Капитуляция

Как же ей стоило поступить в столь бедственной ситуации? Эвелин должна была находиться рядом с Эме, обучая её читать и писать, танцевать, играть на фортепиано и шить. Но теперь у них не было даже своего собственного фортепиано, и вместо того, чтобы заниматься с дочерью, Эвелин сидела в трактире «Черный вереск», собираясь обсудить чрезвычайно опасное предложение с другим контрабандистом — этим субъектом с пугающей внешностью.

Эвелин ходила на могилу Анри каждый день, принося свежие цветы. Но вместо того, чтобы тосковать по мужу, она злилась на него.

Но ещё больше она злилась на Грейстоуна.

Ход её мыслей прервали.

— Значит, вы хотите, чтобы я сгонял во Францию и привез сундук вашего мужа, — ухмыльнулся Эд Уайт. Кажется, эта идея пришлась ему по душе.

Эвелин вздохнула и сосредоточилась на сидевшем напротив человеке. Ей не потребовалось много времени, чтобы решиться нанять нового контрабандиста. Тот факт, что Эвелин не могла рассчитывать на доходы от деятельности рудника, сделал выбор за неё, и Джон Трим назвал ей несколько имен подходящих людей. Впрочем, Трим явно был не в восторге, упоминая об Уайте и его приятелях.

— Это шайка головорезов, миледи, — предостерег он. — И ни одной знатной даме не стоит иметь дело с такими, как Уайт и его дружки.

Эвелин не объяснила ни то, для чего ей потребовалось беседовать с другими контрабандистами помимо Грейстоуна, ни то, что у неё просто не осталось выбора. Но теперь она почти пожалела о принятом решении. Уайт был невероятно грубым внешне, с его почерневшим зубом, отвратительным запахом и похотливым взглядом.

Эвелин мрачно подумала о том, что этот Уайт выглядит очень ненадежно. Он напоминал ей барышника, которому палец в рот не клади, или просто проныру. И, в довершение всех неприятностей, контрабандист продолжал рассматривать её через прозрачную вуаль. Он то и дело бросал взгляды на грудь Эвелин, даже притом, что вырез горловины платья был очень высоким. Уайт заставлял Эвелин чувствовать себя крайне неловко. Когда Грейстоун типично по-мужски оценивал её, она не пугалась так, как сейчас.

— Я понимаю, что это опасная миссия, — сказала Эвелин, поправляя прикрепленную к шляпке вуаль. — Но я готова предложить вам весьма неплохую долю фамильных ценностей моего мужа. И я просто в отчаянии.

Эвелин повторяла то, что говорила совсем недавно, но старательно сохраняла ровный тон голоса. Она не могла молить Уайта, как на днях умоляла Грейстоуна.

Уайт усмехнулся, глядя на неё:

— И что же это за весьма неплохая доля, леди?

— Пятнадцать процентов.

Эвелин опустила глаза на свои обтянутые перчатками руки, крепко сжатые на коленях. Она могла всё ещё чувствовать себя оскорбленной отказом Грейстоуна, независимо от того, что решила выкинуть это из головы, но у неё по-прежнему была одна серьезная проблема — Эвелин не давали покоя мысли об их поцелуе.

Она должна была забыть этот поцелуй. Её поцелуй был постыдным. А его — будоражил Эвелин ночами. Волновал днями напролет. Не давал ей покоя даже теперь. Этот поцелуй заставлял её тело томиться страстным жаром, а ощущать нечто подобное было сущим позором.

Эвелин и представить себе не могла, что мужчина способен целовать женщину с такой силой, такой страстью и таким напором.

Что ж, пришла пора забыть его. Он не был героем. Она ошиблась.

— И сколько же это — пятнадцать процентов?

Эвелин подняла глаза на Уайта:

— Трудно сказать.

Он засмеялся.

— Это что, шутка, миледи? — Контрабандист встал, собираясь уходить. — Если вы хотите, чтобы я отправился во Францию по вашим делам, вам придется как следует вознаградить меня, и не какой-то там «неплохой долей».

Эвелин вскочила:

— Пожалуйста, не уходите!

Её сердце забилось. Помнится, во время встречи с Грейстоуном именно в этот момент переговоров она задумалась о том, чтобы воспользоваться своими женскими чарами. Но, к счастью, хотя Уайт и продолжал с вожделением поглядывать на неё, он, похоже, был всецело поглощен темой денег.

Уайт сел.

— За подобную работу я взял бы тысячу фунтов — авансом.

Эвелин тоже опустилась на стул, вобрав в легкие больше воздуха. Но на эти переговоры она пришла подготовленной. Она положила на стол свою расшитую бусинами черную бархатную сумочку и открыла её. Потом отдернула клочок ткани и развернула серьги с сапфирово-бриллиантовыми подвесками.

У Эвелин осталось так мало того, что можно было предложить для заключения сделки! У неё сохранились лишь подходящие к серьгам сапфировое колье и сапфировое кольцо, а ещё жемчуг, камея и изумительной красоты обручальное кольцо с бриллиантом.

Глаза Уайта округлились, и он схватил серьги, жадно рассматривая их. Эвелин вздрогнула, когда контрабандист попробовал одну из серег на зуб.

— Что ещё у вас для меня есть?

Эвелин задохнулась от возмущения:

— Эти серьги с подвесками дорого стоят!

— Они явно не обошлись вам в тысячу фунтов. Сомневаюсь, что вы заплатили за них хотя бы пенни. — Он ухмыльнулся, и его черный зуб заставил Эвелин отвести взгляд.

Этот тип был абсолютно прав, хотя и груб — эти серьги не стоили ей ни пенни.

— Их подарил мой любимый муж, — прошептала она.

— А теперь у вас не лучшие времена. Ну да, я слышал, все вокруг слышали. Выходит, он явно оставил вам что-то ценное в том сундуке во Франции. Но если вы хотите получить это, вам нужно заплатить гораздо больше, чем стоят эти серьги.

Эвелин хотелось плакать. Она вытащила из сумочки подходящее к серьгам кольцо и положила его рядом на стол. Это был сапфир в пять каратов, окаймленный бриллиантами.

Уайт схватил украшения, сунул их в носовой платок и запихнул в задний карман брюк. Потом встал и улыбнулся:

— Я вернусь через неделю-другую. Тогда-то мы и сможем продолжить разговор.

Эвелин подскочила на месте:

— Постойте-ка, мистер Уайт, я рассчитываю на то, что вы отправитесь во Францию прямо сейчас!

Но контрабандист невозмутимо направился к выходу. На полпути он обернулся и усмехнулся, потом шутливо отдал ей честь, махнув пальцем у виска. Не веря своим глазам, Эвелин схватилась за стол, а Уайт между тем не спеша пробрался сквозь толпу и скрылся в дверном проеме.

Он уходил — с её драгоценностями! Эвелин промчалась через общую комнату, в ужасе осознавая смысл произошедшего: она только что отдала свои сапфиры незнакомцу, не заслуживающему доверия, очень неблагонадежному незнакомцу. Увы, когда Эвелин добежала до парадной двери трактира, Эд Уайт уже вскочил на коня и ускакал прочь.

Эвелин в бессилии сползла по дверному косяку. Неужели этот тип только что украл её драгоценности? Или он на самом деле собирается вернуться и планирует отправиться во Францию вместе с ней? О, она так не думала!

И вдруг Эвелин осознала, какой необычайно наивной она была, заплатив этому типу авансом. Одно дело — заплатить заранее Грейстоуну за то, что он вывез её из Франции, в конце концов, она уже была на борту его судна! И Эвелин по-прежнему доверяла Грейстоуну: даже если он поцеловал её, отверг её и ушел от неё, на него можно было положиться настолько, чтобы заплатить авансом, ведь он был, по рождению и по натуре, истинным джентльменом. Он никогда не обокрал бы её — он выполнил бы свою миссию. Но Уайт был контрабандистом, бандитом, а теперь ещё и проклятым вором.