Каникулы Уморушки (Волшебные каникулы - 2)
Шрифт:
И Гвоздиков стал рассказывать подружкам о великом русском режиссере Станиславском и его системе обучения актеров.
– Для того, чтобы зритель поверил артисту, - объяснял Иван Иванович, нужно актеру как следует вжиться в образ персонажа. Вот, например, я буду изображать Кота в сапогах...
– Вы его уже изображаете, - подсказала Маришка.
– Только внешне, - ответил тут же старый учитель.
– А внутренне? Я должен показать повадки кота, его походку, его привычки... Вот тогда зритель мне окончательно поверит.
– У котов привычка по крышам лазить, - сказала Уморушка.
–
– Деваться некуда - полезу, - развел передними лапами по старой привычке Гвоздиков.
– Я всегда в любительских спектаклях действовал по системе Константина Сергеевича, и она меня никогда не подводила. У меня всегда был огромный успех.
Иван Иванович поднялся , и, уже стоя на четырех лапах, снова сладко потянулся, запуская в подушку свои острые коготки:
– Готовьте, что хотите, а я пойду разомнусь. Только будьте осторожнее с газом.
– Я всегда обед сама себе грею, - сказала Маришка.
– Что-что, а газом я умею пользоваться.
Уморушка открыла дверь и выпустила Ивана Ивановича на лестничную клетку.
– Мальчишек нет - это хорошо, - сказал, довольно покачивая хвостом, Иван Иванович. И быстро шмыгнул вверх: туда, где находился чердачный люк.
– Не задерживайтесь долго, Иван Иванович!
– крикнула ему вдогонку Уморушка.
– И не деритесь там с другими котами, а то еще свалитесь с крыши!
И, захлопнув за собой дверь, Уморушка вернулась в квартиру помогать Маришке готовить ужин: картошку в мундире с селедкой иваси.
Глава шестая,
в которой Иван Иванович Гвоздиков рассказывает
капитану Гаидзе нравоучительную историю
На следующий день после странного вызова в Башибузуки и не менее странной встречи на Бисовом Шляхе с облезлым бесенком капитан Гаидзе шел по Большой Собачьей улице в родное отделение милиции на вечернее дежурство. Часы показывали 19.30, солнце спускалось за тополя, и у капитана в душе тихо пела свирель.
"Хорошо, когда кругом хорошо, - подумал Ираклий Георгиевич, слушая голос свирели.
– Особенно хорошо, когда хорошо хорошим людям. Хорошие люди должны хорошо жить, я так полагаю".
Он хотел еще что-то подумать важное и полезное о хороших людях, но тут его внимание привлекли две девочки и мальчик, благодаря своему профессиональному чутью, Гаидзе быстро узнал вчерашнего бесенка. Девочки что-то укоряюще говорили мальчишке, но тот не слушал их, а только сердито отмахивался руками и торопился сбежать от назойливых подружек.
– Мариша! Умора! Возвращайтесь скорее!
– услышал Ираклий Георгиевич вдруг чей-то голос. Гаидзе машинально поднял голову и с удивлением обнаружил, что ни в одном из окон людей не было видно. Однако девочки, на секунду бросив тормошить мальчишку, как по команде остановились и дружно прокричали: - "Мы скоро, Иван Иванович!" - и, снова вцепившись в несчастную жертву, быстро исчезли вместе с ней за углом.
Ираклий Георгиевич мысленно прочертил траекторию их взглядов, и глаза его остановились на третьем окошке второго этажа. Окно было открыто, но люди из него не высовывались. Единственной живой душой, красовавшейся в нем, был большой серый кот. Увидев милиционера, кот сладко зевнул, потянулся, выгибая спину
и царапая когтями подоконник, после чего спрыгнул в комнату на пол и исчез из поля наблюдения капитана Гаидзе."Коты кричать не могут, - подумал Ираклий Георгиевич, снимая с головы фуражку и почесывая затылок.
– Их горький удел мяукать..."
Однако смута уже поселилась в его душе. Чтобы унять ее, Гаидзе решил вычислить номер этой квартиры и подняться на второй этаж. В спешке Маришка и Уморушка не захлопнули дверь, и она была открыта. Гаидзе остановился перед ней и прислушался. Мужской голос, который две минуты назад призывал девочек вернуться домой пораньше, теперь бодро и весело распевал в глубине квартиры песню о страшно невезучем черном коте. Гаидзе покачал головой и решительно постучал в дверь.
– Разрешите?
– спросил он неведомого пока хозяина.
Песню оборвали, но разрешения на вход не дали.
"Странно, - подумал Гаидзе, колеблясь, входить или не входить в квартиру.
– Неужели певец совершенно глух?"
Ираклий Георгиевич немного помялся в нерешительности и все-таки вошел, благо дверь была отперта. Опытным милицейским нюхом Гаидзе быстро определил, что в квартире людей нет: ни в комнатах, ни в ванной и туалете, ни на кухне, ни даже за шторами или в шкафу. Один только серо-дымчатый в темную полоску кот лежал, развалясь, как барин, в мягком старинном кресле.
– Здорово, приятель, - поздоровался с ним Ираклий Георгиевич.
– Где твой хозяин, посмевший соперничать с самим Бубой Кикабидзе?
Иван Иванович, наступив на горло своей врожденной вежливости, не ответил на приветствие и промолчал. Да Ираклий Георгиевич и не ждал, признаться, от него вразумительного ответа.
– Спеть и не показаться публике на аплодисменты - не очень-то красиво, приятель... Так и передай своему хозяину от моего имени.
Гаидзе не спешил уходить из странной квартиры. Он словно бы надеялся еще обнаружить пропавшего певца.
– Придется ждать, - сказал он и уселся неподалеку от Ивана Ивановича на свободный стул.
– А потом оформим протокол.
– Зачем?
– невольно вырвалось у кота.
– Для порядка, - так же машинально ответил Гаидзе и подскочил на месте.
Долго - целую минуту - изучали друг друга слегка ошалелыми взглядами старый учитель и милиционер. Гвоздиков готов был откусить свой проклятый язык, так подведший его сейчас, а Ираклий Георгиевич так же решительно был готов сейчас разделаться со своими ушами, начавшими откалывать неприятные шуточки со своим владельцем.
Первым не выдержал и нарушил тягостную тишину Гвоздиков.
– Что вам угодно?
– сухо, чуть прерывающимся голосом, спросил он Гаидзе.
– У вас дверь открыта...
– ответил тот и махнул рукой в сторону прихожей.
– И еще вы пели... песню моей юности...
– Ну и что?
– удивился Гвоздиков.
– Разве нельзя петь? Разве нельзя подержать немного открытой дверь для проветривания?
– Можно, дорогой, можно... И петь до одиннадцати, и проветривать... Любопытный я такой родился, что поделаешь... Иду: мальчишка выбегает, за ним девочки. Потом - кот в окне. Затем - дверь... Как ни войти - вошел.