Каникулы Уморушки (Волшебные каникулы - 2)

– Кому сказала "брысь"!
– крикнула проводница вслед улетающему на платформу коту.
– Без хозяина, справки и намордника - не пущу!

Вагоны качнулись, дернулись и плавно, набирая скорость, покатили по рельсам.

– Не имеете права требовать намордник!
– взвыл Иван Иванович.
– Я не собака!

Он кинулся за убегающим вагоном и, поравнявшись с тамбуром, взвыл еще громче:

– Пусти-т-те!.. Пусти-т-те меня, уважаемая!..

И, взвившись с платформы стрелою вверх, мягко приземлился рядом с остолбеневшей Кипятковой.

– Пожа... пожа... пожалуйста...
– промолвила она, лишившись вмиг красноречия, а ее веник тут же любезно отворил перед Гвоздиковым дверь из тамбура в коридор вагона.

– Спасибо...
– буркнул Иван Иванович и гордо шагнул мимо усмиренного им драчуна и вышибалы.

– Купе все заняты...
– извиняющимся голосом доложила Кипяткова странному пассажиру.
– Разве что, в служебное...

Она отворила дверь в служебное купе и таким же виноватым голосом спросила у своей сменщицы:

– Любаш, тут кошечку приютить надо... Не уступишь ей нижнюю полку? А, Любаш?

Любаша приподняла голову с подушки и вежливо, но как-то очень многозначительно поинтересовалась:

– А больше вам с кошечкой ничего не уступить? Например, шоколаду или мармеладу?..

– Спасибо, мне ничего не нужно...
– ответил за Катю Кипяткову Гвоздиков, который уже падал с лап от усталости, голода и простуды.
– Я тут прилягу... в уголке...

И он рухнул под складной дорожный столик.

– Господи... Никак разговаривает!..
– ахнула сменщица Кипятковой и, нагнувшись над пылающим жаром Гвоздиковым, пожелала кому-то: - Да расточатся врази его...

Она хотела высказать еще какое-то пожелание, но Катя перебила ее:

– Поднимай Мурку! Вишь, она расхворалась!

– Я не Мурка...
– поправил заботливо подхвативших его на руки проводниц Иван Иванович.
– Я Гвоздиков... Простите, что доставил вам беспокойство... Я не желал... Костя уехал в Москву, и я... Проклятый жар... продуло на крыше... Зачем я выпрашивал сосиску... все из-за нее... Передайте Мурзику и Пантелеичу: косточки я запрятал под шифер у второй трубы!.. Тише, мыши, кот на крыше!... Вперед, друзья, только вперед!..
– и Иван Иванович понес что-то несусветное.

– Любаш! Тащи аспирин, чай, варенье малиновое тащи!.. Сгинет ведь говорунчик наш!
– И Катя Кипяткова, забыв о том, что ей нужно идти проверять билеты, кинулась накрывать непрошенного гостя шерстяным одеялом.

Любаша достала из дорожной аптечки аспирин, налила в стакан горячей воды из титана и густо заправила ее малиновым вареньем.

– Скушай таблеточку, кисонька...
– дружно стали упрашивать напарницы заболевшего чудо-кота.
– Чайку отведай... Тебе молочка бы.. Да нету, кисонька.

Иван Иванович открыл глаза и мутноватым взором поглядел на сердобольных женщин:

– Благодарю... Вы очень любезны...

Острым розовым язычком слизнул с Любашиной ладони таблетку аспирина и, проверив усами не очень ли горяч чай, прильнул ртом к краешку стакана.

– Гляди-ка: и пьет не по-кошачьи...
– зашептала Катя на ухо своей подружке.
– Кошки языком наяривают, а этот...

– Ровно как человек пьет, - согласилась Любаша.
– Может быть, заколдованный?

– Да ты что!
– замахала руками Кипяткова.
– Из цирка он сбежал, точно тебе говорю - из цирка!

Она заметила торчащий из-под бантика край бумажки и, вытащив ее, прочитала:

– "Просим вернуть кота Юрию Куклачеву. Москва. Госцирк". Как в воду глядела - из цирка сбег!
– обрадовалась Катя и засунула на всякий случай бумажку на прежнее место.
– А теперь понял, голубок, что на свободе не шибко сладко, и снова к своим в Москву пробирается.

Иван Иванович, хотя и слышал краем уха, о чем перешептывались проводницы, однако в разговор не вмешивался: во-первых, он не хотел разубеждать женщин в их ошибке, а во-вторых, несмотря на аспирин и чай, жар еще продолжал туманить его сознание. "Лишь бы до Москвы оправиться... думал он, лежа под грубым шерстяным одеялом.
– Вот простудиться в июне сподобило..."

Он снова закрыл глаза и, свернувшись под одеялом калачиком, задремал. Ему снились Костя, Маришка, Уморушка, Брыклин, снились светлогорские крыши и прогуливающиеся на них Мурзик и Пантелеич, снился огромный вокзал и почему-то целая куча сосисок, снилась даже сама Москва. Когда снилось хорошее, Иван Иванович спал спокойно и тихо, когда же виделось плохое, например, сосиски, веник, дежурная по вокзалу, - он вздрагивал и нервно урчал во сне. Иногда приговаривал: "Ничего... ничего... и не такое видали..."

Проводницы, увидев, что странный пассажир, кажется, успокоился и уснул, не сговариваясь вышли на цыпочках из служебного купе и тихо затворили за собой дверь.

Глава пятая,

в которой Иван Иванович сначала попадает впросак,

а затем встречает добрую душу

Всю ночь проспал Иван Иванович, как убитый, а наутро, перед самой Москвой, поднялся здоровым и бодрым, будто и не простужался он совсем недавно и не валялся в бреду и в жару. Отнекиваясь и извиняясь за доставленные хлопоты, он разделил скромную утреннюю трапезу с добрыми проводницами Катей и Любашей и почти в одиночку, увлекшись за разговорами, съел все запасы жареного хека. Но подружки даже не заметили этого, впрочем, как и сам Иван Иванович. Уж очень интересный получился у них разговор! Катя и Любаша спрашивали Гвоздикова о цирке, о клоуне Куклачеве, а он с удовольствием рассказывал им все, что знал сам. При этом Иван Иванович не лгал: он говорил только о цирке, а не о своей работе в нем.

– В Москву-то, поди, к своим катишь?
– полюбопытствовала Катя Кипяткова, когда разговор о цирке чуть-чуть поостыл.
– Без цирка, видать, и жизни нету?

– Да нет... не в цирк...
– вздохнул Иван Иванович и брезгливо стряхнул лапкой крошки рыбы со своей груди.
– В НИИЗЯ еду, к ученым.

– К ученым?
– переспросила Кипяткова. И быстро сообразила: - Ну да... Куда же еще...

А Любаша поинтересовалась:

– НИИЗЯ - что за контора? Там на котов говорящих, что ли, учат?

– НИИЗЯ - это научно-исследовательский институт загадочных явлений. Второй в стране научный институт такого профиля. Еще НИИЧАВО есть, но это, как говорится, совсем другая песня...

Проводницы еще хотели порасспрашивать Ивана Ивановича, но тут по местному радио начальник поезда объявил:

– Граждане пассажиры! Наш поезд прибывает в город Москву - столицу нашей Родины! Всего вам доброго! Просьба вещи в вагонах не оставлять!

Гвоздиков еще раз поблагодарил любезных проводниц, попрощался с ними и выскользнул на платформу.