Каменный пояс, 1987
Шрифт:
Стаж воинской службы у Константина Петровича Гуца — четверть века, а вторая четверть века, можно сказать, педагогическая. С выходом в запас он работал завучем и военруком.
Мария Никитична Гуршина стала преподавать в техникуме. Орденом Трудового Красного Знамени отмечен ее труд.
Владимир Васильевич Тушенцов сменил китель военного летчика на темно-синий гражданского Аэрофлота.
Евгений Викторович Александров наконец-то стал не разрушать, а заниматься делом жизни — строить.
— Не совсем верно, — поправляет он, — кое-что я построил и до войны. Первые мои дома сейчас сносят — по сути, это двухэтажные деревянные бараки. Кстати, я и проектирую новую застройку на их месте. Такой вот кругооборот!
Вернее бы сказать, спираль, спираль прогресса.
От проспекта имени В. И. Ленина по улице Героев Танкограда до улицы Первой Пятилетки поднимутся общежития-девятиэтажки. Далее площадь. С нее возьмет начало проспект Комарова — завтрашний «парадный подъезд города» со стороны аэропорта. Так вот, площадь и будет венчать жилая громада в 14—16 этажей, что рождена на ватмане творческой фантазией нашего юбиляра и его коллеги А. П. Павлова. Много радости челябинцам принесет этот «особнячок». Прежде всего тем тысячам, что поселятся в его квартирах улучшенной планировки. И всем юным горожанам. Два этажа займет магазинище «Детский мир».
«Особнячок» на центральной площади Тракторозаводского района — одна из многих работ заслуженного архитектора РСФСР Евгения Викторовича Александрова. Сколько прекрасных зданий возведено по его проектам в Челябинске! Они украшают площадь Революции, проспект Ленина и другие центральные улицы города. Как архитектор, он соавтор почти всех памятников Челябинска: В. И. Ленину на площади Революции, «Орленок» на Алом поле, «Танк» на Комсомольской площади, танкистам-добровольцам на бульваре Славы…
Когда было решено в Челябинске поставить памятник «Катюша» (в войну гвардейские минометы и реактивные снаряды к ним делали на заводе имени Д. Колющенко), кому, как не ему, воевавшему на «катюшах» было браться за это дело. Стоят памятники, в создании которых принимал участие Е. В. Александров, в Магнитогорске и других городах Челябинской области.
Павел Иванович Отто в мирные годы продолжил свои поиски в уральских недрах. Искал золото, искал медь. В поисках этого столь нужного стране металла он и стал знаменитостью. П. И. Отто — единственный в нашем крае дважды первооткрыватель месторождений СССР. Это столь почетное, заветное в геологии звание дается тому, кто нашел рудные запасы, имеющие промышленное значение. Значимость его открытий особая. Они сделаны в районе, бесплодный, не в одно десятилетие, поиск меди в котором заставил уже было специалистов поставить на нем крест, отнести к числу бесперспективных.
И послали тогда поисковую партию Отто лишь затем, чтобы поставить точку в окончательном приговоре тем местам — руды нет, нечего тратить средства на геологоразведку. И, возможно, вернулась бы партия с таким подтверждением, если бы не дотошность ее начальника. Он прислушался к мнению немногочисленных сторонников поиска — вывод о бесперспективности делать рано. Вот и постарался, чтобы поисковики его те холмы буквально на животе исползали, до камушка осмотрели.
Были недовольства: весна, лето и осень — ни проблеска руды, чего бы еще — ставь точку. А Отто убеждает продолжить поиски еще на полевой сезон. И снова весна, лето, осень впустую, а он снова за прежнее: окончательного слова сказать не могу. На третью весну проблеск надежды — увесистый кусок барита, который откопали в пашне. Порыться бы — так засеяли пашню. Пришлось ждать жатвы. Эх, и потомились же нетерпением. А осенью вслед за комбайнами пустили по стерне траншейный экскаватор, стали бить шурфы. И более двадцати лет черпали из того поля экскаваторы богатую, столь важную в народном хозяйстве медную руду. Такую вот «кладовую Хозяйки медной горы» отворили поисковики Отто. И дело даже не в открытии этой «кладовой», дело в том, что доказана была меднородность Зауралья. До сих пор прощупывают зауральские холмы и равнины геологи, не в одну уже «кладовую Хозяйки медной горы» постучались, и сказать, что все нашли, смелости ни у кого не хватает.
Одно из месторождений, открытых разведочной партией П. И. Отто,
было именовано в честь XIX съезда партии. Оно было разведано в канун съезда. Другое получило имя дочери Павла Ивановича, Саши, Александры. В день, когда было открыто месторождение, ей исполнилось три года.В память о погибшем друге Константин Петрович Гуц назвал сына Александром. Пять лет служил он в группе советских войск в Германии. Здесь, в Берлине, и стал семейным человеком. Невеста его носила военную форму. Была она из тех тружеников войны, что «вели машины, объезжая мины, по путям-дорогам фронтовым».
Мирная жизнь — это дети. У них с Зоей Леонтьевной сын и дочь. Особенно гордится Константин Петрович, что не изменили они фамильной черте — трудолюбию. Сын закончил школу с золотой медалью, дочь — с серебряной, у обоих — «красные» дипломы, с отличием.
Мирная жизнь — это внуки. Молодцы они у Константина Петровича. Ну а самый любимый у него — Бориска. Во-первых, продолжатель фамилии, а во-вторых, родился в тот же день, что и дед — 7 ноября. Вот и получается, вместе отмечают день рождения дед и внук, как и вся страна.
Валерий Меньшиков
В ТОТ ДЕКАБРЬСКИЙ ВЕЧЕР
Рассказ
Казалось, раздвинулись стены нашей избы и стало в ней намного светлее, а может, и впрямь чья-то нерастерявшаяся рука успела в суматохе крутануть нагоревший фитилек подвешенной к потолку семилинейной лампы. Что делал я в ту минуту — не помню. Наверное, слушал привычно бесконечные вечерние разговоры о недавней войне, о том, сколько мужиков не придет до села (будь он, немец, неладен!) и когда же, наконец, возвратится мой отец. К добру, видно, вспоминали, не к худу.
Отворилась нежданно дощатая дверь, обитая изнутри соломенной матрацовкой, и седоватые клубы морозного пара покатились от порога в закутье. Кто-то большой, незнакомый, в мохнатой заиндевелой шапке, длиннющем, до пола, тулупе заслонил темный проем двери, оборвав своим появлением неспешный ручеек беседы.
— Сынок, — первой простонала бабка, может быть, еще и не узнав столь позднего пришельца, а почувствовав это своим сердцем. — Сергуня! — И безвольно протянула вперед руки.
Разом все смешалось в нашем доме: плач, смех, непонятные возгласы. На миг не стало видно того, кого бабка назвала Сергуней. Все бросились к вошедшему, оставив меня на объемистом, обтянутом металлическими полосами сундуке. Мгновение я непонимающе созерцал эту картину, а потом из меня непроизвольно рванулся звенящий голосок:
— Папка, папуля мой, родний-й-кий!
И этот пронзительный крик, видно, проник сквозь рубленые стены избы, потому что разом взялись лаем собаки на соседних подворьях. Я сучил голыми ножонками по толстой крышке сундука и всем телом тянулся к большому клубку людей, к едва видимой мохнатой шапке. Скатился с плеч потертый вязаный полушалок, обнажив мою мосластую фигурку, едва прикрытую самодельной рубашонкой и короткими штанишками на помочах.
Я увидел, как тянутся ко мне уже освобожденные от тулупа руки и отец медленно, преодолевая сопротивление прильнувших к нему людей, идет ко мне.
— Какой ты худющий, сынок. Одни глаза…
— С улицы не загонишь, постреленка, все побегушки на уме, — услышал я виноватый голос матери. Не знала она, куда девать себя, застыдясь этой нежданно-радостной встречи. Суетливо метались по кухне тетя Лиза и ее дочь Нонка, потерянно стоял у медного рукомойника дед, и лишь бабка, смахивая фартуком счастливые слезы, уже деловито орудовала кочергой в печи, подгребая под сухой штабелек березовых поленьев из загнетки рубиновые уголья.
Я мостился у отца на коленях, боясь прикоснуться к его седоватой щетинистой бородке, но руки непроизвольно гладили малиновые лучики звезды, перебирали холодные кругляши медалей. Отец заботливо укутывал меня в полушалок, бережно прижимал к себе, словно боялся раздавить мое хрупкое тело. И мои старшие братья, Юрка и Генка, смирились с этим, робко лепились к отцу с боков и заглядывали ему в глаза.