Канон Смерти

И из грозы всей планеты, воина и мага, перед которым отступали алденские полчища, надолго превратился в блаженного дурачка, безобидного и безвредного странника, забывшего кто он и что он.

С недавних пор — почти безвредного. И сам Айфир лично приложил к этому немало усилий. Слава Стихиям, что тот, кто отдавал приказ уничтожить личность Белого Кота, ныне мертв. Туда ему и дорога.

«Долго ты там будешь медитировать по ту сторону портала?!» — прилетела раздраженная мысль от напарника. Айфир вздрогнул, перестал заглядываться на луну и прыгнул в молочно-белое сияние.

Зыркнув на него желтыми тигриными глазами, Кхайнэ схлопнул портал, тщательно зачистив следы пространственного прокола, чтобы никому не пришло в голову по ним открыть его заново. Мальчик у него на руках завозился и тихо застонал. Кхаэль тут же погасил раздражение и замурлыкал, успокаивая и вновь усыпляя ребенка. Жеребец тронулся сам по хорошо знакомой тропе, освещенной неярким осенним солнцем. Укатанная до каменной твердости дорога в обрамлении молодых серебристых деревьев с почти облетевшей багряной листвой слегка поднималась, ведя к старому мосту через ущелье. А за ним, вырастая, казалось из самого скального массива, высилась крепость, искря золотыми прожилками в белоснежном камне.

Контрфорсы крайних башен и основание стен плавно вытекали из природного камня, сама твердыня напоминала зубчатую корону монарха. Восемь мощных башен, увенчанных громадными кристаллами-накопителями, ровным кольцом окружали донжон, стрелой поднимавшийся в небо и только казавшийся тонким из-за высоты. Восемь висячих мостов выгибали резные спины, соединяя башни с сердцем крепости. Центральный кристалл на ее вершине горел лазурью. И не слух, но разум ловил легкое гудение энергии, собранной в этом месте для защиты его немногочисленных обитателей.

Айфиру надоело скакать по-собачьи, и он, почти мгновенно сменив облик, взвился в небо и помчался к одной из башен. Кхайнэ не торопился, боясь лишней тряской потревожить ребенка. Жеребец сам шел к знакомой конюшне и отборному зерну.

«Отец, ты можешь быстро спуститься? И пусть приготовят тихие покои, горячую воду, чистое белье, одежду, медикаменты. И кузнеца», — Кхайнэ бросил короткий образ, пресекая уже начавшуюся было панику приемного родителя. Стража у ворот пропустила молча, не рискнув даже приветствовать хозяина — брошенный на двух обращенных кхаэлей взгляд Кота был тяжелее каменной плиты. Парни с нашивками в виде белой оскаленной тигриной морды на плечах сглотнули, застыли и перестали дышать. Чуяли настроение.

Кот въехал под арку ворот, привычно не обратив внимания на богатые барельефы, украшенные не тускнеющей от времени цветной эмалью, узорчатыми плитками из полудрагоценных поделочных камней, яркими фресками и ажурными светильниками, неярко горевшими в нишах под самыми сводами. Это красота осталась в наследство от прежних хозяев Белой Креарсти — то немногое, что уцелело, не поддавшись разрушающему действию времени. Кто-то наложил хорошие сохраняющие чары на свою работу. Изображенных на барельефах растений, зверей и птиц уже давно не существовало на планете — вымерли, говорят, еще до глобальных войн. Нигде не сохранилось никаких упоминаний ни о том, кто построил саму крепость, ни уж тем более, о художниках, украшавших ее. Поначалу глазели, удивлялись, пытались выяснить, кто мог быть автором такой красоты, потом — привыкли. И теперь под аркой главных ворот изумленно застывали только те, кто видел ее впервые.

Когда копыта застучали по плитам внутреннего двора, над головой послышалось хлопанье оперенных крыльев. Чуть в стороне от всадника изящно приземлился пожилой ирлерр.

Невысокий и жилистый мужчина с синевато-серой кожей быстро переступил сильными птичьими лапами, сложив громадные седеющие крылья, без разговоров принял на руки ребенка и снова взлетел, мягко оттолкнувшись от истертых белых плит. Одет он был всего лишь в легкую домашнюю тунику и брюки, но осенняя прохлада его ничуть не смущала. На тех высотах, где раньше жили пернатые, могло быть и куда холоднее.

— Южная башня, верхний этаж с балконом, — бросил он. — Сам найдешь.

Кхайнэ кивнул и спешился, отдав скакуна подоспевшему конюху. Ментал крепости уже гудел от мгновенно разлетевшейся новости, но лезть с вопросами никто не решался. Кроме Кирелайна Тоари. Командующий отряда, который сами бойцы полушутя называли легионом, уже спешил к нему, издалека светясь белым плащом. Кхайнэ вздохнул и приготовился стоически переносить почтение к своей персоне. Верность этого бывшего человека, его боевые и командирские качества стоили того, чтобы немного потерпеть.

— Владыка? — воин ограничился наклоном головы, зная, что за большее Кхайнэриар эль Шиар-ад’Дин вполне может и махнуть когтистой лапой по морде.

Кот мысленно возвел глаза к небу. Но субординация и дисциплина необходимы, это заставляет бойцов быть собранными, чувствовать свою ответственность и не скатываться до просто вооруженной банды.

— Мальчик — даэйр, — пояснил он. — Достал из подвала эйра Тофура. Предположительно Смертоносец. Или, как минимум, некромант.

Кирелайн на это удивленно вскинул бровь, но переспрашивать не стал — он всегда ценил время своего начальства.

Только вот откуда все они взяли это обозначение — Владыка?

— Что на Неросе и в Канси?

— Ретранслятор у меня. Остальное потом.

И Кхайнэ ушел со двора телепортом. Собственную крепость он знал назубок, поэтому перемещаться по ней мог себе позволить как угодно. А уж найти родителей и дарри, наведясь по ментальному следу — дело одного мгновения. На этот давно отработанный рефлекс не требуется даже мысленного усилия, достаточно просто короткого желания.

С мальчика успели снять кандалы, и теперь отец и мать осторожно смывали с него кровь и грязь в небольшой купальне при выбранных покоях. Ирлери тихо ворчала, но действовала быстро и умело, пока ее муж молча поддерживал безвольное тело. Но заострившиеся и негромко лязгавшие перья на его крыльях выражали гнев куда красноречивее слов. Обычно, если перья заостряются до бритвенной кромки — значит, ирлерр готов кого-то убить, причем особо жестоким образом.

Ребенка уложили на мягкую кушетку, и Кхайнэ присел рядом, впервые внимательно разглядывая его. Он мог бы быть поразительно красив, не сожри его заточение. Тело больше походило на обтянутый кожей скелет — ради быстрой регенерации организм уже давно высасывал сам себя, не получая на это сил. Глаза ввалились, тонкая, белая до синевы кожа исполосована свежими и уже поджившими рубцами, когти на пальцах вырваны. Кхайнэ осторожно опустил ладонь мальчишке на лоб, и тот даже сквозь сон дернулся, как от удара.

Разум и душа сына неба были изувечены с самого рождения. Чем глубже Кхайнэ проникал в закоулки памяти, чем больше узнавал о жизни ребенка, не имевшего даже нормального имени, так, кличку, выросшую из слова-оскорбления, тем меньше приличных слов вертелось у него на языке. Тем больше хотелось забить каждому в глотку те незлые и, вроде бы, даже правильные внушения, которые ставили жирный крест на развитии инстинктов даэйра. Сутенера он лично придушил бы за то, что тот одной фразой перечеркнул Рею возможность и желание летать. Но для самого мальчика этот урод оставался пока единственным человеком, отнесшимся к нему более-менее нормально.