Каменный убийца

Что видел Чарльз Морроу своими печальными глазами?

* * *

Владелец погрузочной компании ждал их у стола дежурного. Это был невысокий крепыш, своим сложением напоминавший пьедестал. Его седые волосы были коротко подстрижены и стояли торчком. Красный рубец – след жесткой шляпы, которая сидела на его голове каждый рабочий день вот уже тридцать лет, – прорезал весь его лоб по длине.

– Понимаете, я тут ни в чем не виноват, – сказал он, протягивая для пожатия мощную руку.

– Понимаю, – сказал Гамаш. Он ответил на рукопожатие, представил Бовуара и себя. – Мы думаем, это было убийство.

– Tabernacle, [59] – выдохнул человек, отирая капельки пота со лба. – Правда? Ну подождите, ребята узнают.

Они втроем двинулись по коридору в гараж.

– Ваш сотрудник не сказал вам, что случилось? – спросил Бовуар.

– Он идиот. Сказал, что пьедестал сместился и статуя упала. Ерунда это. Основание было надежно закреплено. Они залили бетонный фундамент с одноразовой опалубкой, углубленной в землю на шесть футов – ниже уровня замерзания. Поэтому пьедестал не мог сместиться. Вы меня понимаете?

59

Черт побери (канадский фр.).

– Объясните, – попросил Гамаш.

– В здешних местах при строительстве фундамент нужно углублять не меньше чем на шесть футов – там земля не промерзает. В противном случае ваше сооружение весной, когда земля оттаивает, будет смещаться. Понятно?

Гамаш понял, что имел в виду крановщик, говоря о своем боссе: тот был прирожденным лектором, но не прирожденным учителем.

– Мадам Дюбуа в «Усадьбе» если уж за что берется, то все делает как положено. Мне это нравится. Я и сам такой. Она кое-что понимает в строительстве. – В его устах это была наивысшая похвала.

– И что вы сделали? – спросил Бовуар.

– Не спешите. Я к этому и веду. Она попросила нас поставить одноразовую опалубку, чтобы статуя не упала. Мы так и поступили. Это было около месяца назад. Пьедестал даже и зимы не простоял. Не мог он сместиться.

– Значит, вы углубляетесь в землю. А что потом? – спросил Бовуар.

Расследование убийства – это по большей части поиск ответа на вопрос «А что случилось потом?». Ты задаешь его снова и снова. И конечно, слушаешь ответы.

– Залили опалубку бетоном, дали ему застыть, а через неделю установили пьедестал. А вчера я установил на него статую. Здоровенная хреновина. Работать пришлось осторожно.

В течение пятнадцати минут Бовуар и Гамаш слушали рассказ о том, как нелегка работа крановщика. Бовуар за это время успел прокрутить в памяти вчерашний бейсбольный матч, поразмыслить о том, будет ли злиться его жена из-за того, что он опять не ночует дома, и побраниться с управляющим домом, в котором он живет.

Гамаш слушал.

– В чьем присутствии вы устанавливали статую?

– Мадам Дюбуа и другого типа.

– Пьера Патенода? – спросил Гамаш. – Метрдотеля?

– Не знаю, кто он там у нее. Лет сорока пяти, темноволосый. На нем сто одежек было. Наверно, умирал от жары.

– Кто-нибудь еще?

– Много народу пришло посмотреть. В саду работали двое ребят – тоже наблюдали. Самое трудное – это правильно ее поставить. Чтобы она смотрела куда надо.

Он рассмеялся и пустился в пространные пятиминутные рассуждения о том, что нужно делать для правильной ориентации статуи. Бовуар погрузился в фантазии, в которых он предавался безудержному шопоголизму в Париже в компании с Пьером Карденом. Но это навело его на мысли о Кале, а это в свою очередь – на размышления о Чарльзе Морроу и в конце концов вернуло его к этой занудной долгоиграющей пластинке.

– …Накинул на него полотнище, которое дала мне мадам Дюбуа, и уехал.

– Как статуя могла свалиться с пьедестала?

Гамаш задал этот вопрос самым обычным тоном, каким мог спросить о чем угодно, но все понимали, что это главный вопрос. Крановщик взглянул на статую, потом снова на Гамаша.

– Мне известен только один способ – с помощью машины. – Такой ответ не порадовал его самого, и взгляд у него стал виноватым. – Я этого не делал.

– Мы знаем, что вы этого не делали, – успокоил его Гамаш. – Но кто мог это сделать? Если это сделали не машиной, то как тогда?

– А может, и машиной, – прозвучал ответ. – Там мог находиться кран. Не мой, а чей-нибудь еще. Может быть.

– Это возможно, – сказал Гамаш, – но, я думаю, Джулия Мартин заметила бы его.

Оба кивнули.

– А что вы думаете об этой статуе? – спросил Гамаш.

Бовуар удивленно посмотрел на него. Кому интересно, что думает какой-то крановщик? С тем же успехом можно было спросить об этом у пьедестала.

– Я бы такую у себя в саду не поставил. Грустная она какая-то. Я предпочитаю вещи, которые приносят радость.

– Например, эльфов? – спросил Бовуар.

– Конечно. Эльфов или фей, – ответил крановщик. – Люди думают, что это одно и то же, но они ошибаются.

«Господи милостивый, только не лекцию о различиях между феями и эльфами!»

Гамаш стрельнул в Бовуара предостерегающим взглядом.

– Конечно, птица его немного оживляет.

Птица?

Гамаш и Бовуар переглянулись.

– Какая птица, месье? – спросил Гамаш.

– Та, что у него на плече.

На плече?

Крановщик увидел их недоумение.

– Да, вот здесь.

Он направился к статуе, гулко стуча грязными ботинками по бетонному полу. Остановился перед Чарльзом Морроу и показал пальцем.

– Я ничего не вижу, – сказал Бовуар Гамашу, который тоже отрицательно покачал головой.

– Нужно подойти ближе, чтобы ее заметить, – сказал крановщик, оглядывая гараж.

Он увидел приставную лестницу, принес ее, и Бовуар поднялся на несколько ступенек.

– Он прав. Тут высечена птица, – сказал Бовуар с лестницы.

Гамаш беззвучно вздохнул. Он-то надеялся, что у крановщика случилась галлюцинация. Однако нет. Птица должна была быть, и, уж конечно, она никак не могла усесться на ногу Морроу – обязательно на плечо. Бовуар спустился, и Гамаш посмотрел на лестницу, зная, что должен подняться и увидеть птицу своими глазами.

– Вам подать руку? – ухмыльнулся Бовуар с легкостью человека, который еще не открыл в себе свои фобии.

– Non, merci.

Гамаш попытался улыбнуться, но знал, что вид у него, вероятно, безумный: глаза горят, руки чуть трясутся, губы все еще пытаются изобразить улыбку. Он шагнул к лестнице. Две, три, четыре ступеньки. Не очень высоко, но ему и этого было достаточно. «Может, я, как и Бин, боюсь оторваться от земли», – с удивлением подумал он.

Наконец он оказался лицом к лицу с Чарльзом Морроу и посмотрел в его грустные глаза. Потом он опустил взгляд: на левом плече статуи сидела крохотная птичка. Но было в ней что-то странное. Каждый нерв в теле Гамаша умолял его спуститься. Он почувствовал, как накатывают на него волны тревоги, и подумал: вот сейчас он разожмет пальцы и рухнет с лестницы. Упадет на Бовуара. Сомнет его, как Морроу смял Джулию.