Камень королей

Процессия добралась до помоста, поднялась по ступенькам и разделилась. Найки повели к виселице. Его, простолюдина и мелкого исполнителя, казнят, как обычного преступника, а труп закопают в землю. Судья красочно описал вину этого преступника и провозгласил приговор, который заглушили одобрительные вопли. Несмотря на сухость и надменность, Мелорьес умел вызвать отклик у народа, благодаря этому и заслужив должность эльтина южных земель. Однако Невеньен посильнее натянула капюшон и не слушала его речь. Что Мелорьес будет говорить, она знала и так.

Немного заинтересовало ее лишь то, что может сказать Найки. По традиции перед приведением смертного приговора в исполнение жрец спрашивал преступника, не хочет ли он раскаяться. Даже если они не чувствовали вины, это давало осужденным возможность высказаться перед смертью, поделиться тем, что у них на душе или передать свою волю. Что может быть в мыслях у того, кто за деньги убивал невинных людей? Может, он искренне верит, что Гередьес станет лучшим правителем, и был готов пойти на все ради этого?

Однако если Найки и вели какие-то высшие цели, по его последним словам это было незаметно.

— Сын Альенны, не хочешь ли ты раскаяться в своих прегрешениях, чтобы Богиня-Мать простила тебя и приняла в свои объятия? — спросил Лэмьет у младшего судьи, когда стражники поставили его перед виселицей.

— Хочу, чтобы вы все в Бездну провалились и чтобы я мог там над всеми вами издеваться, сволочи! — проорал Найки, подавшись вперед и заставив пожилого жреца отпрянуть.

Толпа разразилась новым потоком оскорблений и пожеланий стать кормом для детей Шасета. Стражникам пришлось поднимать Найки и силой удерживать его на колоде, так как он извивался, не давая надеть на себя веревку. Непонятно, чего он этим добивался, потому что его быстро скрутили, сунули в петлю и выбили бревно из-под ног, не дожидаясь, пока жрец закончит молитву богам Бездны о принятии их верного дитяти. С первой жертвой было покончено. Подошла очередь Вьита.

Стражники вытолкнули связанного казначея вперед, чтобы его было хорошо видно зрителям. Не успел Мелорьес объявить о том, кого и почему они собираются казнить, как в толпе раздались гневные выкрики, а кто-то швырнул в осужденного стащенным с кухни яйцом, которое, правда, улетело мимо и с треском размазалось по запорошенным снегом доскам. Над мазилой засмеялись, однако большинство криков все же относились к Вьиту и были такими, что Невеньен передергивало. Солдаты, которые составляли основную часть зрителей, не заботились о том, что их слышит юная королева, и не стеснялись в выражениях.

Не было ничего удивительного в том, что появление Вьита спровоцировало вспышку ненависти. Он имел право носить длинные ногти на обеих руках и был недоступной для простых людей персоной. Народ всегда радуется, когда сильные мира сего вынуждены вставать на колени, а возможность наблюдать за их казнью и даже принять в этом своеобразное участие осчастливит, пожалуй, любого. При виде единодушно злобной реакции зрителей Невеньен пробрал мороз. Неужели только ей хочется оказаться где-нибудь подальше отсюда?

Мелорьес два раза пытался начать вступительную речь, и два раза его перебивали, требуя казнить предателя как можно скорее. В конце концов, отчаявшись, знаток законов махнул рукой и приказал палачу подготовиться. Вьита заставили опуститься на колени перед той же колодой, которую только что выбили из-под ног Найки. Казначей зашелся в рыданиях, тщетно от нее отворачиваясь. Смотреть на его некрасивое жирное тело, сотрясающееся от судорожных всхлипов, было и жалко, и противно.

— Сын Альенны, не хочешь ли ты раскаяться в своих прегрешениях, чтобы Богиня-Мать простила тебя и приняла в свои объятия? — повторил Лэмьет для него ту же фразу, что и для Найки.

— Моя королева! — отчаянно завопил Вьит, дернувшись в руках державших его стражников и глядя прямо на Невеньен. — Пожалуйста, смилостивьтесь! Я ведь никого не убивал, а деньги могу вернуть! Вы не можете меня казнить только из-за этого! Отрежьте мне ногти на руках, но, пожалуйста, не надо меня убивать!

Никого не убивал? От такой наглости Невеньен потеряла дар речи. Она взглянула на Бирди, который с мрачным видом готовился занести топор. Слуга Иньита сам попросил выступить в роли палача и покарать того, кто убил его любимую женщину. Это сделал не Вьит — не собственными руками. Но это он отдал приказ, из-за которого погибла Эсти. А сколько еще людей пострадали бы, добейся Вьит успеха? И после этого — просто отрезать ему ногти, то есть всего один раз прилюдно опозорить?..

— Бирди, — хрипло произнесла Невеньен. — Можешь отрубить ему ногти, если предатель этого просит. Но потом отруби ему голову!

Толпа заулюлюкала, поддерживая ее просьбу. Вьит закричал и попытался отбиваться, когда его стали растягивать на занозистых досках, но после упорно сопротивляющегося Найки казначея держали так крепко, что ему еле удавалось шевельнуться. Бирди зловеще усмехнулся, прицелился, наклонившись, и под восторженный рев зрителей два раза тюкнул топором. Действительно ли он отрубил Вьиту ногти, было не видно, но толпа в это поверила и вопила так, что болели уши. Затем казначея снова вздернули на колени. Невеньен отвернулась, не желая смотреть, как его укладывают на колоду, и ее взгляд случайно упал на Эмельес.

Пышная женщина стояла в отдалении от места казни, защищаемая от взбудораженных солдат двумя широкоплечими слугами. Она нарядилась в темный траурный наряд, и ее седые волосы от ветра прикрывал капюшон черно-синего плаща, но горя Эмельес как будто не испытывала. Непривычно строгая, она наблюдала за казнью с лишенным эмоций лицом. Невеньен знала, что между ней и мужем не было любви, но все равно не думала, что Эмельес будет так спокойна. Впрочем, она и не была. Ее истинные чувства промелькнули на лице лишь раз — когда она перехватила взгляд королевы и посмотрела на нее с такой ненавистью, что Невеньен стало не по себе. Она старалась, чтобы Эмельес не пришлось расплачиваться за грехи мужа, и лишь справедливо потребовала возвращения украденных денег. Но, несмотря на это, вдове придется несладко — репутация ее семьи в одночасье превратилась в пепел.

Невеньен вдруг ощутила себя ничем не лучше Вьита. Он не марал руки кровью, но ведь и она никого не убивает собственнолично. Как и казначей, она стоит рядом и следит за тем, как палач выполняет свою страшную работу. Что же тогда отличает ее от убийцы и предателя? Невеньен подавила внезапно вспыхнувший порыв отобрать у Бирди топор и сделать все самой или, наоборот, прекратить казнь. Лучше от этого не будет, зато хуже — запросто.

Она заставила себя еще раз взглянуть на всхлипывающего Вьита. Нет, Невеньен определенно не может быть такой же, как он. Казначей согласился на убийства ради выгоды для себя. На других людей ему было наплевать. А ей — нет. Она может помочь кинамцам. Она сделает это королевство лучше. И чтобы добиться цели, ей придется быть жестокой.

Взлетел топор, раздался стук, и голова Вьита скатилась в заготовленное для нее ведро. Холм огласили радостные вопли солдат. Бирди улыбался. При виде бьющих из обезглавленного тела струй крови Невеньен подурнело, и она отвела взгляд в сторону, заметив, как разворачивается и уходит Эмельес. Невеньен сомневалась, что увидит ее еще хоть когда-нибудь. Одна из тех немногих, кого она могла назвать друзьями, была потеряна навсегда.

Дождавшись, когда Мелорьес подтвердит наказание свершившимся и объявит о конце казни, Невеньен отдала последнее распоряжение, чтобы обоих мертвецов погрузили на телегу и отправили в город — Гередьесу. Пусть узнает, что его «крысы» убиты, и понервничает перед коронацией.