Канарский вариант

– А кореша?
– спросил папаня.

– В прострации же, говорю, в ванне. Не успевали они… В общем, водила в город меня завез, тут, говорит, сам найдешь, отель в двух шагах. Ага, как же! Два часа его искал. Спрашиваю - где? Один одно объясняет, другой - другое. Да я и не очень по-английски к тому же… То есть читать я хорошо научился, а понимать еще не все… Но - нашел! Вваливаюсь в номер, врубаю кондиционер на всю катушку, под душ, а потом - на койку. Лежу, водичку хлебаю холодненькую - наслаждение! Тут - стучат в дверь. Заходит служитель Мистер, вы опаздываете на обед. По-русски. Выучились. А после ежится так это… зябко, и спрашивает: вы давно в такой, мол, атмосфере окружающей среды пребываете? Часа два, говорю. А он: вы на термометр смотрели? Нет. Посмотрите, в комнате, между прочим, плюс пять по Цельсию. А я в одних трусах. И жарко мне, жарко! Аж кишки горят!

– Ну а бизнес как?
– спросил чекист.

– Да так, - покривился Вова.
– Много пили… Потом пошли по лавкам за закупками. Черт знает, что закупать?.. Подхожу в итоге к одному арабу, ткнул пальцем в перчатки какие-то пластмассовые и говорю: «Вот это, но только много».

– Перчатки-то ты продал?
– спросил папаня.

– Еще торгуются…

– Не, Вова, - сказал я, - вряд ли я тебе что одолжу…

– Да ты чего!
– возмутился братец.
– Я теперь уже все просек! Всю конъюнктуру! Я теперь…

Как бы подтверждая правоту хозяина, угрожающе заблеял козел, упершись в меня стальным взором нетрезвых глаз.

– Пшел!
– отмахнулся я, случайно задев кистью руки козью морду.

Оскорбленный, Николай Азизович внезапно приподнялся на задние ноги, нависнув надо мной. Огромный, косматый чертяка, он едва не доставал рогами до потолка.

Я заполошно подскочил со стула, но уйти из зоны атаки не успел, получив такой удар козлиным лобешником и рогами в грудь, что едва не улетел в камин.

Николай Азизович встал надо мною, свирепо блея.

– Место, паскуда!
– заорал Володька, пиная козлищу ногой в бок.
– Место, говорю!

Меня подняли с пола, козла, приманив стаканом с пивом, удалили из подвала, и трапеза продолжилась.

Застольные разговоры сводились к актуальной для всех присутствующих теме: чем-то предстояло заняться.

Но чем?

Отсиживаться в Володькином замке и хлестать водку ночами и днями желания не было, но нынешний российский озверелый капитализм, принесший нищенское существование работающим на нерегулярно выплачиваемую зарплату и жесточайшую конкуренцию в среду вольных предпринимателей, чьи дивиденды в основном от зарплаты трудового населения зависели, этот капитализм принуждал уже к изощренной деловой эквилибристике в обнаружении перспективных начинаний.

– Тебе-то чего плакаться?
– говорил папаня Володьке.
– Продай дом, вот и средства. Хоть на «челнок», хоть на что…

– Ты охренел, дед! Я его десять лет строил! Все, что зарабатывал, сюда вбухал!

– Ну и что?
– возражал папаня.
– Вбухал он! А теперь любуется на свою виллу! А у самого уже Красную площадь через носки видно!

– Пойду подброшу псине жратвы, - поднялся из-за стола Вова.
– Присоединяйся, Игорек, подышим природой…

Мы вышли на темный морозный двор.

– В самом деле, чего бы, твою мать, предпринять?
– вздохнул братец.

– Не дергайся, - сказал я.
– Надумаем. Главное - живы.

– Это - да!
– внимательно на меня посмотрев, согласился Володя.
– Это - с тобой не поспоришь!

Когда мы вернулись в подвал, то застали там папаню, повествовавшего нашему гостю о своих военно-морских приключениях.

– Glaube es, glaube es nicht [«Хочешь - верь, хочешь - нет» (нем.)], - говорил папа, под влиянием горячительного напитка уже перешедший на хорошо ему известный язык германцев.
– Значит, разгромили конвой, бултыхаюсь я в водице один-одинешенек, от холода сознание утрачиваю, и тут прямо передо мной из пучины рубка появляется… Черная, как салом натертая… Очнулся уже на подлодке, весь - нежно-лилового цвета, в мазуте, вокруг немцы. И знаешь, чем отогревали меня? Бабой, понял? Эксперименты они такие ставили, из концлагерей ниточка им тянулась… Мол, женское тело - лучший способ отогрева моряков…

– И отогрели тебя?
– усмехнулся Вова.

– Как видишь, обалдуй…

– А кроме отогрева еще чего-нибудь было?

– Там не до чего-нибудь… А ну тебя, ботало…

– Ну-ну, - кивнул Сергей заинтересованно.

– Вообще-то у них приказ Деница был, - продолжил папаня.
– Пленных не брать. Но то ли эксперимент - баба, кстати, полька, из низшей, по-ихнему, расы…

– А по-нашему - из очень даже высокой, - вставил неугомонный Вова.
– Точно, дядя? Хорошенький попался экземпляр?

– У них выбор имелся, - согласился папаня.
– Вся Европа, любая попа - выбирай, не хочу… Ну она, может, и не леди Макбет какая-нибудь…

– Чего?
– осклабился Вова.
– Не путаешь с королевой Марго?

– Насчет королевы - не знаю, - запыхтел папа возмущенно, - но уж поинтереснее была, чем кишка твоя… Прямая, блин!

– Чего ты на моей бабе зациклился?!
– посуровел Вова лицом.
– Не доставай, дед!

– Погоди, - зыркнул на Вову чекист.
– У человека действительно уникальное прошлое… Обалдеть просто! Не то что твой пляж в Эмиратах…

– Ну, полно, полно, - сказал папа с той вальяжной застенчивостью, что бывает у генералов при вручения им орденов с комплиментами или же когда к ним уж очень явно подлизываются.
– Н-да, - продолжил, - но что уж там никаких таких кондиционеров не имелось, точно. Северное море! На переборках иней, матрацы и простыни от конденсата мокрые… Вот. Ну да… Матрос у них, кроме того, погиб, и решили они меня на его место…

– Русского?
– удивился Сергей.

– Объясняю почему. Тогда все сурово было, каждый член экипажа чуть ли не круглосуточно пахал, все расписывалось плотно, до деталей… И если два человека из экипажа гибли, гибла и лодка. Вот так. А Гиммлер еще послабление дал, сказал, что если один русский; танкист будет находиться в команде с танкистами немецкими это, мол, даже очень отлично и никакой угрозы тут нет. Главное, сказал, второго русского не брать, а то эти парни между собой снюхаются. Не, войдут в сговор!
– вот как сказал. Да к тому же к концу войны уже такие потери немцы несли, что даже в СС славян брали. У них же целая казачья дивизия имелась. Наших, да, русаков, эсэсовцев. Вот и у меня интересное положеньице создалось. Не хочешь служить - пожалте за борт, это легко. Не хочешь за борт - упирайся. Выбора никакого. А с подводной лодки, как известно, не тиканешь…

– В общем, дед встал на путь предательства, - изрек Вова.

– Тебе, герою, просто судить, - смиренно отозвался папа.
– Козлов дрессировщику.
– И замолчал обиженно.

– Я вас прощу, продолжайте, - сказал Сергей.

– Ну вот… Приходим мы, значит, в город Киль, в порт. И дается нам пять дней на отдых. Это вместо положенных-то двадцати семи! В порту - мандраж, суета, конец весны близок - апрель сорок пятого на носу; немцы на нервах… Лодку - под железобетонный навес, от английских фугасов защищающий, к ней - шланги с водой, паром, электричеством, и пошли приборки-ремонт. После команда за город уехала с талонами на проституток в публичный дом для подводников, а меня, серого, - в другой дом терпимости - в гестапо.

– Что за талоны?
– спросил Сергей.

– Ну, обыкновенные талоны. Как хлебные карточки. Отоварился - привет! Ну, гестапо, значат. Отвечаю на вопросы, не выпендриваюсь… Как этот вот, - кивнул на племянника.
– С таким бы там быстро разобрались… н-да. И, как понимаю, капитан за меня заступился, я обязанности четко выполнял, все на лету схватывая… В общем, в застенок меня не повели, а отправили обратно на борт. А там сюрприз: идем, говорят, в Латинскую Америку. Кстати, заправки хватало на четыре конца туда и обратно. А в Америке пустой солярочный бак пресной водой заправлялся, мы хотя бы вымыться могли…