Капитаны

Он посреди побоища. По поляне раскиданы огромные туши, от которых идёт пар; небо щедро поливает их водой. Живых титанов уже не видно. Леви наскоро пересчитывает. Десять. Десять, мать его, титанов валяются мертвыми.

Поляна пропитана звонкой тишиной. Только дождь и шёпот пара – более ничего. Эта тишь предательски напоминает кладбище. Душа Леви скручивается в узлы, вытягивается в тончайшие струны, который того и гляди порвутся в этом зябком вакууме.

– Кaта! – он едва узнаёт свой голос: слишком выправленный, готовый вот-вот сломаться, будто бы чужой. – Кaта!

Дождь не даёт эху разлететься. Леви быстро пускает лошадь рысцой, петляя между телами, а глаза отчаянно пытаются заметить хоть что-то.

– Ну же… не смей тоже уходить… – цедит он, жадно всматриваясь, как вдруг его сердце замирает в третий раз.

Он видит её. Катрина лежит на спине. Клинки сложены, рукоятки на месте. Глаза закрыты, умиротворённо закрыты, что издали можно даже решить, будто она спит. Леви всем телом подаётся вперёд, перекидывает ноги через седло, спрыгивает и мчится к ней. Падает на колени рядом: трава обманчиво проминается, что Аккерман тут же пачкается в размягчённой дождем грязи. Его движения, доселе рваные, приобретают выдержанную чёткость. Он кладёт пальцы на шею, ниже угла челюсти, и надавливает. Поначалу кожа едва что-то различает, но затем чувствуется пульс – слабый, натянутый. Будто её сердце трепыхается бабочкой, а не стучит.

Леви шумно выдыхает. Живая. Живая.

Он нервно улыбается, чувствуя, как щиплет глаза. Ладони оглаживают лицо, убирают прилипшие влажные волосы с лица, поправляют плащ. И тут его рука, что шла по её спине, напирается на тугой узел: затянутый ремень или просто тряпка, повязанная поверх рубахи. Аккерман рассеянно подцепляет ткань, и на пальцы попадает что-то липкое. Не просто влага дождя. Леви резко отдёргивает руку. Кровь.

Её смывает проливной дождь. И только сейчас капитан оглядывает траву под женой. Все фиалки, все травинки окрашены тёмным вишневым отблеском. Леви сдавливает челюсть, что кажется, будто зубы сейчас сломаются.

“Слева…” – только и успевает понять он. Что там у людей слева? Чёрт его знает, вроде опаснее, если рана справа. Леви хмурится, пытаясь упомнить. Кишечник, почка, селезёнка… Но крови слишком много.

Выругавшись, Аккерман резко дёргает головой, откидывая прилипшую ко лбу чёлку. Быстро приказывает самому себе собраться. Он не может её потерять. Только не её.

Дождь ехидно поливает поляну, когда Леви поднимает Кaту. Он свистит лошади, неловко забирается в седло. Одна рука дрожаще сжимает поводья, вторая – прижимает жену к груди, ощущая слабое биение сердца.

Леви шпорит лошадь, заставляя ту вновь пуститься вскачь и понестись напролом назад.

– Не смей умирать, Кaта, – Леви натягивает плащ на её холодные плечи, целует в макушку. На каждом ухабе её и его трясет, но сейчас важно время, а не элегантность. Бишоп хмурится, выдыхает, видимо, от боли. Леви снова повторяет мантру. Заклинание. Просьбу и мольбу. – Не. Смей. Умирать. Это приказ. Ты слышишь?

Эквус быстро скользит в буреломе, шестым чувством угадывая заместо всадника, где проскочить, а где сократить путь. Леви направляет её по памяти на тракт, когда замечает движение. Катрина заторможено моргает. Едва-едва.

– Да, да, Кaта, умница… – заплошно шепчет он, пытаясь поймать родной взгляд. Но Бишоп вдруг бледнеет, и её веки снова прикрываются. Леви цокает языком, чувствуя горечь на кончике. – Кaта? Нет-нет-нет, открой глаза. Открой глаза, вернись ко мне, любовь моя….

На очередной кочке их снова встряхивает. Катрина всхлипывает, хмурится, болезненно поджимая губы. Леви бросает в жар:

– Пожалуйста, открой глаза… Ты сильная, ты можешь. Не притворяйся, ты можешь, я знаю, – Аккерман чувствует, как уголок рта дёргается в улыбке, когда её ресницы трепещут, и Бишоп потеряно смотрит на него. – Да, да. Молодец, ты отлично справляешься. Продолжай смотреть на меня…

Дождь чертит водные узоры на её лице. На щеке шипит испаряющаяся кровь титана. Катрина вся бледная. Взгляд зелёных глаз едва ловит его, но веки тут же наливаются свинцом.

– Кaта… – Леви жмёт её ближе к своей груди. – Пожалуйста, слушай мой голос, будь со мной. Помнишь нашу первую встречу? Не когда мы увиделись на поле боя, а когда я пришёл с бумагой для твоего капитана, – Леви решает говорить. Катрина всегда его слушает, пусть только попробует не послушать сейчас. – Когда нас заставили драться. Когда я впервые увидел, что мой стиль боя сочетается с твоим. Ты очень сильная. В тебе много воли. Ты уже тогда была сильнее многих. А ещё ты упёртая… Упорная… И именно поэтому ты не можешь взять и умереть сейчас. Ну, давай же, открой глаза… Открой глаза, любимая…

Его сердце колотится слишком быстро. Кажется того и гляди проломит рёбра и грудину, выскочит наружу под проливной дождь.

– Помнишь, что ты сказала, когда мы были на крыше, после ужина – перед первой экспедицией, первой разлукой – помнишь, что ты сказала? Ты обещала мне быть в безопасности за стенами. Ты обещала. Ну же, Кaта… Любовь моя… Не уходи, не оставляй меня…

Она едва моргает, открывает глаза. Ладонь слабо цепляется за его плащ, сжимает. Леви улыбается.

– Молодец, – девушка морщиться от боли. Лошадь, выбравшись на тракт, летит как стрела. – Ты такая умница, Кaта. Говори со мной. Можешь назвать своё имя?

Капитан разлепляет сухие губы, хрипит:

– Кат…Катрина… Бишоп…

– Молодец, – Аккерман от счастья, что она смотрит на него – снова смотрит на него – готов на что угодно. – Ты умница, любовь моя… – Леви правит поводьями, пригибается ближе к холке коня, прячась от веток, и прижимая Кaту ближе к себе. – Как меня зовут?

Катрина сжимает его зелёный плащ и едва улыбается – уголки губ подрагивают:

– Л-леви… Капитан Леви… Мой Леви…

– Хорошо, – выдыхает он. – Очень хорошо.

Кaта сонно хмурится, шипит, когда лошадь перескакивает препятствие и их снова встряхивает. Боясь, что сейчас она закроет глаза и перестанет ему отвечать, Леви спрашивает снова:

– Сколько же ты убила на той поляне? – он отчаянно хочет развязать её язык и слышать голос, который чуть было не потерял. Что ещё может потерять – его рубаха на животе и плащ уже пропитались от её крови. А она бледная. Очень бледная.

– Одиннадцать… кажется… – слабо отвечает девушка. Леви прижимает её ещё ближе.

– Не смей умирать. Обещай мне, что не умрёшь, – цедит он, целуя её в холодный лоб. – Это приказ. Ты должна следовать приказам, капитан второго ударного. Обещай мне, Кaта, обещай мне…

– Да…– едва слышно говорит Бишоп, медленно моргая. – Обещаю…

– Хорошо, родная, – Леви улыбается, но быстро поджимает губы. Рано радоваться. Она всё ещё истекает кровью. Капитан шпорит лошадь в последний раз, выезжая к разбитому палаточному лагерю и едет напрямую к лазарету – двойному шатру. Успеть. Только бы успеть.