Канарский вариант

– Несомненно…

– И вот еще… - Достав из кармана карточку, Аслан сунул ее в деревянные пальцы американца.
– Телефон и факс нашей фирмы. Одной из наших фирм, - поправился значительно.
– Разговор запишешь, привезешь нам кассету. И определитель привезешь. Все понял?!

На лице Соломона проступило некоторое облегчение, спешно, впрочем, замаскированное подобающей моменту удрученностью.

– А теперь, - произнес Аслан, напрасно пытаясь встретиться взглядом с опущенными долу глазами собеседника, - теперь я тебе объясню, за что мы тебя убивать будем.

– Но я же…

– Молчи! Я говорю! Убивать мы тебя будем, если финтить начнешь! Мы все равно узнаем, звонил он тебе или нет. И еще. Узнаем, каких его дружков или родственников, тебе известных, от нас скрыл!

– Если я что-то вспомню…

– Да, - благосклонно согласился Аслан.
– Если что-то вспомнишь, звони. Сразу звони! День, ночь - плевать!

– Все, что в моих силах, поверьте!

– А будешь нормальным человеком, мы тебе помогать будем, - подыграл Джамбик.
– Скажешь, кому голову резать, все сделаем…

– Я весьма признателен, господа…

– Гуд бай.
– Аслан с наслаждением затушил каблуком о сверкающий паркет окурок. Сунул за пояс «беретту».

Выйдя на лесную тропу, бандиты, удовлетворенные импровизацией, многозначительно переглянулись.

Смакования и обсуждения подробностей они избегали - дурной тон. Это русаки любят. Пока их, хвастливых, опьяневших от грошовых удач, не посадят в дерьмо.

Однако настроение у Аслана заметно поднялось. И даже предстоящая тягостная поездка в Россию не виделась наказанием.

Ничего, в России тоже неплохо! Девок полно, земляков, менты - продажные, не то что здесь…

Так, видимо, рассуждал и Джамбик, шагавший впереди и напевавший себе под нос веселый национальный мотивчик.

Впрочем, благостное свое состояние партнеры через минуту утратили: на том месте, где стоял «кадиллак», валялись лишь осколки от разбитого бокового оконца.

Машину угнали.

– С-суки!
– просвистел через выбитый зуб Джамбик.
– Говорили, приличный район, никакой преступности… Хуже Нью-Йорка, слушай! Вот почему за сеткой они живут!

– А чего сетка?
– огрызнулся Аслан.
– Спасает она, что ли? Э, бежим к вахте, звоним ментам! Как отсюда выбираться теперь? Надо было у придурка его «тачку» забрать…

– Точно! В залог за определитель!

ИГОРЬ ВОЛОДИН

Эти выжившие из ума авантюристы во главе с чекистом Серегой, составлявшие отныне сферу моего общения, насели на меня столь плотно и агрессивно в своем непременном стремлении найти затонувшую немецкую «ушку», что приходилось отбиваться от них, как от своры голодных псов. К тому же Серега сказал, что если я наотрез отказываюсь от предприятия, он просит у меня десять тысяч зеленых, берет в охапку папаню, и с поставленной задачей они успешно справятся без моего участия. Им вторил и Вова, уже договорившийся сдать свой замок в аренду какому-то корешку из люберецких группировщиков вместе с козлом и собакой.

Я призывал кладоискателей к обретению чувства реальности, предлагал братцу деньги на открытие любого рода бизнеса - однако тщетно! Меня не слышали. Глаза компаньонов застил безумный азарт, их разговоры отныне состояли из сплошных мореходных терминов, и, блуждая вокруг меня живыми укорами, они нудно и тошно канючили о необходимой им - естественно!
– солидарности.

Чекист, отлучившись в город, вернулся с компьютерной распечаткой немецких военных карт Атлантики и с данными, касающимися подводной лодки, считавшейся с апреля сорок пятого пропавшей без вести.

Передо мной вывалили внушительный ворох бумаг, полученных из немецких и английских военных архивов - бумаг, вполне способных, будучи сброшюрованными, составить солидную и детальную диссертацию по подводному флоту херра Деница, преемника фюрера, чинно-благородно скончавшегося в одна тысяча девятьсот восьмидесятом году на заслуженной адмиральской пенсии.

Из материалов следовало, что за годы войны в Германии было построено 1162 подводные лодки различных классов, из которых потоплено 783 и две захвачены в плен. Из сорокатысячного личного состава подводников погибло три четверти, а пять тысяч взято в плен. Сам Карл Дениц потерял в море двоих своих сыновей - офицеров-подводников и племянника. Потери же союзников были выше: две тысячи судов и около ста тысяч моряков.

Из статистики выглядывала жутковатая мясорубка не столь и отдаленных лет, кстати. Что тут сказать?

Не на радость в этот мир человек приходит, но на скорбь. Так, наверное.

Я тянул резину вялого несоглашательства еще пару дней, а когда уже твердо определился с отказом, Сергей, в очередной раз прикативший под вечер из города, молча положил на стол четыре паспорта, среди которых находился и мой - видимо, переданный чекисту снюхавшимся с ним папаней.

Раскрыв паспорт, я узрел в нем выданную консульством Испании зелененькую визу стран Содружества.

– Ну?!
– нависла надо мной яро пиратская троица. И я устало отмахнулся:

– Хрен с вами! Втянули в аферу в конце концов!..

– В конце концов - отдать концы!
– скаламбурил Володя, накануне смертельно разругавшийся с женой, протестовавшей против внезапной разлуки с супругом.

– Смотри, потеряешь бабу, - предостерег я братца.

– Я ей сказал, что деньги еду зарабатывать, через месяц-другой замок куплю… На берегу моря.

– Поверила?

– А ты бы?..

– Собираться давайте!
– подал нетерпеливый голос папаня. Средством доставки нас на Канарские острова был избран мой «Мерседес». Как убедил меня Сергей, на месте машину все равно пришлось бы покупать, а пересечение границы России через кордоны в аэропортах было чревато для нас вероятными неприятностями. Прозрачные же белорусские рубежи легко миновались через известные контрразведчику проселки.

Ранним утром, сдав Вовкиному корешку-личности тертой и битой - на ответственное хранение люберецкую виллу с ее опасным зоопарком, мы тронулись в путь. Замечу, что фамилия кореша соответствовала его облику: Кровопусков. Имя же было мягкое, лирическое: Федя.

Когда широкая лента Минского шоссе потянулась мимо заснеженного леса, перемежаемого подмосковными деревушками, я неожиданно для себя расхохотался, с каким-то облегчением осознав, что тягостный осадок на душе - осадок прежней бытовой и рабочей обязаловки - истаял, смененный чувством свободы и подлинной жизни - покуда неизвестной, загадочной, но уже одним этим чарующе настоящей!

– У тебя истерика?
– спросил Сергей.

– Нет, - ответил я.
– Опьянение кислородом романтики. Вы надышали.