Капитан Виноградов
Шрифт:
— Я все хотел найти тебя тогда…
— Хотел — нашел бы.
Тоже верно. Можно, конечно, начать оправдываться, сказать, что самому пришлось не слишком сладко после возвращения, но…
— Прости.
— За что, Саныч? Это жизнь. Все к лучшему…
— Еще по полтинничку? Я закажу!
— Не смеши… Машенька!
Выпили. Это чисто по-русски — лечить комплекс вселенской вины алкоголем…
— Ну, судя по всему, ты хотя бы не бедствуешь?
— Нормально! — Синицын вытащил из кармана красную книжечку с гербом, почти такую же, как милицейское удостоверение: — Юридический
— Кру-уто..! — Коньяк уже растекся по телу, и Владимир Александрович громко рассмеялся, вспомнив, как отрекомендовался ему бывший приятель, свою реакцию, последовавшую за тем цепочку мыслей и умозаключений. — Насчет организованной преступности — это, старик, ты здорово меня…
— Саныч, ты ведь Тамарина помнишь?
— Естественно. — Смех сам собой потух: наступала кульминация разгрома.
— Я теперь в его команде.
— Киллером? — наивно округлил глаза капитан.
— Нет. Что-то вроде ответственного за связи с общественностью, в первую очередь, естественно, с милицейской общественностью…
— Солидный пост… Хорошая карьера. А это — не мешает? — Виноградов кивнул на карман, куда только что упряталось «мэрское» удостоверение. — Или так — документ прикрытия?
— Почему? Все законно, одно другому не мешает. Даже наоборот! Хозяин предлагал на выбор — или в юридический отдел, или депутатом… Но там уже наших и так полно, поэтому…
— А в органах восстановить?
— Элементарно. Проще пареной репы! Тамарин только трубку снимет или на очередной пьянке генералу шепнет… Сам уже не хочу рожи эти видеть!
Виноградов вдруг понял, как за несколько лет изменилось все — в мире, в стране, в нем самом… Дело было даже не в страшных рассказах про безграничную власть мафии — нет! Владимир Александрович знал всему этому цену. Поразило то, что он, капитан милиции, не воспринимает сидящего напротив Синицына как врага, предателя… Просто сменил человек место работы, из одной силовой структуры перешел в другую! Где платят побольше, где режим посвободнее…
— Я-то зачем понадобился?
— Понадобился… Труп Петрова ты осматривал?
— Допустим.
— Убийство?
— Сережа… Давай-ка по порядку. А то я даже что-то и не знаю, что и ответить!
Синицын размял в пальцах сигарету. Не прикуривая, сломал ее о край пластмассовой пепельницы.
— Хорошо! В двух словах… Покойник был в большом бизнесе, не важно в каком. Не первая фигура, но все же. Много знал!
— У Тамарина?
— Вопрос риторический?
— В какой-то степени.
— Допустим… Это общеизвестный факт. По милицейским картотекам, скажем так, он значится входящим в «тамаринскую преступную группировку». Такой ответ устроит?
— Пока — да.
— Слава Богу! И вот… Некоторое время назад у сведущих людей появились серьезные подозрения, что господин Петров не на один только свой «коллектив» работает. Что дружит он с ребятами в погонах! А это, сам понимаешь, несовместимо с высоким званием…
— Синицын, ты чего — мыла объелся? Хочешь, чтобы я помогал ловить наших шпионов в ваших тесных рядах?
— Саныч! Ты уж совсем-то дураком не прикидывайся…
— Да теперь, брат, время такое — и не знаешь,
чего ожидать!— Если уж на то пошло, о ментах тут речи нет. Скорее уж он чекистам подстукивал…
— Тем более не по адресу!
— Саныч… То, что устранили этого писаку Гутмана, — ладно! Может, даже к лучшему. Но способ исполнения…
— Вы и подробности знаете?
— Мир не без добрых людей. И среди тех, кто в погонах, их тоже хватает! Но в данном случае достаточно было финские газеты почитать. Да и наши перепечатки.
— А я полагал, что это ваши его… Он ведь много про организованную преступность писал, про Тамарина самого! Я тут случайно подшивку полистал: вроде и ругал Ося Гутман твоего шефа, расследования журналистские проводил, кто у кого что вымогал, как сел и когда освободился, кого чем пытали, как свидетелей живьем в бетон…
— Ерунда! Навороты дешевые!
— Брось… Сам знаешь — все правда! И про рэкет, и про оружие, и про беженцев нелегальных!
— Да?
— Сережа! Ты что-нибудь про так называемую скрытую рекламу слышал? Нет? — Виноградов сам уже понимал, что говорит лишнее, но алкоголь и комплекс несостоявшегося сыщика делали свое дело. — Да у него там каждая строчка долларами воняла!
— Значит, ты полагаешь, что Гутман… Что он работал на Тамарина? — медленно, как бы пробуя на вкус каждое слово, протянул бывший опер.
— Это не мое дело, Серый. Я тут в стороне… Сам не обожгись!
— Так зачем тогда нашим его убивать? Нелогично ведь!
— Ты меня спрашиваешь?
— Нет, это так… Мысли вслух.
Синицын вздохнул:
— Хрен с ним, с писакой… Расходный материал! Мне поручено выяснить другое: кто и как, а главное, зачем отправил на тот свет грешного раба Божия Витьку Петрова. Поможешь?
— Зачем?
— Что — зачем?
— Мне это нужно? Ты в своем департаменте трудишься, я — в своем… Ты хоть знаешь, за что тебе башку прострелят, а я?
— Есть возможность отблагодарить…
— Практика показывает, что обычно этой суммы хватает в аккурат на похороны. И поминки, естественно!
— Боишься?
— Мне это не нужно.
— Жаль… Помнишь, мы с тобой все комитетчиков хаяли? Что они обленились, зажирели? Что работать не умеют?
— Ну?
— Зря, видимо, хаяли. Последний комитетчик, с которым Петров мог общаться, как я выяснил, — это некто Коротких с «Шолохова». Офицер безопасности… Знакомы?
— Хочешь через меня на него выйти?
— Нет. Раньше — хотел, а теперь нет.
— Почему так?
— Просто этот Коротких… Он погиб вчера. У себя на даче, при невыясненных обстоятельствах. И хочешь верь, хочешь не верь — наши люди и тут ни при чем!
6
Стараясь не шуметь, Виноградов открыл ключом дверь отделения и шмыгнул в коридор.
— Кто там?
— Это я! Шеф здесь?
— Нету… Выехал в пресс-службу. А потом на «Информ-ТВ». — Старший лейтенант, единственная и любимая женщина в подразделении Валентина мерзла даже летом. Вот и сейчас на ней была накинута поверх форменного платья подстежка от виноградовского бушлата. — Так что, наверное, с концами.