Каникулы Уморушки (Волшебные каникулы - 2)

Но, увы, девочки наотрез отказались выполнять его требование.

– Костя хороший мальчик, - заявила Уморушка.
– И я не буду загонять его обратно. А тебе, Брыклин, пора кончать капризничать! То отдели, то соедини, то буду участвовать в смотре, то не буду! Стыдись!

В комнату, где разговаривали ребята, заглянул и быстро юркнул обратно большой серый кот.

– Пойдем на улицу, там договорим, - зашептала вдруг испуганно Маришка и первой направилась к выходу.

– Идем-идем!
– подтолкнула Уморушка Петю.
– На улице я тебе все скажу, что думаю о капризах!

Они вышли из квартиры, забыв захлопнуть входную дверь, и через полминуты оказались на улице.

– Мариша! Умора! Возвращайтесь скорее!
– раздался из окна второго этажа голос Ивана Ивановича.

– Мы сейчас, Иван Иванович! Мы скоро, Иван Иванович!
– крикнули Маришка и Уморушка и, увидев, что за ними наблюдает какой-то милиционер, стоящий на другой стороне улицы, быстро схватили Брыклина за руки и потащили его за угол.

Когда они поняли, что преследования не будет, девочки остановились и высказали Пете все, что они о нем думают.

– Нам некогда твоими капризами заниматься, у нас участие в смотре на носу! Из-за тебя нового артиста вводить приходится, жалкий перебежчик! выпалила Маришка своему окончательно запутавшемуся в жизни однокласснику.

– А если он у меня все лучшее заберет, то с чем я тогда останусь? жалобно проговорил Петя Брыклин.
– Костька не только вещи мои берет, но и желания, мечты!

– Может быть, ты не ту половину отделила?
– спросила Маришка Уморушку.
– Вдруг перепутала?

– Ничего я не перепутала! Маленькая я, что ли? Хорошую половину - туда, вредную половину - сюда...
– Уморушка вдруг осеклась и покраснела.
– Точнее, вредную половину - туда, хорошую сюда. Я отлично все помню!

– Так я и знала... Опять напутала...
– Маришка выпустила Петину руку и с жалостью посмотрела на одноклассника: - Ошибки бывают не только в диктантах... Извини нас, Петечка...

– Чего "извини"? Чего "извини"?
– заволновался Брыклин.
– Оттяпали не ту половину, да еще и стыдят? Укоряют, что я нехороший!

И он заявил, как оратор на митинге:

– Требую воссоединения! Немедленного и полного! С возвратом отобранного имущества!

Но Уморушка тоже была крепким орешком.

– И не подумаю!
– сказала она, глядя прямо в глаза Пете Брыклину.
– Что сделано - то сделано! Добрые дела обратно не переделываются.

– Так то добрые... А я страдаю...
– Петя выдернул руку из цепких пальцев Уморушки и пошел прочь, низко наклонив голову.

– Иногда и пострадать надо!
– крикнула ему вслед настырная Уморушка. Может, тогда в тебе снова совесть проснется!

Не оборачиваясь, Петя взмахнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, и скрылся за зеленью тополей.

Вернувшись домой, Брыклин снова отказался от предложенного бабушкой обеда, прошел в свою комнату и сел на диван. Уставясь в одну точку маленькую фаянсовую статуэтку на книжном шкафу, - он стал думать о том, как жить дальше. Мыслей было много, но все они приходили какие-то путанные, странные, и Петя никак не мог толком остановиться хотя бы на одной из них.

" Признаться бабушке во всем и просить ее увнучить Костьку? Нет уж, оставим этот вариант на потом... Сбежать из дома и устроиться в другом городе на работу? Вряд ли меня там примут... Уехать к дяде Саше в Кострому, а Костька пусть здесь поживет? Так ведь надолго не уедешь..."

Тихо вошла в комнату бабушка. Увидев, что ее любимый внучек завороженно смотрит на фаянсового гномика в книжном шкафу, она спросила:

– Может быть, съешь одну котлетку? Последняя осталась - Костик целых три съел!

– Жаль, что не все...
– глухо отозвался внук.

Виолетта Потаповна подошла к Пете поближе и заглянула в его грустные, похожие на залитые дождем окошки, глаза:

– Что с тобой, Петечка?

Крупная прозрачная слеза лениво прыгнула в карман Петиной рубашки.

– Ты плачешь?

Петя шмыгнул носом и отвернулся.

– Тебя обидели?

Вторая слеза промахнулась и просвистела мимо кармана. Свист летящей слезы был почти не слышен, но только не для бабушкиного сердца. Виолетта Потаповна вздрогнула и побледнела.

– Петечка, умоляю тебя, не молчи!

Петя стер кулаком проторенные слезами борозды на своем лице и глухо буркнул:

– А че говорить-то? Все одно не поверите...

Он помолчал немного, а потом ехидно передразнил бабушку:

– "Петечка-Петечка!.. Единственный-ненаглядный!.." А двух Петечек получить не желаете?!
– и еще раз провел кулаком под глазами, окончательно стирая следы минутной душевной слабости.

Услышав про "двух Петечек", Виолетта Потаповна беззвучно ахнула: "Заболел... Не иначе, заболел!" Она быстро протянула руку и потрогала лоб любимого внука ладонью. Петя дернулся, но было поздно: бабушка успела провести замер температуры. Тридцать семь градусов были налицо! Виолетта Потаповна поспешила в коридор к телефону.

– Алло, это детская поликлиника?
– зашептала она дрожащим от горя голосом.
– Срочно пришлите участкового доктора! Пожалуйста! Что?.. Гоголя двенадцать, квартира одиннадцать... Брыклин Петр... Что?.. Да-да, спасибо, ждем.

И Виолетта Потаповна, положив трубку, снова заглянула в комнату к внуку. Петя сидел на диване и по-прежнему внимательно разглядывал фаянсового гномика. Он был несомненно, болен. Но чем?

Глава восьмая,

в которой врач Чихаева ставит первый и последний

в своей жизни правильный диагноз

Поднимаясь в квартиру Брыклиных, участковый врач Леля Чихаева очень волновалась: ведь больной мальчик по имени Петр был ее первым пациентом!

"Ах, - думала Леля, шагая медленно по бетонным ступенькам, - и зачем я только поступила в медицинский институт! В физкультурный надо было идти, в физкультурный!.. А теперь прощай, спорт, прощай навсегда!"

Чихаева всхлипнула от жалости к самой себе и смахнула с покрасневших век слезинку: "В ясельках лучше всех погремушки метала, в детсадике мячики, в школе гранаты, в мединституте ядра... Всегда чемпионкой была, по соревнованиям ездила, - до учебы ли мне было! А теперь спорт оставь больных лечи! А как? Чем?"