Капитаны
Шрифт:
Эквус быстро доезжает прямо до входа. Один медбрат быстро подбегает, замечая нашивки капитана.
– Она ранена, в живот слева – как давно не знаю, но крови вышло много, – коротко докладывает Леви, идя ко входу, неся Кaту на руках. В свете огня он внутренне боязно содрогается: какая же она бледная. Сердце снова пропускает удар.
”Выживи. Выживи”, – заклинает он её. Если слова материальны, если они могут ей помочь, он будет самозабвенно бормотать всю ночь.
Медбрат что-то спешно кричит другому коллеге. В палатке всё приходит в спутанное оживление. Полы в дальнем углу раздвигаются, и в палатку выходит врач – один из шести, что служит в Разведкорпусе. Леви скептически вглядывается в этого нового персонажа: высокий, ещё и в очках,
Подойдя ближе, он оглядывает Катрину, быстро говорит:
– В операционную её, Джефри. Быстро. А вы остаётесь тут. Там всё стерильное, а вы и не врач и, уж извините… – хирург многозначительно кивает вниз, указывая на сапоги Леви. Капитан инертно опускает взгляд: весь замаран грязью. Точно – когда на поляне садился, не задумывался.
– Я… Через сколько она будет в палате? – сдерживаясь, выдавливает Аккерман. Хирург флегматично пожимает плечами.
– Может через час, а может через полтора. Надо разрезать и оценить, что повреждено, а что – нет. Ждите, – доктор небрежно поправляет очки и снова окидывает капитана взглядом. – Вы её начальник?
Леви готов осклабиться:
– Муж.
– Тогда в палату точно пустят, – смягчается хирург. Серые глаза даже чуть теплеют, в них крупицами блестит сочувствие. “Циник”,– решает Аккерман, – “такой молодой, а уже циник”.– Ждите. И молитесь, если верите в милость Стен, – врач вдруг скабрёзно улыбается, явно довольный своим юмором, – или что там нынче проповедают?
Леви давит желание недовольно цокнуть языком ему в спину и, запахивая плащ, наполовину пропитанный кровью жены, выходит из лазарета к офицерской палатке. Сумерки расползаются по разбитому лагерю, дождь не стихает.
Капитан не хочет впадать в круг беспокойного самотерзания, но рука сама собою сжимает кольцо на цепочке, а с губ безмолвно слетает мольба:
”Выживи…”
***
Тело кажется абсолютно чужеродным. Мышцы бездумно приходят в тонус и ослабевают, будто она пустышка, перевязанная нитями, за которые вкрадчиво дёргает невидимый кукловод. Сердце бешено трепещет, отдаваясь гулким эхом в голове, а простой вдох кажется непосильной работой. Катрина едва находит силы разлепить глаза: веки словно из свинца вылиты – давят неимоверно. Следом настигает резь: приглушённый свет помещения кажется солнцем в зените. Кaта, сглатывает – горло саднит от сухости. Всё ощущается, как затянувшийся сон, беспросветное болото грёз и кошмаров. Девушка старается дышать спокойнее, но сбивается, когда ватные руки с трудом поддаются указке подняться к лицу. Бишоп потеряно жмурится, морща нос. Пытается подняться, но тут же падает обратно и с шипением стонет – левый бок и весь живот горько саднит.
– Скажите врачу, что она очнулась, – раздаётся рядом холодный приказ. Кaта коситься, выхватывая из темноты голубо-серые глаза.
– Л-леви… – сипло выдыхает. Слова царапают горло. Аккерман сидит на полу рядом, по-чуднoму сложив ноги крест-накрест.
Катрина слепо тянется к нему, чувствуя, как Леви обеими руками касается её ладони в ответ. Он подносит получившийся замок к губам, целуя кожу.
– Как ты себя чувствуешь? – Бишоп хило бодрится, улыбается, мол, бывало и хуже. Леви тихо цокает, сжимая её ладонь. – Ты не представляешь, как сильно меня напугала. Я думал, что придушу тебя, если ты умрёшь, – также тихо отзывается Аккерман, целуя её руку вновь. Кaта давится смешком, но от движений плеч и груди по телу разливается болезненность. Леви оглаживает её запястье. – Этот хирург, Клей, сказал, что шансы невелики и ты едва сможешь выкарабкаться… Но он дурак, и не знает, что ты боец…– в его голосе проскальзывает квёлая мягкость. – Ты жива и это главное…
– Извини, я не хотела… – шепчет Бишоп. Леви мотает головой, глухо выдыхая.
– Я приму извинения объяснениями. Скажи мне точно, что там произошло. Те два трепещущих листа едва ли пару слов могли сложить… Шадис посылал вас всех в хвост колонны, как ты вообще так далеко оказалась?
Бишоп сипло кашляет. Аккерман спохватывается, достаёт
заготовленную флягу и, осторожно придерживая, даёт ей пить. Кaта вздрагивает, ощущая, как часть воды ползёт струйками на шею. Она заторможено хмурится, прикидывая, где они сейчас и где её платок, когда Леви бесцеремонно утирает её лицо тем, что носит во внутреннем кармане.– Спасибо… – неловко бормочет Бишоп. Аккерман в ответ лишь целует её руку и подбадривающе кивает. Катрина откашливается, начиная рассказ: – Я… мы уже почти вышли к первому отряду, когда Мик сказал, что не досчитался двоих. Было уже мало времени, хоть мы и перебили большую часть преследовавших титанов, были особи, что пришли позже. Я дошла до хвоста колонны, пересчитывая, но двух человек так и не было. Мы уже были на выступе, на холме и оттуда… я увидела их. Титаны были близко, а Хью – это лейтенант, – уточняет она, кашляя снова. – Он всё пытался поднять лошадь. Рядом был ещё один, раненый – Вилл. Я… Я отдала командование Алексу и поехала назад. Не могла допустить… Думала, успею – один титан и потом назад вместе. Но пока доехала, всё стало совсем плохо: их лошадь была подбита, титанов было уже пять. Я на ходу спрыгнула и приказала им ехать. Они бы не успели, оставшись. А пять титанов… Решила, что справлюсь. Но после пяти были ещё… и ещё… под дождём было едва видно, куда цепляются якори. Одному – самому высокому – удалось меня сбить, я приложилась боком по дереву, плащ и рубаху порвало. Я едва поднялась. А когда убила последнего, поняла, что порвалась не только одежда. Но меня шатало… я села затянуть ремень, а потом… потом помню, что рядом с лицом была трава и фиалки… Не заметила эти фиалки раньше, когда мы проезжали ту поляну… А потом… потом уже был ты – моё имя спрашивал…
Она снова кашляет, Леви даёт воды. Теперь пазл в её голове складывается: полуосвещённая палатка оказывается лазаретной, где солдат укладывали на спальники – поэтому Аккерман сидел рядом на полу. То и дело слышится поодаль неровное дыхание, приглушённые стоны – другие раненые, которые скрыты небольшой ширмой, разделяющей офицерскую часть. Бишоп рассеянно скользит свободной ладонью по животу, нащупывая марлевую повязку, закреплённую по ходу белой линии{?}[Белая линия живота – сухожильная структура передней брюшной стенки живота, расположенная по срединной линии. Образована переплетением мышечных апоневрозов. Именно белая линия разрезается при произведении срединной лапаротомии – вид доступа при операциях разного толка, но особенно – при кровотечениях.].
Однако даже ощутив болезненный шов, большей горечью Катрине даётся осознание. Сейчас, видя напряжённое измученное лицо мужа, представляя, через что он прошёл, ей невыносимо стыдно за себя. Сколько раз она проходила через подобное, когда Аккерману накладывали глубокие швы после битв, когда он также просыпался после наркоза, когда она боялась сомкнуть глаза хоть на пару минут, боясь потерять его…
В такие минуты боль родного человека будто передаётся и тебе.
– Не молчи, Леви, пожалуйста… – сипло просит Катрина. – Скажи хоть слово…
– Ты поступила храбро, но глупо. – Аккерман на секунду умолкает, смотря ей в глаза. Такие зелёные и живые. Господь свидетель, как же он счастлив, что она жива. – Но я поступил бы также, так что мы квиты. Твой отряд отступил без потерь – есть раненные, но это не критично, пока ты тут – Эрвин поручил их мне. А ты, Кaта… Просто сосредоточься на себе сейчас, хорошо? Тебе надо хорошо есть, пить, отдыхать… Клей говорит, ты потеряла много крови…
Кaта слабо, но старательно сжимает его ладонь в ответ, словно пытаясь вобрать в себя всё терзающее Леви. Бессмысленно и отчаянно.
– Я люблю тебя. Мне жаль, что всё так вышло…
– И я тебя люблю. Сегодня я это почувствовал ярче, чем раньше, – тихо отзывается Аккерман, смотря прямо, глаза в глаза. – Знаю, мы всегда будем рисковать собой, это неизбежно в разведке. И наш брак… согласись, это странная вещь. Обещать себя тебе до конца моих дней, хотя сегодня мы есть, а завтра раз – неудачная вылазка – и одного может и не стать. Но никто не знал, что так случится, и мы с тобой не оракулы, чтобы предусмотреть всё возможное. От этого ничто не меняется. Я твой муж, ты моя жена. Я люблю тебя и готов сделать ради тебя что угодно – это всё что имеет смысл, Кaта. Просто обещай оставаться смелой, но осторожной, хорошо?