой птицы-ворона, охраняющей поселение от злых сил, собрались старейшины племени во главе с вождём Котлеаном.

– Нанкок побывал на острове в крепости русских, – сообщил собравшимся вождь. – А Сайгинах был у капитана Гельбера. Тот передал мне, что его люди поддержат нас… Говори теперь ты, Нанкок.

– В крепость нас не пускают, – начал Нанкок. – Мы попали туда через пристань, но меня караульщики вывели за ворота. Говорят, что так приказал их правитель Баранов. В крепости я заметил ещё людей с ружьями.

– Может быть, правитель Баранов прознал что-нибудь о предстоящем штурме его крепости? – предположил Котлеан.

– Я так не думаю… Он осторожен: ведь многие из его людей сейчас на промысле. Да и наших стало больше торговать на острове недалеко от стен и ворот. Они отплывают только к вечеру, когда закрываются ворота.

– Пусть и сейчас так делают. Пусть всё будет, как всегда. А лодки воинов подплывут к острову вместе с теми, кто плывёт туда для торговли.

– Да, вождь Котлеан, – согласился Нанкок.

– Много ли их людей у ворот? – опять спросил вождь.

– Немного. Я заметил двоих, но они к воротам никого не пускают и близко.

– Значит, сразу мы из пушек ударим по воротам и после начнём атаку!

– Будет много шума раньше времени, вождь Котлеан, – не согласился Нанкок. – Открыть ворота можно по-другому и без шума.